Призрак Стамбула и турецкий хюзюн

№ 2006 / 42, 23.02.2015

Книжный магазин «Москва» – одно из моих самых любимых мест в столице. Но никогда я не ходила сюда на встречу с писателями. Орхан Памук, в июне приезжавший к нам на презентацию своей книги «Стамбул. Город воспоминаний», был первым и, может быть, последним, на кого захотелось посмотреть. Для меня знаменитый турок был тогда terra incognita, хотя давно известен на весь мир своими романами «Снег», «Меня зовут Красный», «Чёрная книга», узнала о нём только благодаря скандалу по поводу его освобождения из турецкой тюрьмы – Памук один из немногих, кто призывает турок покаяться за армянский геноцид. Сейчас, правда, многие завистники называют это «преднобелевским шоу».
Встреча эта, конечна, была скучноватой. Памук тяготился всеми формальностями, и харизмы Памука-человека я не почувствовала. Вопрос я задала опять же про армян, сама писала на эту тему: мои друзья армяне – выходцы из Трабзона в третьем поколении, их предки смогли уцелеть, покинув Турцию за несколько месяцев до резни. Памук ответил мне, что турецкий народ – это турецкий народ, и мнения своего правительства большинство не разделяет. Его правоту, в сущности, подтверждает и то, что одна девочка из семьи моих друзей не успела выехать и воспитывалась потом в турецкой семье. Встретилась со своими родственниками только спустя полвека…
«Для искусства в целом Памук, – пишет критик Анна Наринская, – явление нейтральное. Такие писатели нужны для создания питательного бульона литературы. Но они никак не представляют собой её сущности. В них нет ни новизны, ни мощи». К счастью, есть и другие мнения. Например, Глеба Шульпякова, на которого Стамбул, описанный в «Чёрной книге», произвёл такое впечатление, что он поехал посмотреть город, разыскать автора и взять у него интервью, что удалось «после череды отвлекающих манёвров, ложных невстреч и конспиративных уловок».
«Мировой литературный и страноведческий бестселлер» о Стамбуле для меня стал одним из сильных впечатлений этого года. Стамбул – любимая тема Памука, родившегося здесь и прожившего почти всю жизнь. В его жизни был, конечно, не только Босфор и район Нишанташи. Сергей Есин как-то заметил, что заграница тем и хороша, что там можно всласть думать о родине. Одно время Памук жил в Америке, стажировался в Колумбийском университете, преподавал турецкий язык. Несмотря на то, что он постоянно говорит о своей раздвоенности, что Восток и Запад в нём сошлись, мне кажется, что космополитом он так и не стал. Памук слишком турок. Это видно по его ответу, когда Шульпяков спрашивает: «Шумная и пёстрая жизнь Стамбула, кажется, потому и пестра, что прикрывает некую пустоту. Как вы думаете?» Памук говорит: «Скорее, меланхолию (по- турецки «хюзюн». – В.О.). Прошлое Османской империи было торжественным и победоносным, и по сравнению с ним настоящее сильно проигрывает… Вот отсюда, наверное, и рождается ощущение печали этого города в новое время. Отсюда болезненная реакция на любую критику». Космополиту было бы небольно. Запад – для Памука не второе его «я». Скорее, лакмусовая бумажка, которая проявляет его турецкую ментальность.
Впрочем, Стамбул у Памука – это одна из разновидностей тридевятого царства, некоего зачарованного мира, изолированного, неприступного. Действие романа «Снег», куда едет молодой журналист расследовать серию самоубийств девушек, происходит в городке Карс. Но, попадая туда, вырваться назад уже не может – снег завалил все дороги. Писатель, используя этот приём, сознательно сужает пространство до камерности. Идёт не вширь, а вглубь. Так же делал и Кафка, создавая «Замок», и Гессе, поместив Гарри Галлера в магический театр его «подполья».
«Стамбул. Город воспоминаний» – это сборник автобиографических эссе, похожих на старое семейное кино. Можно было бы сказать, что «Город воспоминаний» – это пазл, но это не так. В пазле есть заданность. Книга Памука похожа на мозаику, где осколки подбираются тщательно, и каждый из них оказывается нужным.
Текст дополнен многочисленными чёрно-белыми фотографиями и гравюрами: маленький Орханчик с братом, мамой, бабушкой… лодки на Босфоре, Айя-София, разгромленные греческие лавки, чёрные глазницы полусгнившего дома, зубчатые стены крепости, бедняки с тяжёлыми тюками, похожие на грустных лошадей, запряжённые в арбы… Самые красивые снимки – те, где от людей остаются их собственные тени, отражённые на мокрых мостовых, где люди превращаются в призраков. Мотив двойничества преследует писателя. И в этом контексте на его творчество хочется взглянуть через русскую призму. Петербург Достоевского – Стамбул Памука. Мистицизм создателя «Бесов» и «Преступления и наказания» страшен, с устойчивым ощущением крови на собственных руках. Кривое зеркало Памука, где Стамбул это не только любимый город, но и отражение всего мира, не пугает. Просто несёт с собой горечь, хюзюн. Когда-то я написала: «Мне патина и паутина вековая дороже и белил и позолот». Орхан Памук бы меня понял.
Валерия ОЛЮНИНА