ИГРАЯ ЧЕСТНО…

№ 2008 / 18, 23.02.2015

На мхатовскую сцену он выходит давно – с 1990 года, накапливая свою творческую судьбу, которая не обделила его самыми разнообразными ролями. Это Пищик в чеховском «Вишнёвом саде» и Актёр в горьковском «На дне», Брендавуан в булгаковском «Полоумном Журдене» и Шмага в «Без вины виноватых» Островского, Золотуев в вампиловской пьесе «Прощание в июне» и Кочергин в «Русском водевиле» Некрасова, протопоп Аввакум в одноимённой драме В.Малягина и последняя работа артиста – Жан-Жак Бутон в премьерном спектакле «Комедианты Господина…» («Кабала святош») М.Булгакова.
Наживая актёрский опыт, Владимир Ровинский всякий раз, что естественно для одарённых людей, полагается на труд – на тяжёлый, мучительный и радостный труд в товариществе со своими партнёрами, в спаянности переживаний сценических и личных. Такова школа. К хорошей актёрской выучке она требует существенных дополнений – относиться ко всякому из своих героев очень серьёзно, а подробности их существования наполнять важным смыслом, глубоким светом. И на этой крохотной точке русской земли – сцене МХАТа им. М.Горького, кажущейся огромной – вновь и вновь раскрывать горизонты жизни во все стороны: в глубь купеческой, дворянской, мещанской, чиновной, подвижнической жизни, сочувственно и тепло рассказывая о человеческом сердце, об истории его любви, разочарований и надежд.
Владимир Ровинский – артист положительного дарования, особенностью которого является необычайно любовное, скромно, но твёрдо таящееся внутри себя чувство благодарности ко всякому герою-человеку. Будь он простым и маленьким как Пищик или Шмага, или изломанным, исковерканным как Актёр, или восходящим к высотам бунта и страдания как Аввакум – всякий из них дорог артисту. Дорог уже тем, что такие люди жили, дышали, смотрели на звёзды, мучались безденежьем, служили верой и правдой тому, что определила им их незатейливая или значительная судьба. Ровинский умеет расслышать и передать человеческую музыку в образах всякого своего героя, ибо каждый человек достоин сочувствия и внимания. Так заявляет себя гуманизм русской актёрской школы, увы, вытесняемый в современной театральной культуре холодным, и часто безжалостным, взглядом на человека.
Конечно, это задача режиссёра – уловить драматургический строй автора, но и артист должен почувствовать его, взяв из общего потока творческой силы спектакля свою отмеренную ролью «долю». Мхатовский спектакль «На дне» был поставлен Валерием Беляковичем без погружения в быт, тесноту ночлежки, но с сохранением атмосферы, заполненной до краёв бедами и скорбями, накалённой до предела человеческими страстями. Роль Владимира Ровинского в этом спектакле заметна и значительна. Его Актёр, горящий, пламенеющий в своей исповеди, буквально измучил себя рассуждениями о том, как надо жить. И была ли у него жизнь? И была ли в его жизни правда? И можно ли эту жизнь оправдать? Ровинский очень страстно играет это качество своего героя – потребность перед кем-то или чем-то оправдаться, доказать свою незряшность. И так буднично, так просто прозвучат слова: «Там Актёр повесился»…
По ремарке Горького обитатели «Дна» живут в подвале, напоминающем «пещеру», но режиссёр принципиально изменил пространство пьесы – символизм белых одежд на фоне чёрных кулис читается по-другому. Он вывел героев в пространство, лишённое исторической точности, но укрупняющее, делающее вечным трагизм бродяг и странников, беглецов, босяков и потерявших всякий социальный статус – всех философов «дна».
Герой Ровинского, оказавшийся в «пещере», так и не достигнет внутреннего согласия между страстной идеализацией своего прошлого и грубой никчёмностью настоящего. Всё – ложь. Тогда и выход остаётся один. Смерть… Артист Ровинский, играющий горьковского Артиста, смог через «нервную» пластику, через горячечность, риторический напыщенный пафос, сочиненное о себе и реально бывшее не просто показать искажённые черты своего героя, но и выявить непосредственный драматизм, его слёзы души. Что-то нежное и легко ранимое смог сыграть Владимир Ровинский, – именно то, без чего эта роль, полная театральных эффектов, оставалась бы плоской. Драмой бедности, но не души.
Обладающий разнообразной актёрской палитрой, что позволяет играть ему комические, характерные и драматические роли, Владимир Ровинский умеет сохранить в себе художническую цельность и цепкость, своеобразную нравственную оседлость. При том, что многие его роли (особенно протопопа Аввакума) требуют порывистого темпа внутреннего проживания роли, торжества отчаянности при кажущейся побеждённости, он добивается в каждой своей работе ровного настроения духа. А это уже высокой пробы мастерство – расщепить тонкие волокна роли, «разложить по полочкам» ударные смыслы и сцены, чтобы потом вновь собой, своим человеческим нутром, соединить, слить их в одно целое. В образ.
Образ Аввакума – один из наиболее ярких в творчестве Владимира Ровинского. Аввакум в пьесе Малягина – трагическая фигура русской истории, когда церковный раскол мучительным разрывом народного тела прошёл и через сердца людей. И Аввакум в этом расколе – мученик для одних и еретик – для других. Владимир Малягин как-то мне сказал, что в театре Аввакума пожалели больше, чем он сам вложил меру сострадания к бунтовщику и сильной личности. Тоска и гнев, пафос обличения и лирическая проникновенность пронизывают друг друга в этом герое Владимира Ровинского. Артисту понятна тяжёлая мятежность Аввакума, но ему близка, по большому счёту, и чистота души бунтаря. Ведь в раскол уходили лучшие русские люди – крепкие в вере, стойкие в убеждениях, готовые к жертвам и страданиям. Но… и не знающие меры в своей гордости бунта. Мхатовский артист вкладывает в роль всё своё сердце, всю свою горькую мысль о «вывернутой» эпохой вере. В его сценическом образе ясно слышен и вопль отчаяния, и истовая надежда на победу своей правды о «старой вере».
