Семена цветов-многолеток

Рубрика в газете: Рассказ, № 2023 / 32, 18.08.2023, автор: Ольга ИЖЕНЯКОВА

В пробке на невыносимой жаре мне предстояло стоять около часа. Центр Москвы, гул, смог и палящее солнце действовали угнетающе. Не привыкшая терять времени даром, я решила позвонить на родину. Далеко, за две тысячи с гаком километров есть люди и места, которые меня помнят. Самое время поговорить…

При наборе до боли знакомого номера ещё стационарного телефона – некоторые номера не сохраняю в смартфоне, знаю наизусть, – я отвлеклась и последнюю цифру перепутала. Одна цифра – а за ней целая история.

– Здравствуйте…

В трубке молчание, а затем:

– Ну здрасьте, коли не шутите.

– Не шучу.

– Вы, видать, милая барышня, ошиблись.

Сердце тревожно забилось.

– А с чего вы взяли, что я ошиблась?

– Мне по этому номеру звонят только с собеса и иногда с почты. Да на девятое мая ещё с администрации. Для родни есть наладонник, как его там, сотовый телефон… сроднички меня звонками-то шибко не балуют. Раз в месяц – и хвать, нечего привыкать к хорошему.

По голосу вроде узнаю, но не могу припомнить…

– Я вас тоже.

Неловкая пауза, я решила представиться первой и услышала:

– А-а, Ольгуня, надо же! Позвонить решила да ошиблась, однако, у твоей тётки ноль на конце, у меня семерка!

– Тёть Зоя, вы что ли?

– Она самая! Сколько лет я тебя не видала, десять, однако.

– Семнадцать.

– Да, стало быть, семнадцать, у тебя ещё была дублёнка зелёная длиннющая, как ты в ней ходила-то.

– Давно было.

– Ой, не говори. А я тебя, между прочим, помню, как ещё с роддома везли. У нас тогда пристроя не было – крылечко прямо на ваш двор выходило. Погоди, в каком году это было? Семьдесят втором, однако.

– Семьдесят пятом.

– Ах, да, точно в семьдесят пятом, мне как раз тридцать исполнилось, и я после вторых родов раздобрела, из сорок восьмого сразу в пятьдесят четвертый перешла. Ну а потом схудла обратно, сейчас снова сорок восьмой.

– Как интересно…

– А, что интересного-то? Жизнь прошла как-то быстро. Тебя вон вчера в люльке катали, а сегодня ты из Москвы звонишь.

– А как это в люльке катали, может, качали?

– Нет, катали, мотоцикл такой был «Иж-Планета» с люлькой, в ём и катали, ну, как обычно, мужик на мотоцикле, в люльке баба с ребёнком.

– А разве колясок не было?

– Коляску тебе к осени привезли, с родины мамы, но она тогда была уже без надобности, в октябре снег выпал. А на следующий год ты уже пешком вовсю ходила. Зато потом твою коляску другие внуки бабы Мани истаскали, а там пацаны одни. Возили их в красной коляске, пока не угрохали по нашим деревянным тротуарам.

– Ну да, у бабушки было девять детей, а потом вдруг у всех внуки пошли.

– Вообще-то десять, старшая Надежда умерла в младенчестве. И тебя тоже хотели так назвать, но твоя мать воспротивилась.

– А сейчас в нашем доме кто-нибудь живёт?

– Нет… лет десять уже. Родственники грядки сажают, да траву выкашивают, а изба пустая стоит. И баня пустует. Хорошо, хоть амбарный замок повесили, а то в иной раз пурга или буран, бывало, откроют двери и такой гул стоит, аж страшно… Со стороны улицы даже ставни заколочены.

– Тёть Зоя, а берёза со стороны теплотрассы растёт?

Почему-то сердце замирает. Вспоминается тоненький прутик берёзы, малинник, качели. Собеседница продолжает:

– Растёт, куда ж ей деваться, огромная такая, распласталась во всю ширь. Её ваш дед посадил, когда кто-то из внуков родился…погоди, дай вспомнить, кажись, тот, который потом Чечню прошёл, то ли семьдесят восьмой год был, то ли ещё семьдесят седьмой…

– У меня два брата Чечню прошли.

– Да и ведь вернулись, как ни в чём не бывало, – я думаю, ваша бабка слово знала. Я ведь хорошо помню, как из роддома её внуков привозили, она сразу мужиков всех в баню выгоняла, чтобы никто при ребёнке не удумал материться. Окна плотными занавесочками затыкала, дверь закрывала изнутри и купала самолично ребёнка при свече, молитвы, стало быть, шептала.

– Не знаю, может и так.

– Она ведь не из наших, из Смоленска была, и говор не наш. А характер-то какой ядрёный, сибирячки помягче будут. И одевалась по-другому.

– Вы с ней дружили?

– Нет, куда там. Она всё время была занята домом, семьёй, в партии не состояла, как какие собрания – так у неё всегда уважительная причина для пропуска, а на работе всегда только по делу говорила, ничего лишнего. Она и умерла тихо, как жила… погоди, в каком году?

– Девяносто девятом.

– Точно. О, вспомнила. Ты, Ольгуня, если не трудно, вышли мне семена цветов-многолеток, таких, чтобы при наших температурах не пропадали и чтобы сразу после снега зацветали, как на могиле у бабушки твоей сначала жёлтые, потом белые и фиолетовые. Я такие же себе на могилу хочу.

– Тёть Зой, рано вам про могилу думать…

Вдруг отчётливо вспомнилось, что вот эта самая тётя Зоя всю жизнь подражала бабушке, и платки повязывала также, и пальто шила, и даже брошку в сельмаге купила такую же.

– Хорошо тёть Зоя.

– Адрес-то знаешь? Хотя, что это я у тебя спрашиваю. Он ведь шестьдесят четыре года один и тот же. Ну, теперь я покойна, раз ты обещала, стало быть, слово сдержишь, я ведь всех ваших знаю… а у тётки твоей номер заканчивается на ноль, но ты ей вечером звони, она сейчас на огороде пластается.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *