Я – за русский консерватизм
Беседу вёл Геннадий ЛИТВИНЦЕВ
№ 2024 / 5, 10.02.2024, автор: Аркадий МИНАКОВ (г. Воронеж)
Аркадий Минаков – доктор исторических наук, работает в Воронеже и много лет изучает историю так называемой «русской партии» в период брежневского застоя. Лучше него вряд ли кто сейчас знает, скажем, что из себя представлял Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа (ВСХСОН) и чем во времена Брежнева и Андропова занимался будущий классик русской литературы Леонид Бородин. Сегодня профессор – наш гость.
– Аркадий Юрьевич, страна только что отметила тридцатилетнюю годовщину двух взаимосвязанных событий – падения коммунистического режима и роспуска СССР. Сдвиги просто тектонического характера. Оценки причин и последствий их противоречивы, возможно, они принадлежат будущему. Но что несомненно – эти события открыли возможность русского возрождения, возвращения русских как самобытной нации на историческую арену. Этому, несомненно, способствовало то обстоятельство, что «из-под глыб», пользуясь словом Солженицына, явились чудом сохранившиеся ростки национального самосознания, национальной мысли. Как вы, один из ведущих исследователей русского консерватизма, оцениваете степень влияния «русской идеи» на происходившее?
– Прежде чем оценивать, необходимо осознать, что после 1917 года русский консерватизм, не только как политическая сила, но и как идея, как мысль, исчез в нашей стране на долгие десятилетия. Консервативные воззрения развивались в русской эмиграции. Её деятелями была выполнена высочайшая историческая миссия: они развили и приумножили русский логос, русскую идею, хотя и творили в полном отрыве от «почвы». В самом же СССР консерватизм и консерваторы подлежали, в буквальном смысле, планомерному уничтожению. Запрещены были не только политические партии и союзы. Уничтожалась литература, периодика, русские консерваторы стали первыми жертвами красного террора и чисток, замучивались в ГУЛАГе. Огромный слой русских патриотов был истреблён полностью.
Однако в предвоенные годы патриотические настроения, элементы русского исторического нарратива, традиционной русской культуры, очень выборочно и тщательно препарированные, стали использоваться в рамках официального советского патриотизма. Тогда, в интересах военно-патриотической пропаганды Агитпроп стал эксплуатировать изуродованную марксистской трактовкой усечённую версию русской истории, коммунисты вспомнили об Александре Невском, Дмитрии Донском, Суворове и Кутузове. Но после того, как в Великой Отечественной войне патриотические настроения были использованы для достижения победы, власть сделала всё, чтобы их «притушить», поскольку боялась русского национализма. Об этом ярче всего свидетельствует так называемое «ленинградское дело» 1949 года, когда были уничтожены партийные выдвиженцы, советско-русские патриоты, поднявшиеся к власти на гребне войны. Лидером этой группировки являлся Жданов, один из ближайших соратников Сталина. Всего по «ленинградскому делу», по данным историка В. Д. Кузнечевского, пострадало около 20 тысяч человек, верхушка была уничтожена целиком – только за то, что «ленинградцы» посмели кулуарно заговорить о положении русского народа в послевоенные годы, об оскудении русского центра, о непомерных дотациях, которые РСФСР перекачивала союзным республикам. Они поставили вопрос о необходимости создания таких же государственных и других структур, какие имелись в других республиках – своего партийного ЦК, республиканской академии наук, газет, издательств… Сталин испугался, что может рухнуть вся конструкция, державшаяся на экономической и социальной дискриминации РСФСР в составе Союза. Конечно, тот вариант советского патриотизма, который использовался коммунистами накануне и в годы войны ни в коем случае не являлся собственно консервативным мировоззрением, но он был, так сказать, более «терпим» к дореволюционной русской истории, культурной традиции, то есть тех ценностей, на которые в перспективе мог опереться возрождающийся консерватизм.
– Тем не менее в пору «оттепели», в 60-е годы, послышались смелые и довольно чёткие голоса в защиту русской культуры, памятников старины, за возрождение народных традиций…
– Верно, после ХХ съезда КПСС и начавшейся после этого частичной, хотя и весьма непоследовательной, либерализации режима возникла так называемая «Русская партия» – движение очень неоднородное по своему составу и программным положениям. Несмотря на известную пестроту и противоречия между его участниками, основные задачи были едины для всех: осторожная, с оглядкой на коммунистическую идеологию, защита прав русского народа, его традиций, культуры, борьба с космополитическими влияниями. Духовными зачинателями, организаторами легального русского движения стали учёные, художники, писатели, музыканты – П. Корин, Л. Леонов, С.Т. Конёнков, И. Глазунов, Г. Свиридов, В. Солоухин, П. Барановский, академик И. Петрянов-Соколов и другие. Национал-большевистская часть «русской партии», будучи легальной и предельно лояльной, рассматривала советский исторический опыт с близких официальным позиций, но делала определённый упор не на классовое содержание политической борьбы тех лет, а на национальное. Её представители пытались сочетать советский патриотизм с интересом к некоторым аспектам истории дореволюционной России, Православной Церкви, идеям некоторых классиков консервативной мысли. Им представлялось возможной некая русификация коммунистической партии.
