Разве можно без врагов?

Размышления о сегодняшнем удмуртском романе

Рубрика в газете: Мы- один мир, № 2021 / 11, 25.03.2021, автор: Виктор ШИБАНОВ (г. ИЖЕВСК)

В удмуртской литературе за последние пять лет появилось семь романов, четыре из них вышли отдельными книгами, другие – в республиканских журналах. Семь – даже многовато, если учесть, что серьёзных прозаиков у нас лишь около одного десятка. Причиной тому, как мне кажется, своеобразный вызов так называемому клиповому мышлению читателей, которых и так осталось не много. Возможно, этот «шум» предвещает какое-то долгое затишье. Так как львиная доля этих романов не будет переведена на русский язык (и не только из-за объёма), кратко остановимся на проблемно-тематическом уровне этих произведений.
Я, чуть больше трёх лет назад в своём обзоре текущей удмуртской литературы (№17/2017) практически ничего не сказал о романе, для меня этот жанр тогда был на периферии. Находился под сильным впечатлением позиции Генриха Перевозчикова, автора тетралогии, дилогии, и дюжины повестей, который и делом, и словом показал, что хорошая повесть может быть намного сильнее добротного романа. И сейчас моё отношение к удмуртскому роману весьма противоречивое, но, возможно, это обусловлено моим углом зрения на происходящие явления.
Романы Сергея Матвеева имеют экспериментальный характер, они ориентированы на западные образцы, жанр произведений обозначается автором то как роман-болтовня (1995), то как роман-бред (2005), есть даже роман – времена года (2015). Последняя книга «Нылкышно саюлын» (На фоне женщины, 2020) названа романом-монисто. Этот текст состоит из семи глав (по принципу радуги: «Красный», «Оранжевый», «Жёлтый» и т.д.), каждая из семи глав делится ещё на три части, в них раскрываются оттенки основных цветов. Как ни странно, эпитетов и цветовых обозначений в тексте крайне мало, и это сознательный приём. Герой «я» романа С. Матвеева раскрывает различные психологические грани своего отношения к женщине (матери, жене, любовнице, девчонкам из детства и молодости, случайной незнакомке, покойнице и т.д.). В повествовании принципиально отсутствует конфликт с антагонистом, характерный для традиционного романа. О творческой учёбе у Ромена Гари читатель вряд ли догадался бы, если повествователь не подчеркнул об этом в одном из сюжетов.
Героиня романа Марии Векшиной «Оӵ кар/Оч кар» (Город Иж/Вопреки, 2018) молодая Марго на протяжении всего повествования мучается над тем, каким образом завершить ей текст создающегося романа. Действие происходит в «параллельном» Ижевске, а чтобы у читателя не было раздражения по поводу неправильного изображения города, осуществляется временной сдвиг в будущее, в район 2080-х годов, хотя техногенный мир остаётся на уровне 2010-х. Население Ижа разделено на две половины – рабочих завода и писателей, между ними огромная река с прудом. Ирония по отношению к писательской братии создаёт весь эмоциональный тон произведения. Главным героям (Марго, Янды, Донды) суждено быть на стыке этих двух миров, каждому в определённой мере. Итак, Марго не знает, как завершить свою книгу, вспоминает, чему её учили в молодости: «Мне сказали, что в произведении обязательно должен быть антагонист». Но не слишком ли это просто – найти или создать врага, победить его (ещё занятнее: погибнуть в борьбе с ним) и создать эффект финала, призывает задуматься М.Векшина.
Римма Игнатьева в романе «Игнаш сайкемын» (В починке Игнаша, 2020) показала сложный, во многом трагический путь центрального героя Игнаша, своеобразного крестьянского мудреца. Основные действия разворачиваются в 1870–1920-е годы. Довольно быстрое «превращение» нищих молодожёнов – сироты Уляны и рекрута-беглеца Игнаша – в маститых богачей-кулаков могло бы не смущать читателя, если на их фоне другие крестьяне не продолжали бедствовать. Возможно, Р.Игнатьева хотела сказать, что регламентирующий жизнь удмуртов кенеш (сход) к 1880-м годам потерял свою положительную роль. Главные беды Игнаша, его сыновей и внуков – от соседа Подуз Ильи (также показаны судьбы трёх поколений). Подузовы поджигают дом Игнаша, убивают его сына Васьлея, они же повинны в смерти и несчастьях других его близких. В деревне не могут не знать или догадываться о причинах. Но Игнаш никак не хочет признать в соседской семье своего врага и искренне верит в дух соперничества. Зато Подузовы на глубинном, «генном» уровне ненавидят Игнатьевых, в финале романа младший из отпрысков Подуз Илья толкает уже слепого старика Игнаша в колодец с чувством выполненного долга.

