ШАЛАНДЫ, ПОЛНЫЕ ФЕКАЛИЙ

№ 2015 / 29, 06.08.2015

Всё как бы так, но не так. Внешнее правдоподобие скрывает ложную суть. За каким таким бульваром синеет в Одессе море? За Приморским (сколько-то времени – Новый, сколько-то Николаевский и сколько-то – имени убитого анархиста Саши Фельдмана)?

Да оборотитесь спиной к «Лондонской» гостинице (сколько-то времени – «Одесса») и взгляните из-за верхнего парапета на порт, где вода, по определению, технической расцветки: 10% нефти или соляра, 8% арбузных корок, среди которых попадаются и полные ягоды, 23% разной дряни, плавающей бездонно, 3% окурков и горелых спичек. И само Чёрное море вписывается в заявленную цветовую гамму не целиком. Прав В.Жаботинский, смотря что и с чем сопоставлять: Балтика рядом с Чёрным морем бледнеет, но «роскошная синева» возле какого-нибудь Крита разве напомнит воду у Ланжерона?

В центре: памятник Дюку тщетно пытается

разглядеть в морской воде хоть каплю синевы.

Слева: господа, ждущие включения в очередной том одесской антологии.

 

Значит, автор стихов не видел моря взаправду синего. А уж над Фонтаном, покрывшимся отчего-то черёмухой, хохочет не первое поколение одесситов. Какой Фонтан – Большой, Малый, Средний? Просто фонтан? Что ж, фонтанами и черёмухой славен Киев, и стихотворцу-киевлянину так привычней.

Он может не знать, что черноморская кефаль – зовётся лобан. Знал бы, и песня могла звучать иначе.

 

Шаланды, полные лобана,

В Одессу Костя приводил.

И вмиг стихали уркаганы,

Когда в пивную он входил.

 

Предложенный вариант вернее. Какие биндюжники в середине тридцатых годов, когда поплыл к небесам кисловатый дымок «Казбека»? Какие першероны (к площадке, то есть телеге для грузов по-местному, требовались два битюга, замечательно многосильные)? Какие занимающиеся извозом частники после изъятий, обобществлений, при налоговой тяготе, дефиците продуктов и кормов? Это фантастика. Развитой соцреализм в действии: воспринимать то, чего нет, как существующее, игнорировать сущее перед самым носом. Впрочем, имеется у слова «биндюжник» и другое значение, предельно туземное и радиальное: так называли портовых грузчиков, но тут гипербола, от которой говорящие и покраснели б, кабы не суровый южный загар. В общем, пустое словцо и употреблено для создания атмосферы, то бишь несвежего воздуха.

Оставим биндюжников, им и без того досталось в изящной словесности, прозванной втуне литературой. Мне лично по сердцу вариант «от денег лопались карманы» (зря ли персонаж курит дорогущий «Казбек», взрезая ногтем бандерольку на картонной коробке: пачка – это у «Беломора», не покупает же он, в конце концов, мягкие упаковки «Казбека», что и дешевле, и неприглядней, и носить их с собой незадача), а грузчики пусть бы себе сидели, громко отхлёбывая пиво из кружек, и урканы обсуждали б дела насущные – как подорвать с кичмана загорающим на мели.

Подробности и детали важны: ими жонглируют мошенники. Детали и подробности, на них мошенники ловятся.

Шаланда – плоскодонная баржа, которую использовали, в том числе, и для перевозки рыбы. А вот с баркасом заминка. Это или самоходное судно, оборудованное движком, или очень вёсельная лодка, на четырнадцать либо восемнадцать персон гребцов. Могла ли управлять (словечко «направив» тоже склизкое и туманное) подобным судном рыбачка Тоня в какой бы то ни было месяц календаря? Но это не главный обман.

Приходила ли тебе в голову, любезный читатель, на удивление глупая мысль: почему песенку об одессите Косте сочинили В.Агатов и Н.Богословский? Разве в Одессе мало стихотворцев и музыкантов.

Но пока одесситы воюют и крючатся в катакомбах, будто последние христиане, досужие ташкентцы воспевают приморский город стихами и нотами.

Тут, после затянувшегося вступления, и следует перейти к теме, ради которой и затевалась эта статья.

Книги об Одессе – явление редкое. Надо знать предмет, чувствовать материю, не запутаться в падежах, которые в русском языке – одни, а в одесском – отнюдь иные, более податливые к речи. Особая редкость – книги об одесской культуре. Может быть, только Р.Александров был способен с тщанием и умением заниматься одессикой, да ещё О.Губарь и А.Яворская.

