Печаль торжественной ошибки

№ 2022 / 41, 28.10.2022, автор: Александр РЯЗАНЦЕВ

Осень – время подлинного творчества. В этом легко может убедиться любой, кто сейчас приехал на Форум молодых писателей России, более известный как «Липки». Писатели приезжают со всей страны для того, чтобы учиться, участвовать в семинарах, знакомиться и общаться друг с другом. И невольно встретить призраков из прошлого.

Один из таких призраков – молодой поэт Леонид Шевченко. Он участвовал в самых первых Липках в 2001 году, где, как пишет Татьяна Бек в предисловии к книге поэта «Степень родства», «снискал там заслуженный восторг мастеров и сверстников». А уже через год он таинственно погиб: возвращался с концерта Вячеслава Бутусова, собираясь дать об этом материал в свежий номер газеты, в которой служил, и пропал. Нашли его уже на следующий день. Мёртвым.

Лежать в одной с тобой могиле,

в степи, пернатый слушать крик

и знать, что нас уже забыли

и наших не читают книг.

Создаётся ощущение, что Леонид Шевченко что-то чувствовал. И боялся, что умрёт и его забудут. Как показывает практика, боялся напрасно. Прошло двадцать лет. Пятьдесят лет со дня рождения Леонида Шевченко. Двадцать лет со дня его гибели. И двадцать один год с приезда Шевченко на Липки, которые помнят его голос. Он звучит как в осенних липкинских лесах, так и на страницах поэтических сборников – так, достаточно открыть новую книгу стихов Леонида Шевченко, составленную поэтом Борисом Кутенковым, «Забвению в лицо». В ней собраны избранные стихотворения автора, разбитые на четыре раздела, а также статьи Елены Ластовиной, Марины Кудимовой и Татьяны Бек, которые помогают узнать не только внутренний мир слишком рано ушедшего от нас поэта, но и познакомиться с его жизнью, лихой, полной вина, мрака, страха и снов.

И в кровавом снегу, где лежали

люди, как трупы, и трупы, как люди,

продолжали распускаться

розы, гладиолусы, пионы.

Торжество классики – и вся жизнь.

Любопытно,

какие цветы для меня распустились?

В стихах Леонида Шевченко чувствуется неизбежность скорой смерти их автора. И это не красивая поза, не самовнушение, не намеренный поэтический приём – это какое-то жуткое, тёмное знание, от которого автор пытается скрыться самым правильным способом: он пишет об этом знании. Пытается вышибить клин клином. Заглушить страх учёбой, работой в библиотеке и газете, вином – но стоило Леониду Шевченко отвлечься от своего внутреннего мира и посмотреть на окружающую жизнь, как знакомые образы, переживания, опасения возвращались: большинство своих стихов автор написал в девяностые годы, времена такие же лихие и беспокойные, каким был и сам Леонид Шевченко. Потому клин вышибает клин, но лишь для того, чтобы в сердце вонзился новый клин. Что остаётся делать? Вышибить и его – стихотворением:

Через войну и дым окраин

бежал прокуренный вагон.

Я вечностью тяжёлой ранен

и лёгким мигом утомлён.

Мне хочется к тебе прорваться

сквозь пепел солнца моего,

с любимыми не расставайтесь

и не прощайте ничего.

Когда за окнами – деревни

и гибель новая в окне,

вдвойне становишься смиренней

или восторженней вдвойне.

За мною опытная травля,

колёс невыносимый стук.

Я знаю – никакая правда

не стоит боли и разлук,

твоих невозвратимых рук.

Так станем облаком и криком,

травою, каплей дождевой,

стихотворением великим,

травою, каплей дождевой,

так станем светом или тьмой!

 

А если этот день продлится?

А если что-нибудь случится?

А если что-нибудь случится

с травою, с каплей дождевой?

 

Змея, счастливая подкова,

и тот прокуренный вагон –

сон для поэта Кочеткова,

последний, предпоследний сон.

Да, это конец девяностых годов. В стихах Леонида Шевченко часто поднимаются темы смерти, тоски, войны. Но какой войны – в локальном или глобальном смысле? Кажется, что в глобальном. Идея зарождается на высшем, до конца неизвестном нам уровне. А потом падает с небес, идёт, словно дождь, и напитывает землю. И всходы её – войны локальные, самые что ни есть материальные. Войны отрезвляющие. Погружающие душу во мрак и долгий, глубокий сон:

Какой-то сон не очень длинный,

где все мужчины в пиджаках,

а девушки с фиалками в руках.

Вот что осталось от любимой:

безделица, пустышка, прах.

 

И я проснулся до рассвета,

а мог погибнуть и сгореть!

Я закурил. И сигарета

была безвкусная, как смерть

второстепенного поэта.

 

Тогда я опускаю руки,

не помня волосы твои.

Вот метафизика разлуки

и философия любви,

виолончели прошлой звуки.

 

Мужчинам – крепкие напитки,

а сестрам – ландыши весной.

Я не сдержу своей улыбки

угрюмый, обреченный, злой.

Но раздели и ты со мной

печаль торжественной ошибки.

Леонид Шевченко ушёл слишком рано. Преждевременно. Его смерть как раз и вызывает ту самую печаль торжественной ошибки, когда понимаешь, что автор унёс с собой в землю много новых строк и слов, которые никто из нас уже не прочитает. Когда автор сказал всё что мог и ушёл, это кажется тоже печальным, но по крайней мере понятным. Когда же уходят из жизни молодые, талантливые авторы, невольно возникает вопрос: зачем им даётся дар сочинять хорошие стихи, но так мало времени на то, чтобы доверить их бумаге?

Доживи Леонид Шевченко до сегодняшних Липок, уверен, у него в запасе было бы уже десяток книг прозы и поэтических сборников. Интерес к Средневековью и старинным литературным персонажам, тяга ко мраку и ощущение приближающейся, слишком несвоевременной смерти, очевидное умение работать в различных стихотворных жанрах, любовь к мистике и здоровое чувство ритма – всё это признаки интересных, самобытных, зрелых стихов. Потому составители книжной серии «Поэты литературных чтений «Они ушли, они остались» делают созидательную для сохранения нашей словесности работу, продолжают нести слова тех, кого уже с нами нет, возвращают к ним читательский интерес и просто рассказывают – вот, был такой поэт Леонид Шевченко, почитайте его и о нём. А лучше вместе с ним, с его призраком – в липкинских лесах, в окружении жёлтой листвы и рыжеватого света от фонарей, посреди настоящих русских пейзажей, навевающих мысли о жизни, а порой и о смерти. Последнее вызывает печаль. Печаль торжественной ошибки.