Изумляемся вместе с Сергеем Шаргуновым
№ 2010 / 47, 23.02.2015
Любопытно, что это поэма – жанр в наше время редкий, а что особенно редко – поэма, изданная отдельной книгой. В предисловии известный писатель Юрий Мамлеев говорит:
«За такие стишки в давние времена на Западе фарисействующие прямёхонько отправляли на костёр».
«Все слова истлели»
 |
Любопытно, что это поэма – жанр в наше время редкий, а что особенно редко – поэма, изданная отдельной книгой. В предисловии известный писатель Юрий Мамлеев говорит:
«За такие стишки в давние времена на Западе фарисействующие прямёхонько отправляли на костёр».
Теперь времена изменились, и даже если книгу Силкана прочтёт человек неравнодушный (например, религиозный фанатик), вряд ли он возмутится. Потому что в поэме нет кощунства или прямых выпадов против веры. Есть другое: вопросы, безумные, путаные, вечные, наследующие французским еретикам-поэтам вроде Лотреамона.
Перед нами не просто поэма, но, как смело аттестует её автор, «апокрифический список поэмы», то есть новая версия бессмертного творения Гёте. Дмитрий Силкан решил рассказать свою версию судьбы Фауста и его отношений с Мефистофелем, что для нашего времени как минимум оригинально. Понятное дело, поэма Гёте – только повод. Ключевая идея Силкана – отказ от навязанной и заранее определённой реальности, бунт против «Счастья», не только обывательского, но и райского, бросок вниз головой в неизвестное. Где правда в этой поэме? Правды нет. Правда – в движении, в преодолении всего, что только есть на свете, в бесконечном и бессмысленном сопротивлении и в коротких преходящих наслаждениях.
Ты под жесткостью суровой ритуала – улыбку солнца разыщи в снегах! К чему нам вечность? Это же так мало! Поймём себя – в бесхитростных словах… |
Не берусь оценивать художественный уровень данного произведения, многие стихи неряшливы, рифмы слабы, слова случайны. Тут важно другое – замысел, замах. Да, стиль у Силкана подчас приближается к нулю, зато дух автора высок и неистов. Нулевой стиль не значит, что написано прямо-таки дурно, нет, просто то и дело возникает ощущение, что это не стихи, а заклинания, и их нужно не декламировать, а наборматывать.
Гулкий мрак окружает – и лишь странный туман размывает сознанье… Впереди – океан несказанных томлений в слепой пустоте… Вновь слова возникают… Но не те! Но не те! |
Поэзия Дмитрия Силкана – разумеется, никакая не поэзия. Даже не символизм. Отчасти его поэма напомнила мне стихи ныне покойного рок-музыканта Егора Летова, странные и вязкие, зато искренние в тоске и мятежности. «Все слова истлели», – пел Летов. Такие души поют и пишут ради преодоления пределов, в том числе, обычных представлений о стиле, языке, хороших или плохих текстах.
Может быть, я не прав, но стихи, где с болью говорится о главном – уж, извините, о смысле жизни – всегда кажутся мне поступком. И чем бесхитростнее слова, тем сильнее захватывают.
Дмитрий Силкан. Всенощные бдения Фауста. – М.: Русский Гулливер, 2010.
Для тех, кто любит сны
 |
Андрей Бычков – психоаналитик, финалист премии «Антибукер», автор девяти книг прозы, шесть из которых вышли в России и три на Западе.
При этом Бычков не очень известен, прямо скажем. Пишет давно, печатается, но даже внутри литературного сообщества имя его не то чтобы на слуху. Возможно, этим и объясняется завлекательное китчевое название книги. Да и сама книга открывается физиологичными заголовками и поначалу кажется перегруженной обсценной лексикой. Но дальше становится понятно, что и размашистые заглавия, и бесконечные ругательства – всё для того, чтобы шокировать читателя и ему запомниться. Бычков через площадную брань словно бы пытается обратить на себя внимание. Но если вчитаться – оказывается, что это элитарная проза, мягкая и неспешная, почти лишённая событий, где главное даже не язык, а интонация, ритм, мелодия.
«Слово «давай» наполнило ночь. Слово «давай» раздуло слегка купол ночи. Ярче засветилось окошко луны, напрягаясь. Блеснула из-под моста голубая бритва реки. Достоевский включил свет в кабине».
Здесь, конечно, есть сюжеты, но больше свойственные сновидениям. Тонкая стилистика бычковской прозы воистину отсылает не столько к порно, сколь к нано. Всё выполнено из призрачной, тончайшей, подчас невидимой материи. Написано хорошо, профессионально, но сновиденческий стиль расслабляет мозг и рассеивает читательский взгляд. Понятно, почему именно на Западе к Бычкову отнеслись с интересом, а его пьеса даже шла на Бродвее. Непрямое высказывание, изломанная музыка – то, что должно привлекать пресыщенную Европу.
