Волшебный дом

№ 2013 / 42, 23.02.2015

В этом году Дому Волошина исполняется 100 лет. Поэт строил его вместе с мамой Еленой Оттобальдовной Кириенко-Волошиной 10 лет. С 1903 по 1913 г.
Казалось бы, что за дата?

…вся душа моя в твоих заливах,

о, Киммерии тёмная страна…

Максимилиан Волошин

В этом году Дому Волошина исполняется 100 лет. Поэт строил его вместе с мамой Еленой Оттобальдовной Кириенко-Волошиной 10 лет. С 1903 по 1913 г.

Казалось бы, что за дата? Мало ли, сколько лет дому, может быть ещё, отмечать годовщины комодов, стульев, стропил и фундаментов? Но Дом Волошина, это особенный дом. Это дом, который олицетворяет теперь Серебряный век. И не только потому, что он, возможно единственный, невредимым проплыл как корабль через бурные воды революции и шторма мировых войн, сохранил и стены, и подлинный интерьер Серебряного века. Главное – Дом сохранил дух времени. Здесь нет ни одной вещи, которая бы не принадлежала Волошину. Любая ступенька, скамеечка, табуретка, хранит память о нём, память о гостях этого Дома. Здесь всё подлинное. Многие предметы обстановки сделаны руками самого Волошина. Например, инкрустированные перламутром табуретки в его мастерской. Здесь же стоит конторка, за которой писал Алексей Толстой, – знаменитый гость Дома. Если перечислять, всех, кто был в этом Доме, кто писал о нём, кто вдохновлялся Коктебелем, то это, пожалуй, и будет весь серебряный век литературы. Если перечислять поимённо, то получится литературная энциклопедия. Напомню хотя бы немного из этого святого литературного синодика.

Тут бывали А.Белый, В.Брюсов, М.Горький, А.Грин, Н.Гумилёв, С.Парнок, О.Мандельштам, И.Эренбург, М.Зощенко, К.Чуковский, А.Толстой, М.Булгаков, В.Вересаев, С.Эфрон, М.Цветаева… Конечно, бывали тут не только литераторы, но и художники, музыканты: К.Петров-Водкин, П.Кончаловский, Г.Нейгауз…

Что значит бывали? Не бывали, а творили. У многих поэтов есть коктебельские поэтические циклы. Самый певучий – у Мандельштама. Именно в мастерской Волошина, в уголке, называемом «каюта» он написал знаменитое: «Бессонница, Гомер, тугие паруса… Я список кораблей прочёл до середины…».

Кстати, в этой «каюте» на перилах, хранится обломок шпангоута старинного корабля, найденный Волошиным на берегу моря после шторма. Он сам считал, что это от корабля Одиссея. Когда исследователи древностей осмотрели этот артефакт, то решили, что он скорее всего принадлежит греческому кораблю 10 века до н.э. Именно в то время и жил Гомер. Прав был поэт, не обладая всеми возможными знаниями, он обладал достаточной интуицией, чтобы делать такие уникальные прогнозы. И дом полон таких волшебных вещей, которые как порталы способны унести нас в иные измерения времени, в иные миры. Только надо знать слово. Сейчас бы сказали, что Волошин экстрасенс. Нет, мне кажется, что он гораздо больше, чем экстрасенс. О магических способностях Волошина вспоминает Цветаева. Она описывает пожар, распространившийся где-то в подвале… и как Волошин, даже не вставая с места, только словом, сумел укротить огонь.

Дом Волошина, это вся Киммерия с её древнейшей историей, воспетая в стихах, это пейзаж, отражённый в космических волошинских акварелях.

Кто лучше расскажет о своём доме, как не сам поэт?

Дверь отперта. Переступи порог. Мой дом раскрыт навстречу всех дорог. В прохладных кельях, беленных извёсткой, Вздыхает ветр, живёт глухой раскат Волны, взмывающей на берег плоский, Полынный дух и жёсткий треск цикад.

На «плоском» берегу Волошинский дом был прекрасным ориентиром. Это сейчас вокруг всё застроено так, что дома и вблизи не видно, а на старых фотографиях вокруг ничего кроме «плоского» берега на несколько километров. Просто чудо, что он пережил две войны и не был взорван. По легенде, во время фашистской оккупации, в доме решили разместить взвод немецких солдат. Немецкий офицер захотел сам обследовать помещения, и когда он увидел стены книг, картины, реликвии, то ни слова не говоря, увёл взвод. Попался какой-то интеллигент, который уважал философов. Говорят ещё, что он взял наугад книгу с полки и это оказался философ на немецком языке. Дом не был ни обесчещен, ни разграблен.

Мой кров убог. И времена – суровы. Но полки книг возносятся стеной. Тут по ночам беседуют со мной Историки, поэты, богословы. И здесь их голос, властный, как орган, Глухую речь и самый тихий шёпот Не заглушит ни зимний ураган, Ни грохот волн, ни Понта мрачный ропот.