В актёрском творчестве Владимира Ровинского словно переплавились разнообразные тенденции мхатовской театральной культуры: и подробное проживание роли, и сосредоточенность на её скрытом «втором плане» и, в то же время, искренность, открытость, ясность рисунка образа. Никаких «фиг в кармане», никаких двусмысленностей и намёков с подмигиванием публике! Классика для мхатовцев современна всегда, потому как в центре её стоит человек с его вечными проблемами и соблазнами (деньгами, модными идеями и теориями); человек, восприимчивый к настроениям и ритму жизни общества. Советская драматургия тоже стала классикой, тем более если речь идёт о М.А. Булгакове – авторе, которого Татьяна Доронина ценит и тонко понимает, поставив после «Белой гвардии», «Зойкиной квартиры», «Полоумного Журдена» ещё и «Комедиантов Господина…» («Кабалу святош»).
В премьерном мхатовском спектакле «Комедианты Господина…» Владимир Ровинский играет роль заметную и по смыслу – важную. Эта пьеса Булгакова принадлежит к числу тех, чья сценическая судьба тоже начиналась во МХАТе – в 1936 году. Тогда спектакль был запрещён после седьмой постановки и снят с репертуара. Нынешний, доронинский спектакль, звучит в определённом смысле и как «извинение» перед памятью драматурга за прежние, пусть и чужие, исторические ошибки. Спектакль получился умным, свежим, стройным и законченным – он завораживает покоем и величием Власти Короля Солнца (В.Клементьев), он впечатляет внутренней нервной динамикой главного героя Мольера (М.Кабанова), он восхищает сдержанным достоинством Мадлены Бежар (Т.Шалковская) и пленительной воздушностью Арманды Бежар (Е.Коробейникова).
Ровинский играет тушильщика свечей мольеровского театра и слугу Мольера Жана-Жака Бутона. В том, 1936 года, спектакле Бутона играл Михаил Яншин. Внешние данные артиста – немалое дополнение к его сценическому образу. В Ровинском нет ни заданной природой «округлости фигуры» и животика, ни комичности Яншина. Он – другой. Высокий и худощавый, подвижный, но не настолько, чтобы потерять достоинство не просто слуги, но и близкого к мэтру-Мольеру человека. Владимир Ровинский в этой роли, пожалуй, даже скрывает то, чем он в других ролях пленял публику – острую характерность. Он играет человека очень театрального, но напрочь лишённого искусственной вычурности, позы. Человека простого, но способного оценить талант и дело Мольера. Он играет Бутона чутким и по-своему оригинальным (с какой трогательно-воздыхательной интонацией он говорит Мольеру, что и у него трудная судьба – нет, она несоизмерима с мольеровской, но сама фраза свидетельствует о желании утешить, разделить на всех тяготы именно самого Мольера: мол, у всех, она, судьба, не сахар!) Но, самое главное, – Ровинский играет умного слугу, не интригующего, не комикующего, но искусно сохраняющего баланс между драматическим и мило-ироническим смыслом роли. Это он, первым, в сцене кокетства милой Арманды с маркизом Д’Орсиьи (М.Дахненко) почувствует угрозу чести мэтра, как станет и свидетелем соблазнения Арманды до поры до времени ветреным и чувственным Муарроном (А.Чубченко) – первым героем-любовником мольеровской труппы. Это он словно ведёт за собой публику в оценке событий жизни Мольера, прощая ему несправедливость по отношению к себе, бережливо выводя из состояния неистовой ревности, заглаживая и смягчая «дразнящий вызов» Мольера в адрес Короля… Не Короля он боится (произнося с горячечным пафосом «Да здравствует Король!» в ответ на мольеровские речи о Короле-тиране) – он боится за Мольера и его любимое детище – театр, который так легко растоптать. Ведь сила искусства Мольера центром своим полагает вечность, в то время как уничтожающая Мольера Кабала святош действует «здесь и сейчас», не гнушаясь никакими нечистыми методами.
Вообще, с Бутоном связана важная для режиссёра Т.В. Дорониной тема спектакля – актёрского братства, где нет ненужных и незаметных людей. Слуга Бутон не просто прислуживает Мольеру – он служит и его величеству Театру. Владимир Ровинский, несомненно, полюбил и заставил полюбить нас своего героя.
Сиротливой и скорбной фигурой, забившейся в кулисы, видим мы Бутона в конце спектакля. Мольер умер. Погасло солнце, освещающее жизнь, так щедро выливающее на всех близких ярость и весёлое тепло своего таланта. Нет Мольера – нет больше его обременительной, но счастливой ноши и для Бутона…
Я не знаю, есть ли у мхатовского артиста Владимира Ровинского свои «категорические правила», но ясно одно – он бы не смог сыграть никакую роль, если бы не верил в свои силы, если бы не обладал человеческой пластичностью, позволяющей перевоплощаться в разных героев. Ничего не достигнешь только техническими средствами без главного – вдохновения, которое одно и рождает правду образа. Вот ради этой правды честной игры, ради своих столь разных, но очень тёплых и полнокровных героев, он и выходит на прославленную мхатовскую сцену.Капитолина КОКШЕНЁВА