Книгу Бычкова не прочтёшь запоем, подряд. Рекомендуется принимать небольшими дозами. И ещё. Эта проза явно романтична. Лирический герой Бычкова – средневековый рыцарь. Он может материться, наслаждаться пороком, но всё равно выписан герой вычурно и туманно. Его порывы, страсти, грубые рывки – всё равно страшно романтичны.
«Огненный изумрудный меч, вонзаясь, погружался в фиолетовые разодранные нежные недра».
Ну разве это порно? Скорее – нано.
Самым забавным в книге мне кажется финальный, довольно резкий рассказ «Мат и интеллигенция». Здесь психоаналитик Бычков выступает в роли гипнотизёра. Рассказ построен как диалог между автором и читателем. Автор заставляет читающего произнести непечатные выражения, да ещё и дочитать рассказ до конца. Читатель спорит, противится, но есть в этом рассказе что-то действительно увлекательное и психоделичное. И вот уже интеллигентный читатель вопит:
«Ты… ты… страшный человек, ты… ты, Бычков, негодяй! Ты колдун! Нет, ты преступник! Тебя надо посадить в тюрьму за литературное преступление!»
Однако хищный автор не отстаёт, и вот уже измаявшаяся и растерянная жертва, дойдя до ручки, выдыхает ругательство, синонимичное слову «кердык».
Для кого написана книга «Нано и порно»? Для тех, кто любит сновидения и с готовностью погрузится в книгу, которая продолжает ночное беспамятство. Во сне есть бред, и нежная невнятность, и красивые картины, и дикие образы. И вот всё это есть в книге Андрея Бычкова.
Андрей Бычков. Нано и порно. – М.: Гелеос, 2010.
Царь-рыба
 |
Дмитрий Данилов – хороший писатель. Хороший стилист и хороший очеркист, что нечасто соединяется.
Он знает и чувствует жизнь, не чурается самых простых людей, много странствует. Его проза исполнена благородного веселья и благочестивого достоинства, что сразу вспоминаешь Лескова. А когда погружаешься в даниловскую стилистику – спокойного дотошного описания жизни со всеми её приметами и предметами – вспоминаешь французского писателя Алена Роб-Грийе. Да, эта проза фотографична, недаром Данилов всерьёз занимается фотографией, что следует и из последнего романа.
«Горизонтальное положение» – дневник. Начинается 15 января 2009 года, завершается 14 января 2010-го. Жизнь автора – это жизнь отшельника, довольно однообразная и не расцвеченная драматическими событиями. И всё-таки жизнь, в которой отражено всё наше время, определённая московская среда, целое поколение. Автор пишет статьи в журналы, ездит в командировки (от Когалыма до Нью-Йорка), большую часть времени – ходит на поэтические вечера, где пьёт водку, потом за полночь на метро и автобусе возвращается к себе на окраину, сидит в Интернете, играет в «футбольный менеджер». По праздникам он идёт в храм и причащается. Простой и талантливый русский человек. Без закидонов и диких претензий. Со средним заработком и литературными интересами. Доброжелательный. Подчинённый уютному ритму одинокой честной жизни. Заканчивается каждый день одинаково: «горизонтальным положением». То есть Дмитрий Данилов укладывается спать.
«Горизонтальное положение» становится метафорой. Это и образ отдохновения, покоя, к которому следует стремиться. И образ неизбежной для каждого человека кончины. А в какой-то момент «горизонтальное положение» вообще оказывается предпочтительнее «вертикального», это когда у героя начинает страшно болеть бедро и каждый шаг приносит страдание.
«Ковыляние от лифта к выходу из подъезда, ковыляние от подъезда до Новолесной улицы, нет, до метро так не дойти, мучительные попытки перейти на противоположную сторону, наконец всё же переход, ловля тачки, никто не хочет останавливаться…»
Эта цитата характерна для всей книги. Данилов рассказывает о жизни языком протокола. Но удивительно: протокол бывает поэтичен!
В книге много любопытных подробностей быта людей, реплики водителей, розовые лица нефтяников, тёплая епитрахиль священника на исповеди, при желании вычитываются идеи, обнаруживаются эмбрионы сюжетов, даже сквозит социальная критика. И всё же это книга о другом. Гулкий и сонный монолог царя-рыбы. Царь-рыба покоится недвижно, а на ней цветёт и движется мир во всём разнообразии. То есть Дмитрий Данилов – это в некотором роде ещё и Илья Ильич Обломов.
Чем хороша такая книга? На самом деле, не знаю даже, почему книга читается с интересом и на одном дыхании. Я лежал и полночи её читал. Пока не дочитал, не отложил. Наверное, всегда интересна правдиво показанная жизнь отдельного человека. Сравниваешь с собой. Ощущаешь себя – им, этим человеком. Да и вдобавок словно смотришь за ним через скрытую камеру. Буднично и размеренно всё, но почему-то глаз не оторвать, как будто читаешь остросюжетный детектив.
Дмитрий Данилов. Горизонтальное положение. – М.: Эксмо, 2010.
 |
Сергей ШАРГУНОВ
Добавить комментарий