Итак, перед нами две философии существования – «жить в борьбе с врагом» (Подузовы) и «жить в соперничестве» (Игнатьевы). Для меня принципиально, что восходят они к индоевропейской и уральской космогонии, созданию миров. Разве каждый человек не создаёт свой мир в процессе своей деятельности? Более того, каждый день является своеобразным творением сущего. Учёные-исследователи (Вяч. Вс. Иванов, В.Н. Топоров и др.), реконструировавшие индоевропейский миф о сотворении мира, показали, что в его основе лежит борьба демиурга с врагом-змеем, расчленение его тела на части и создание при этом элементов космоса и мира. Прауральская космология – это ныряние двух водоплавающих птиц и доставание земли, состязание между ними, в результате которого появляется клочок земли и разрастается до суши (В.Напольских, Е.Хелимский, Я.Гуйя и др.). Не вызывает сомнения, что древние стереотипы до сих пор продолжают оказывать влияние на характер людей и народов. Р.Игнатьева даёт знать, что столетие назад значительно успешней была идея поиска врага и его уничтожения. Я уверен, что данная идея будет господствовать и в нашем столетии, прауральская философия соперничества обречена на провал, как показала в своём произведении Римма Игнатьева. Чем спокойней и благополучней жизнь, тем актуальнее нужда в поиске и создании врага.
Отголоски прауральской философии можно обнаружить и в романе Дарали Лёли «Зорнамер но Занна» (Зорнамер и Занна; вторая половина текста сейчас печатается в журнале «Кенеш»). Занна и её шестнадцатилетняя сестра Зорнамер по-своему «создают свои миры», что отнюдь не сводится к поиску богатого красавца и счастливому замужеству. Феминизация древнего космогонического мифа примечательна. Традиционная удмуртская деревня с её обычаями выведена колористично, зримо. Текст нацелен на экранизацию, и это характерно для всей прозы Дарали Лёли (напомним, её фильм «Узы-боры» (Ягода-малина) только среди испаноязычных потребителей набрал 27 миллионов просмотров). Дарали Лёли в художественной форме спорит с предшественниками, излишне актуализировавшими в дореволюционной деревне антагонистический аспект.
Исторические романы об эпохе падения Казани написали Леонид Кривошеев и Пётр Захаров. Так как трилогия П. Захарова «Камит» (Камит, имя главного героя) только начинает печататься в журнале «Инвожо», кратко ограничусь следующим: текст написан в духе магического реализма, а главную идею можно выразить словами Л.Гумилёва о финно-уграх: «Многосторонность хозяйства давала уграм большую независимость от климатических воздействий, чем специализированное хозяйство тюрков. Возможно, было и большое накопление продуктов, благодаря чему часть мужчин могла всецело посвятить себя подготовке к войне». Л.Кривошеев в свой романный текст «Удмуртъёс. Дауръёс пыр» (Удмурты. Сквозь века, 2020) включает обширные исторические и хозяйственно-этнографические данные, ссылается на многочисленные источники, но к исследованиям татарских учёных, к сожалению, обращается редко. Художественный интерес представляет изображение эпохи 1490–1550-х годов и образ молодого Бекташа (имеется исторический прототип), ставший ординарцем Шаха-Али и попадающий в различные перипетии, связанные с историческим выбором удмуртов: или Казань, или Москва. У меня, как читателя, много претензий к данному произведению ещё и потому, что в финно-угорской прозе я больше ценю такой тип исторического повествования, каким является, например, роман Арво Валтона «Пути сходятся в вечности». В центре внимания эстонского писателя неординарное противостояние монгольского завоевателя Тимуджина и китайского философа Чан Чуня. Да, рушатся империи и исчезают народы, но всё это образует лишь фон, на котором развёртывается прауральский миф о глубинном соперничестве двух героев. Да герои не являются финно-уграми, но самобытность авторской позиции отрицать сложно.
Основные действия в романе Лии Малых «Усьты синъёстэ» (Открой глаза, 2020; в рукописи) разворачиваются в 1980-2000-е годы, хотя автор охватывает почти весь ХХ век. Перед нами повествование сентиментального характера, поэтому главную героиню вполне можно назвать «бедной Таней». Все социально-экономические перемены и катаклизмы остаются на глубоком заднем плане. Они, как и события периода коллективизации, войны и т.д. вкраплены лишь для усиления сентиментальности. Старшеклассница Таня влюбляется в парня, призванного на службу, но мама героини не признаёт будущего зятя и прогоняет дочь. Героиня устраивается в городе, сразу же после родов отказывается от дочери, якобы из-за своей болезни, но спохватывается поздно – малютку Елену успевают удочерить другие. На протяжении романа Таня ищет свою дочь, попадает в больницу и не знает (зато знает читатель), что за ней ухаживает именно её Елена. Финал открыт, сможет ли Татьяна ещё «открыть глаза» в больничной палате, не ясно. Л. Малых, выбирающая такой сентиментальный путь повествования, старается убедить, что «жизнь духа может доминировать над жизнью социума» (Г.Л. Нефагина).
Таким образом, сегодняшний удмуртский роман интересен тем, что в нём, так или иначе, ощущается след прауральского мировосприятия, пускай он предстаёт даже в виде осколков. Но всё же хочется органичного финно-угорского повествования в духе вышеназванного романа Арво Валтона. Может, это сделают Ульфат Бадретдинов или Елена Миннигараева, которые сейчас тоже работают над своими романами и скоро представят их на суд читателя?
В феврале 2020 года на семинаре удмуртской творческой молодёжи Роману Сенчину, присутствовавшему тогда в Ижевске, задали вопрос: как необходимо писать романы, чтобы они вызвали интерес у российского читателя? Он ответил, что не надо бояться больших проблем и больших конфликтов. Но если писатель не нацелен на поиск антагонистов и призывает к мирному соперничеству, то тогда как? Видимо, лишь надеяться на понимание узкого круга носителей языка.