Я БЫ ПРОГОЛОСОВАЛ ЗА АЛЕШКОВСКОГО…
Рубрика в газете: В огне критики, № 2021 / 43, 17.11.2021, автор: Александр АНДРЮШКИН (г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ)
Приближается объявление победителя премии «Большая книга» (декабрь 2021 г.), однако писать об этом – как и вообще на серьёзные литературные темы – тяжело в тех условиях, когда «Литературную Россию» грубо выселяют из давно занимаемых ею помещений, и не нашлось в стране никого, кто бы смог выручить газету. Однако жизнь продолжается, писать о литературе надо, потому постараемся на время забыть об этой беде и взглянем – в связи с «Большой книгой» – на литературные итоги года.
Мне кажется, одним из самых заметных событий стало появление книги Петра Алешковского «Секретики» – хотя произведение это не вошло в число финалистов премии, оставшись в её «длинном списке». Фаворитами же «Большой книги» считаются Михаил Гиголашвили с «Кокой» и (наиболее вероятный победитель) Виктор Ремизов с антисталинским романом «Вечная мерзлота».
Последнюю книгу автор этих строк прочёл, и она показалась мне румяным пирожком, но с тухлой начинкой, пробовать которую я никому не советую. Писать об этом романе всерьёз я не могу, хотя, судя по всему, уже образовался консенсус вокруг его победы, и «околопремиальные круги» даже подтянули такую тяжёлую артиллерию как Ирина Роднянская, которая в августовском номере «Знамени» разместила длиннейшую медоточивую статью о романе: «Энциклопедия насилия – азбука человечности». Название статьи кажется претенциозно-нелепым (не исключена в нём скрытая издёвка по отношению к Ремизову), а всё её содержание сводится к нарочито подробному пересказу этого пустейшего романа.
Почему попала в список финалистов книга Ремизова, а не Алешковского? На премиальных церемониях нередко говорят о «досадной оплошности» или о том, что премия – это «лотерея и игра», и не хотите – не участвуйте…
Однако мне кажется, что дело не в «лотерее», а в том, что премии – это отчасти инструмент продаж, причём таких, в которых качество товара почему-то имеет преимущество перед его разновидностью. Например, вы пришли в магазин, чтобы купить ножик, а вам говорят, что ножики у них – плохого качества, но есть великолепные молотки. И вы приобретаете молоток, хотя он вам совершенно не требовался (у вас уже есть точно такой же, хотя и другого цвета).
Книга Алешковского – это как раз нужный вам товар, рекламу которого вы в связи с финалом «Большой книги» не услышите… «Секретики» – это не просто механические воспоминания о школьных годах, это – своеобразный манифест поколения, такое произведение, в котором почему-то сошлось сразу несколько энергий. Так бывает с зачатием ребёнка: оно может случиться в этом году, может – в следующем, а может не произойти никогда.
Судя по датировке в конце книги, Алешковский «вынашивал» её четыре года (2016-2020); тому предшествовала форменная травля, развернувшаяся после присуждения ему «Букера» за роман «Крепость» (об этой травле скажу чуть позже), но в итоге Алешковский, что называется, «собрался» и вложил в «Секретики» все свои творческие возможности.
Быть может, с течением времени восторги мои поуменьшатся, но сейчас я должен признать: книга произвела на меня впечатление столь сильное, что я склонен поставить её в ряд с лучшими произведениями русской литературы в этом жанре: с «Семейной хроникой» Аксакова и с «Пошехонской стариной» Салтыкова-Щедрина, с книгами о юности Горького и Паустовского.
А вот, на мой взгляд, книги о юности неудачные: Лев Толстой, «Детство – Отрочество – Юность»; Набоков, «Другие берега»: книга о юности в России, но написана под гнётом западной цензуры и предназначена западному читателю (уже позднее переведена автором на русский); Лимонов, «У нас была великая эпоха»: многословные и утомительные воспоминания о школьных годах, причём автор сам так и не разобрался, что же он хотел сказать… К неудачам в этом жанре, увы, приходится отнести и появившуюся уже после «Секретиков» книгу Юрия Полякова «Совдетство» (роман о задержке в развитии, которую автор выдаёт за свою «творческую жилку»). Поляков, видимо, приготовил «Совдетство» для побед-лауреатств в следующем «премиальном сезоне» (и, возможно, он стяжает эти премии), но книга, повторюсь, показалась мне серой и безликой даже на фоне его собственных произведений.
Итак, «Секретики»… Подтвердить цитатами мою оценку книги Алешковского как «манифеста поколения» весьма трудно. Вроде бы речь идёт о вещах специфических именно для этой семьи: подробно описаны папа и мама, дедушки и бабушки с обеих сторон и – конечно! – знаменитый дядя Юз Алешковский, на которого явно опирался писатель в своих первых успехах. Но есть большой вопрос: а на чём, собственно, основана громкая знаменитость самого Юза Алешковского? Неужели на одной только его фразе «Товарищ Сталин, вы большой учёный»?