В 1965 году в журнале «Молодая гвардия» была опубликована программная статья «Берегите святыню нашу!», подписанная скульптором С. Конёнковым, художником П. Кориным и писателем Л. Леоновым. Авторы этого манифеста в непривычно острой для советских изданий форме поставили вопрос о сохранении памятников «национальной старины», массово подвергавшихся разгрому на всём протяжении советской истории. В духе советских ритуалов они ссылались на «многочисленные письма наших современников и патриотов с требованием остановить, пока ещё не поздно, уничтожение вещественных реликвий былого народного величия и вековой славы нашего народа». В том же 1965 г. было создано Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИК), контроль над которым, разумеется, осуществляли партийные и советские органы. Общество боролось за сохранение памятников старины, спасая их от сноса, сотрудничало с реставраторами и вело историко-просветительскую работу.
В 1968–1969 годах в составе ВООПИК на базе секции по комплексному изучению русской истории и культуры стал действовать «Русский клуб» – негласное объединение национальной интеллигенции. В этом клубе впервые за многие годы стали относительно свободно обсуждаться животрепещущие вопросы формирования русской культуры и духовности. Клуб возглавляли писатель Д. Жуков, историк и писатель С. Семанов, критики и литературоведы П. Палиевский и В. Кожинов. На его заседаниях делали доклады, посвящённые проблемам русской истории и проблемах русского этноса, историк Б. Рыбаков, писатель и этнограф Д. Балашов и др. В «Русском клубе» для многих впервые прозвучали имена выдающихся русских консервативных мыслителей: Н. Данилевского, М. Каткова, К. Леонтьева, К. Победоносцева, В. Розанова.
С начала 1970-х гг. против деятельности «Русского клуба» и журнала «Молодая гвардия» была развёрнута идеологическая травля, организованная видным партийным функционером А. Яковлевым (заместителем заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС). В 1972 г. А. Яковлев, опубликовал статью «Против антиисторизма», в которой нападал на «националистические и антисемитские» тенденции в советской культуре. Яковлев обвинял представителей «русской партии» в отходе от чётких классовых позиций, проповеди «патриархальщины», идеализации исторического прошлого России, возвеличивании роли крестьянства в русской и советской истории, в национализме и шовинизме. Однако эти обвинения не достигли цели, поскольку Брежнев и часть тогдашнего руководства КПСС не сочли нужным начинать гонения против достаточно влиятельного сегмента советской интеллигенции. Однако во второй половине 80-х гг., став ближайшим соратником М. Горбачёва, Яковлев сделал чрезвычайно много для политической дискредитации «русской партии».
В 1970-е гг. главным легальным центром «русской партии» стал журнал «Наш современник». Его ведущие авторы, писатели, поэты и публицисты В. Белов, В. Астафьев, В. Распутин, Е. Носов, Н. Рубцов, Ю. Кузнецов, В. Кожинов зачастую стояли на позициях более свободных от советского псевдоконсерватизма. В их мировоззрении ценности православия и приверженность к дореволюционной культурной традиции зачастую преобладали над советизмом.
– Движение, группировавшееся вокруг Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК), всё-таки было в основном культурно-просветительским. Деятели, задававшие тон в движении, конечно, были в целом советскими патриотами, но при этом мечтали о частичном возрождении русских традиций. Действовать они старались строго в рамках дозволенного, не обостряя отношений с властями, да и, в большинстве были лояльны советскому строю. Но ведь было и антикоммунистическое крыло «русской партии»?
– Да, легальное русское движение в своей массе было вполне конформистским, но в русском движении, действительно, существовало и право-консервативное, антикоммунистическое, нелегальное крыло. Среди его деятелей следует назвать прежде всего Игоря Огурцова, Леонида Бородина, Александра Солженицына, Игоря Шафаревича. С людьми, осмелившимися распространять произведения консерваторов-эмигрантов или публиковать свои работы в самиздате или за границей, коммунистическая власть, как правило, поступала очень жёстко – их ждали либо высылка из страны, либо остракизм, либо большие тюремные сроки. Причём Запад за «русистов», как правило, не заступался.
И всё же в конце 80-х годов в общественном и политическом ландшафте страны сформировался лагерь консерваторов-патриотов. Небольшой количественно, он состоял из весьма заметных и авторитетных фигур, решительно отмежевавшихся как от коммунистов, так и от либералов. В идейном плане наиболее видные представители этого течения – Александр Солженицын, Игорь Шафаревич, Леонид Бородин. На политическом уровне – депутаты Верховного Совета Виктор Аксючиц, Михаил Астафьев, Николай Павлов и ряд других. Они называли себя христианскими демократами, конституционными демократами, но было ясно, что они пытаются создать альтернативное политическое движение, свободное от коммунистических и либеральных программ. Естественным образом люди подобных же взглядов и настроений обратились к идеям русского консерватизма.