И вдруг появляется сборник, должный представить, сколь возможно, местную литературу, если не главную, то из первостепенных составляющих одесской культуры. Ею и устным фольклором жителей Одессы, расселившихся давно по земному шару, и создан «одесский миф», в свою очередь, питающий литературу и устную речь одесситов, буде они и жители Нью-Йорка и Хайфы.

Книга «Одесса – Москва – Одесса. Юго-западный ветер в русской литературе» (М.: ООО «Издательский дом «ВЕЧЕ»; ООО «Русский импульс», 2014), как заведено, начинается с предисловия.

Должно быть, считая, что ежели гений друг парадоксов, то парадокс, по крайней мере, гению товарищ и брат, автор предисловия В.Г. Перельмутер, он же составитель (вместе с В.В. Калмыковой, автором послесловия) и комментатор (единолично), рассыпается в парадоксах, а заодно в оксиморонах и проч., товарищ и брат которым, скорее – канадский волк.

Например, утверждает, что Ю.Олеша писал то-то и то-то в «Книге прощания», тогда как такой книги у мастера нет. Название выдумал муж В.Гудковой, когда его супруга городила сборник из фрагментов, оставшихся в архиве писателя.

Или ещё оксюморон, что в переводе значит «остроумно-глупое» (и перевод верен хоть наполовину): есть некая петербургская прозаическая школа, представитель которой А.Вельтман. Что за петербуржец, через два с чем-то месяца после рождения увезённый в Тотьму, а затем поселившийся в Москве. Потом – Бессарабия и опять Москва навсегда.

Но даром ли оговаривается автор предисловия, «только дёрни за верёвочку ассоциаций». И вот он сидит в глубоком творческом уединении и дёргает, дёргает за верёвочку, еле поспевая уворачиваться от потока ассоциаций.

Чем иначе вызван пассаж об одесситах, отправившихся в Москву: «юго-западный ветер подхватывает их и несёт – одного за другим – на север». Ветер этот сродни тому, что дует по нынешней Украине. Из Одессы бежали, спасаясь от голода, от разрухи, а равно – вихря национального самосознания: за короткий срок издания на русском языке были закрыты, печататься могли исключительно мовоязычные литераторы. С краткой задержкой то же произошло в Харькове, куда поначалу ехали одесситы.

Как сложилась их жизнь в Москве – особая статья, но утверждать, будто, «не помня размолвок и ссор», они и через годы бросались на помощь друг другу, опрометчиво (см. «Литературная Россия», 10 апреля 2015 года, № 13).

Структура книги, дабы не развалилась, перевязана той же размочаленной ассоциативной верёвочкой. Кроме разделов «Поэзия» и «Проза», делёных на подразделы со странными названиями (например, «Написано в Одессе», где помещён рассказ Е.Зозули, сочинённый и опубликованный в Киеве, и рассказ В.Катаева, созданный в Москве, а напечатанный в Берлине), имеются «Воспоминания», «Детская площадка» (отчего не «Песочница» или «Качели»), где даны сочинения М.Моравской, В.Инбер, К.Чуковского и Б.Житкова, и «Профессия – читатель». Это как бы раздел для критиков, но Л.Гроссман представлен сонетами, а В.Бабаджан статьёй о Сезанне (неужто и анекдот «Рембрандта читала, дура?» выдумали одесситы?).

И качество публикаций, и состав книги сомнительны. Перевраны стихи С.Бондарина, выговоренные молча и затверженные наизусть, потому что в лагере он боялся что-либо записывать. А строки классические.

 

…Звезда Халдеи над тайгою,

И над снегами, в звёздах, – Ты…

Ты, Боже, Ты!..

                       Кто б мог такое

Излить сиянье красоты!

 

И нет ни строки С.Бондарина в прозе, а ведь он оставил ради неё стихотворчество (лагерный цикл – принуждённое, вымученное, имея в виду обстоятельства, а не строй стихов), был отличным прозаиком и верным мемуаристом. К месту пришёлся бы очерк «Воспоминания не безмолвны» о том, как столичные знаменитости М.Светлов и М.Голодный посетили одесский ДОПР, где отбывал срок А.Козачинский, впоследствии автор повести «Зелёный фургон».

Почему у Л.Славина взят не очерк о родном городе «Итак, я жил тогда в Одессе», занятный точными штрихами, а воспоминания о В.Шкловском, весьма скучные и к теме не относящиеся?