Влияния дяди Алешковский не отрицает, но признаёт он и другие, более сильные воздействия, например, вот как он объясняет свой отказ заниматься музыкой: «жизнь во дворе я бы не променял ни на что на свете!». Даже восклицательный знак поставил, не многоточие… Не скрывает он и свою и своих друзей раннюю приверженность к выпивке (не забывая подчеркнуть, что пристрастие было к крепкому вину, но не к водке). Конечно, книга Алешковского не лишена либеральных «прибамбасов», нужных хотя бы для того, чтобы эта среда его воспринимала как «своего». Например, Алешковский описывает поездки с родителями в Крым в детстве, а потом спохватывается: он же – признанный писатель на Западе! Значит, требуется внести ясность. И вот в книге читаем о Крыме уже конца 1990-х:
«Дым и жирные запахи еды заглушали здоровый йодистый аромат моря. Тишину южной ночи оскорбляла назойливая музыка. Только плещущееся вдалеке под набережной море было прежним, как и звёзды над ним, яркие, южные. Ехать на отдых в такой Крым, ещё и ставший снова “нашим”, мне совершенно не хочется».
Итак, даже и в украинский Крым, может, поехал бы, но в «наш» – ему точно не хочется. Два-три таких пассажа – и слащавые рецензии обеспечены, например, вот как расхваливала «Секретики» некая Лидия Маслова в «Известиях»: «…уютная интонация внимательного, доброжелательного и благодарного разглядывания всего, что с тобой произошло когда-то…», «очень умиротворяющее и успокоительное чтение, согревающее, как плюшевый плед и чашка липового чая».
В доказательство стилистического мастерства рецензент из «Известий» привела парочку неудачных пассажей из книги (не понимая, что это штампы): «Самые ранние картинки похожи на слайды, поочерёдно вставляемые в проектор…», «запахи, цвета, прикосновения, вдруг оживающие в кончиках пальцев, жемчужные узоры на мокрой утренней паутине, показанные тебе отцом…» (две последние цитаты принадлежат перу Алешковского, а не Л. Масловой).
Увы, а мне кажется, что «жемчужные узоры на утренней паутине» – не самое лучшее, что может быть показано для эстетического воспитания ребёнка… Напомню, за предыдущий роман «Крепость» (2015) Алешковский получил «Русского Букера», но сразу же в этом романе было обнаружено большое количество нелепиц и глупых красивостей, которые разлетелись на цитаты. Критиковали и сюжет «Крепости», вот что писал, например, критик Сергей Волков на сайте «Гильдии словесников»:
«Неправдоподобный сюжет. Просто до обидного детскосадовски сделанный.
Сочинённые ходульные взаимоотношения людей. Сшитое белыми нитками и уже набившее оскомину соединение двух планов – современности и истории с Мамаем, Тохтамышем, Тимуром… Причём путешествует герой из мира реальности в мир вымысла, выпив наркотической травки… И самое тяжёлое – это язык. Автору так нравится писать, что он пишет обо всём страшно избыточно… И получается местами неточно («сложенная в трубку газета»), местами незапланированно смешно – от чрезмерности («Слеза, сочившаяся из-под воспалённых век, попав на конец сигареты, шипела и фыркала, как кошка, получившая щелбан по носу, а трескучая искра, соскочив с сигаретного кончика, норовила впиявиться в штаны и добраться, прожигая в слежавшейся вате тлеющую змеиную дорожку, до интимной глубины и жестоко укусить ещё не отмершие вконец тайные уды страдальца»)».
Вот на эту последнюю цитату (про «тайные уды») многие и набросились, буквально растерзав Алешковского. Комментариев в интернете было не счесть, в том числе, и со стороны признанных писателей, чьи имена я не буду приводить, дабы не «сеять рознь». Алешковский, казалось, вот-вот превзойдёт даже легендарного Хвостова в номинации «графоман всех времён и народов»… За что же так его?
Заканчивается книга «Секретики» трагедией: описанием самоубийства его отца. Марк Алешковский покончил с собой как раз в год окончания сыном школы, за месяц до его поступления в вуз, на исторический факультет. Эта беда, конечно, по-особому окрасила и книгу о детских годах (в целом всё-таки светлую и даже весёлую), да, собственно, и жизнь писателя.
Но автора этой статьи данный сюжет навёл вот на какие мысли. Возможно, есть две разновидности самоубийства. Одна – это продолжение борьбы, когда уходящий из жизни как бы говорит: я себя убиваю, но тем самым я выношу приговор вам, моим врагам. И вторая, «самоубийство-согласие»: вы добились своего, и я ухожу.