Не заглушили эти голоса даже взрывы мировой войны, слышны они были и отъявленным врагам.

А вот что было с домом во время гражданской войны. Опять послушаем правдивый рассказ поэта.

Усобица, и голод, и война, Крестя мечом и пламенем народы, Весь древний Ужас подняли со дна. В те дни мой дом, слепой и запустелый, Хранил права убежища, как храм, И растворялся только беглецам, Скрывавшимся от петли и расстрела. И красный вождь, и белый офицер, – Фанатики непримиримых вер – Искали здесь, под кровлею поэта, Убежища, защиты и совета.

Имя «красного вождя» установлено. Это Бела Кун. Безжалостный инквизитор и организатор «красного террора» в Крыму. Имя «белого офицера» неизвестно. Показывают нишу, где они могли скрываться. Вход туда ведёт из зимнего кабинета. Действительно, есть в доме такое потайное место, где реально мог жить человек, не выдавая себя.

Гости Волошина любили ездить к нему из Феодосии морем. Эта прогулка по морю необыкновенно живописна. Сначала надо обогнуть мыс св. Ильи и повернуть почти на 180 градусов. На этом мысе стоит Маяк, а раньше стоял монастырь, руины которого до сих пор ещё сохранились. Христианство в Крыму настолько древнее, что запечатлелось в географических названиях. Например, самая высокая точка Крыма гора Ай-Петри, гора святого апостола Петра.

В воспоминаниях о Волошине не раз приходилось читать радостное описание этого морского пути. Многие прибывали к нему морем. Полюбовавшись на маяк, миновав глубокую Двуякорную бухту, дальше надо огибать мыс Кийк-Атлама, что с татарского звучит очень поэтично – «Прыжок козы». Этот мы далеко «прыгает» в море, образуя на хребтине изящную волну изогнувшейся в пряжке козочки.

И дальше вдоль берега, который остаётся справа, морской путь ведёт мимо прекрасного маленького городка Орджоникидзе, некогда выпускавшего высокотехнологичные морские мины. Волошин этого города конечно не знал. Он возник после войны и был закрытым городом. И не напрасно, потому что на свалке этого секретного ящика в огромном количестве валялись отходы производства, списанные детали военных устройств. Приходилось встречать людей, который добывали нехитрыми кустарными способами из этих отходов драгоценные металлы. И не только серебро, но и всю золотую группу таблицы Менделеева. Для морских мин требовались самые дорогие и химически чистые материалы. На военные нужды великая Советская империя не скупилась.

Потом открывается мыс Хамелеон. Он очертаниями абсолютно точно напоминает, заползшее в море одноимённое тропическое существо. Кроме того, благодаря серой окраске кила (вулканического пепла) из которого он состоит, цвет мыса меняется, принимая рефлексы света. Фиолетовый, жёлтый, зелёный, ну хамелеон и есть, только в тысячи раз больше по размерам… А за Хамелеоном сразу наш Коктебель, ради которого мы и плывём. Но теперь по морю уже не ходят рейсовые кораблики. Поэтому приехать в Коктебель морем вряд ли получится, что очень жалко.

Сам Волошин ходил в Коктебель из Феодосии пешком. Это 8 км. По гористой местности, благодаря постоянным спускам и подъёмам, эти 8 км удваиваются. Но старинный путь этот всё равно весёлый и радостный. Именно так ходил и сам Волошин, возвращаясь из нелюбимой им феодосийской гимназии к матери. На этом пути, на доминирующей вершине холма Кучук-Енишара, лежит ныне и сам поэт. Многие недоумевают, почему он тут похоронен. А не рядом с мамой и бабушкой на коктебельском кладбище. Никакого завещания по этому поводу Волошин не оставил. Но тот, кто преодолевал пешком путь из Феодосии в Коктебель, поймут это без труда. Именно с этой вершины впервые открывается прекрасный вид на Коктебель, и Кара-Даг, замыкающий Коктебель с запада, виден во всей красе. Конечно, это необъяснимо, что выступающие к морю части Кара-Дага, образуют своими очертаниями профиль поэта. Поэта не в юности, а зрелого человека, такого, каким мы его знаем и сейчас. И как камни могли знать, кто тут будет жить, и как он будет выглядеть, и что непременно будет носить бороду. Давно хотели выяснить, какая из скал Кара-Дага образует профиль Волошина. Но оказалось, что сделать это невозможно. Стоит подойти ближе и профиль, так хорошо видный с набережной, растворяется в воздухе. И даже приблизительно невозможно вычислить какая же скала образует нос, бороду, причёску. Похоже на сказочное волшебство.

Его полынь хмельна моей тоской, Мой стих поёт в волнах его прилива, И на скале, замкнувшей зыбь залива, Судьбой и ветрами изваян профиль мой.

Когда Волошина похоронили на этом холме, то стало ясно, что он навсегда обнял Коктебель, и не выпустит его из своих объятий.

Лев АЛАБИН