Опять-таки, сомнительная затея – включать в мемориальный сборник произведения здравствующих писателей. Живых, в отличие от мертвецов, всегда огромное множество и заслуги их не очевидны. Почему удостоился чести фигурировать рядом с классиками М.Левитин – мужчина, приятный во всех отношениях, и режиссёр, просто приятный, а позабыт А.Львов, автор романа «Двор» и сборника рассказов «Большое солнце Одессы»?

Лишь упомянут С.Кессельман, стихи которого, процитированные В.Катаевым, заинтересовали едва ли не сильней катаевских загадок и ребусов. Где С.Олендер, стихотворец с тихим внятным голосом, где О.Колычев, создатель полутора десятка стихов, достойных антологии порто-франко? К примеру, таких:

 

И воздух от пряных акаций на воздух уже не похож,

Заполнил сады и кладбища тягучим тяжёлым настоем,

И кажется: по рукоять всади в него кухонный нож,

Нож так и останется в воздухе стоя.

 

И почему, наконец, часть описательную – как бы посвящённую городскому быту – открывает проза Шолом-Алейхема, перевод с идиша. Ни к русской литературе, пусть и в черноморском её изводе, ни к Одессе этот автор прямого отношения не имеет. Скрываясь от кредиторов, менял он страны и города, прожил и здесь около года, а когда развиднелось, вернулся в Киев.

Между тем, С.Юшкевич, попервоначалу сочинявший на русском языке и преуспевший, коренной одессит. Он-то и открыл еврейскую тему широкой российской публике. Но в сборнике он даже не назван. Правда, брезжит догадка: составители думали о С.Юшкевиче, а включили Шолом-Алейхема. Бывают разные наваждения. Либо книги не было под рукой, взяли, что подвернулось.

Вот и для создания примечаний комментатор пользуется личной библиотекой и собственными познаниями. Стоит на полке «Лев Толстой» В.Шкловского, пишет – книга вышла в 1967 году, стоит рядом книга «Жили-были», пишет – вышла в 1966, тогда как первое издание «Льва Толстого» появилось в 1963, первое издание мемуаров – в 1964. Интересно, а подвернись трёхтомник Шкловского, комментатор датировал бы обе книги 1973–1974 годом и добавил бы – коричневые, в ледерине (примечания любят точность и определённость)?

Справочная литература по кино в этой библиотеке отсутствует, иначе не приписывался бы сценарий фильма «Два бойца» Л.Славину. Фильм сделан по славинской повести, автор сценария – Е.Габрилович.

Память и познания сочинителя комментариев некомплектны, как и его библиотека. Указание, что С.Бондарин выпустил всего – так следует из логики контекста – две книги прозы в 1931 и 1935 годах шатко и валко. До войны им было опубликовано шесть книг. Первой книгой С.Гехта была, разумеется, не «Штрафная рота» 1929 года издания, прежде вышли «Рассказы», «Бестер Китон», «Человек, который забыл свою жизнь», «Полёт за 15 рублей», а также несколько других. Если бы комментатор пролистал сборник издательства «Optimum», на который ссылается, то узнал бы немало полезного. Там воспроизведены обложки гехтовских книг и перечислены все известные издания. Кстати, Л.Славин в редакции «Гудка» не работал, однако регулярно печатался в этой газете, а З.Шишова переехала в Москву не при помощи В.Катаева. В 1934 году приехала она в столицу на катаевские деньги, пожила какое-то время и вернулась на юг. Потом было житьё в Ленинграде, и только в 1942 году она стала москвичкой.

Небрежение трудом предшественников – явление распространённое. Но следовало, пусть мелким шрифтом, обмолвиться, например, что именно этот фрагмент из беллетризованных мемуаров «Чёрный погон» Г.Шенгели был опубликован с примечаниями в «Независимой газете» покойным С.Шумихиным.

Так что диковинным представляется сборник авторов-одесситов, выпущенный по издательской программе Правительства Москвы, рекомендованный почётными рецензентами, но где А.Адалис названа Аделаидой, сборник с предпосланной ему благодарностью Одесскому литературному музею, но где в подписи к фотографии указано: «В центре (сидит) П.Пильский под ним (сидит) В.Катаев», словно это не группа литераторов, а пирамида физкультурников.

И читатель вправе догадываться, куда дует этот юго-западный ветер, равным образом, на чью мельницу льёт воду Чёрное море от Ланжерона до Люстдорфа.

Иван ОСИПОВ

 

P.S. Надо отметить, что в названии статьи использована почти цитата: «полною фекалий баландой», как утверждают, называл собственную песенку острослов Н.Богословский. И он таки знал, что говорит.