К какому типу относится самоубийство отца Алешковского – пусть читатель решает сам. Но я хочу подчеркнуть: сюжеты в «Секретиках» изложены непростые, ведь не только родители автора, но, как уже отмечено, и деды, и бабки принадлежали к интеллигенции, к научной элите. Дед Алешковского по матери был искусствоведом-сталинистом (в своё время наделала шума и была переведена на иностранные языки его статья «Советское искусство славит великого Сталина») и сумел защитить докторскую диссертацию лишь после того, как пожаловался аж в ЦК КПСС. Деда Алешковского – парадоксально! – чуть не затравили сторонники авангардизма, которые (как показывает Алешковский) десятилетиями выдавали себя за «гонимых», но именно они многое определяли в советском искусстве.
Не менее запутанной была научная карьера отца Алешковского, который был связан и с известным академиком Борисом Рыбаковым, и с не менее известным ленинградским учёным Михаилом Артамоновым – автором классической монографии о Хазарском каганате.
Одним словом, книга Алешковского «Секретики» – далеко не только об играх школьных лет, она даёт весьма серьёзный срез всей позднесоветской эпохи. Это очень «взрослое», зрелое произведение, быть может, именно поэтому оно почти сразу «вылетело» из числа финалистов «Большой книги». Для подобных литературных премий, видимо, нужно что-нибудь попроще.
В чемпионате СССР по футболу был приз Гроза авторитетов для команд, успешно выступивших с лидерами, сейчас в литературе полный катарсис, нет уважения к мэтрам, в премиях дешевки, не соблюдается иерархия, а от этого зависит воспитание молодёжи, молодой в душе критик, боец за убеждения в почете, а тирания процветает, Сталин коллективный не дремлет, куда спускается страна?
Палубневу. Если катарсис, то это прекрасно. Ведь по определению “катарсис” это нравственное очищение.
Интересно узнать, как уважаемый автор статьи описал бы творчество писателя Алексея Поляринова?
Леопольду. «Риф» Поляринова вошёл в число финалистов «Большой книги», всех финалистов я прочёл, и об этом авторе я мог бы сказать словами какого-то французского критика 19 века. Он выразился об очередной знаменитости так: «Запомните это имя: вы его больше никогда не услышите». А что же вы, г-н Леопольд, не высказали ваше мнение о Поляринове?
Из 13 финалистов премии Большая книга (в основном одни либералы, тяжело кого-то выбрать) 8 представляют Эксмо/АСТ, также присутствуют новомировец Ремизов, Кучерская, Дмитриев и оставшиеся из НЛО. Среди них Поляринов явно не в хвосте списка, он хотя бы старается в публицистике (маленькое окошко в иностранную литературу: Исигуро, Барнс, Митчелл).
А.Андрюшкину. Мне кажется, что ваш пример некорректен. Не получилось ли так, что это имя, которое как пророчествовал критик, будет забыто, на самом деле широко известно (в кинематографе). Что касается имени критика, осталось ли оно в истории, не могу припомнить.
А.Андрюшкин, этот человек, о котором так сказали на заре его карьеры, – французский режиссер Клод Лелуш. Он всемирно известен и имеет “Оскара”. У него семеро детей, и он жив до сих пор. А вот кто предрекал ему забвение – имени его никто не помнит.
Французский критик высказался о литературном произведении Клода, а не кинематографическом! Подскажите, какие премии Лелуш получил после слов критика за свои литературные произведения? Не кажется ли Вам, что Клод Лелуш стал всемирно известным из-за подсказки того литературного критика, мол, не будет успеха у него в этом деле, и он послушался, сменил сферу деятельности и стал знаменитым. Не подскажи ему критик, так бы и остался неизвестным литератором.
Алешкину. Назовите, пожалуйста, и имя этого критика, и название художественного произведения К.Лелюша, о котом тот так неуважительно оценил. Это несомненно пробел в моих знаниях и буду счастлив его заполнить. Заранее спасибо.
Алешкину. Дословно эта фраза звучала так: “Клод Лелюш: запомните это имя, вы никогда его больше не услышите”, и сказано это было о раннем, раскритикованном фильме Лелюша “Суть человека” (1961), который режиссер уничтожил. (Он писал об этом в своей автобиографии “Баловень субьбы”, изданной и в России). Литературой Лелюш не занимался, если не считать написание сценариев. Сферу деятельности он не менял с тех пор, как отец подарил ему кинокамеру, мальчику было тогда 8 лет, а в 13 лет он получил приз за лучший дебют на Каннском фестивале.
8
Собравшись с мыслями немножко,
Порой в ударе,
Всё чаще захожу к Алёшкину.
Мне стало тошно в одинаре…
Алёшкин был всегда в поряде,
Иль что-то близкое к тому,
Скажу я больше – в шоколаде,
Но беспокойно и ему.
Могли б мы нечто замутить,
Чтоб веселее стало жить.
Пока ещё не вышли сроки,
Пока ещё не подыхать…
Как в поле ветер одинокий,
Я мог бы в стенку с ним сыграть.
стоит над горою Алёшкин, Алёшкин, Алёшкин…