В конце 1980-х – начале 1990-х годов происходит настоящее историографическое чудо: произведения русских и западноевропейских консерваторов начинают издаваться массовыми тиражами. Появляются историки, политологи, философы – и их сотни, а то и тысячи, которые начинают занимаются теми или иными аспектами истории русского и западноевропейского консерватизма. И это закономерно. Социалистическая модель, социалистические идеалы были скомпрометированы как в массовом сознании, так и в сознании элит.
– Тем не менее страна в начале 90-х оказалась под влиянием не патриотических консервативных начал, а под властью идей либеральных. В 1992 году над Россией начал ставиться другой эксперимент, не менее, а зачастую и более разрушительный по своим последствиям, чем коммунистический. Начинается время Ельцина, Гайдара, Козырева…
– Действительно, либеральные ценности к тому моменту стали доминировать в дискурсе правящего слоя. И в то же время нарастала жёсткая их критика. К средине 90-х годов в сознании интеллектуального слоя, как и в сознании массовом, оказались скомпрометированными обе модели – вначале социалистическая, а затем и либеральная. И соответственно в публичное интеллектуальное, культурное и политическое пространство постепенно стала выходить идея консервативная. Идея особого пути, самобытности, суверенности русской цивилизации, то есть всё то, что было так или иначе связано с консервативной православной традицией. Надо сказать, эта тенденция с тех пор идёт по нарастающей. Я это говорю, что называется, не понаслышке, так как внимательно и системно слежу за библиографией, историографией, отслеживаю по возможности буквально каждую статью, каждую конференцию, сборник, монографию, публикации источников, которые появляются по этой теме. Некоторое замедление этого процесса в последние годы связано с тем, что пришла пора создания (говорю исключительно о науке, о научном дискурсе) обобщающих исследований. В предшествующую пору преимущественно писали об отдельных персоналиях, увлекались издательской деятельностью, переизданием источников и т.д. Теперь же в научном плане ставится задача концептуального осмысления, создания большого нарратива, больших работ. Вот и я сам занимаюсь сейчас созданием «Общей истории русского консерватизма XIX-XXI веков».
Научная работа связана множеством нитей с общей жизнью страны. Настоящий исследователь, учёный занимается чем-либо не только потому, что ему это нравится, а потому что в его тематике есть определённая потребность, общественный запрос. Бывает ещё невнятный, не высказанный, но тем не менее реально ощущаемый, так сказать, разлитый в воздухе. Эта потребность проявляется подчас и на политическом уровне.
В наши дни консервативную риторику перехватила сама власть. «Единая Россия» неоднократно заявляла о себе как о консервативной партии. Не стану говорить ничего о качестве подобного консерватизма или об искренности подобных заявлений. Тут уместно вспомнить Владислава Суркова, который как-то заявил — и эту формулу стоит запомнить: «Мы, конечно, безусловные консерваторы, хотя пока и не знаем, что это такое». Очень хорошая самохарактеристика для официального консерватизма…
Всё же после 2014 года, когда в общественных настроениях произошёл тектонический сдвиг, мы видим, что в официальной риторике появляется несколько принципиально новых моментов, ранее в ней отсутствовавших: представление о русских как о крупнейшем разделённом народе, мотивы преемственности с историческим процессом тысячелетней России, критика большевистской национальной политики (создание этнических республик), апелляция к консервативным и традиционным ценностям. Таким образом, мы видим, консервативная риторика, как и консервативные формулы, начали постоянно использоваться в текущем политическом процессе. Повторюсь: я не ставлю вопрос об искренности и качестве этих процессов, лишь фиксирую, что виден непрерывный растущий системный интерес к консервативному прошлому. С моей точки зрения, созрели все условия, чтобы современный русский консерватизм, со всеми его течениями, оттенками и нюансами начал оформляться в некий активный субъект современной русской жизни.
Беседу вёл Геннадий ЛИТВИНЦЕВ
Содержательная беседа, к теме которой следует относиться- как говорили в Древнем Риме- без гнева и пристрастия.
Консерватор Михаил Щербатов в своем труде” О повреждении нравов в России” критиковал как петровские реформы, так и свою современницу Екатерину Вторую.
Она хотя и была неравнодушна к французским просветителям, тем не менее
благоволила к дворянству-а его-“пиявок ненасытных” заклеймил Радищев в своем “Путешествии”…
При Екатерине же разразилась крестьянская война Пугачева…
И современный пассаж. Вектор развития обращения к старине/в советские годы- в беседе это верно отмечено/вёл к новой России- уже несоветской-и не к прежней/до 1917 г/; произошло “снятие” -выражаясь термином Гегеля-на другом уже уровне…