СОЛОВЕЙ НЕ СТАНЕТ ЖИТЬ В БЕРЛОГЕ

№ 2007 / 11, 23.02.2015

Одна из возможных точек зрения на «женскую прозу» состоит в следующем: давно пора покончить с феминистским предрассудком, что женщины отличаются от мужчин только анатомически, а потому нечего критикам-контрабандистам вторгаться в женский заповедник. Так уж получается, что мужчины и женщины пишут по-разному. Биология, стало быть… Уважая эту точку зрения, хочу привести соображения, вынуждающие меня нарушить «заповедное табу». Во-первых, меня мучает вопрос: почему наиболее успешными в «жанровой» (иногда презрительно именуемой «коммерческой») прозе оказались именно женщины? Перелистывая тонны критического материала, я не обнаружил ни одного вразумительного ответа на этот вопрос. Чаще всего высказывается мнение, что «жанровую» литературу читают в основном женщины, а именно они формируют «спрос». Это, очевидно, подмена одного вопроса другим: почему именно женщины читают «жанровую» литературу? Неудовлетворительны и другие шаблонные суждения: «Женская проза – она о женщинах», «Женщины лучше выписывают стереотипы и иронизируют по их поводу», «В женской прозе больше бытовых деталей, которые позволяют лучше прочувствовать сегодняшнюю российскую жизнь», «Женщины пишут о том, что больше всего волнует женщин» и т.д. Чушь собачья! Во-вторых, меня интересует идеологическое содержание «женской прозы». Лично я придерживаюсь взгляда, что любое высказывание несёт в себе идеологическое наполнение. Даже те, что выглядят идеологически нейтральными. Джордж Оруэлл в знаменитом эссе «Почему я пишу» в качестве контрпримера привёл предложение: «Желтый луч солнечного света, пробиваясь сквозь муслиновые занавески, скользил по столу, где рядом с чернильницей лежала полуоткрытая коробка спичек». Но чистое «описательство» как литературный приём несёт в себе даже очень конкретный идеологический смысл: философию «невмешательства», принцип «не навреди», идеологию пассивного созерцания, невовлеченного переживания жизни, «даосизма воли». Я полностью согласен с Михаилом Эпштейном, что даже знак пробела выполняет определённые идеологические функции («Знак пробела, или К экологии текста»). Для анализа наиболее подходят произведения в литературном отношении более качественные, но принадлежащие перу авторов, так сказать, менее раскрученных, чем Донцова или Маринина. Елена Сазанович – в этом смысле очень удачная кандидатура. Во-первых, её произведения являются «коммерческими» в лучшем смысле этого слова. Во-вторых, они кинематографичны, что по нашим временам является не малой заслугой. Так, в начале 2005 года на экраны страны вышло сразу два фильма, снятых по повести Елены Сазанович «Я слушаю, Лина…»: криминальная мелодрама Георгия Шенгелия «Неуправляемый занос» и фильм одесского режиссёра Владимира Ковалёва «Пока я с тобой…». В-третьих, её романы содержат вполне внятный идеологический посыл – противоестественность нашей современной городской жизни, о чём говорит уже название последнего романа – «Перевёрнутый мир». Роман Елены Сазанович о том, что человек разучился радоваться простым вещам: небу над головой, земле под ногами, природе вокруг него. Настойчивое стремление пробиться и получить больше, чем другой, продиктованное скорее завистью, чем инстинктом самосохранения, сделало людей одержимыми. Они готовы жить в настоящем «бедламе» (слово, как известно, произошло от названия лондонского сумасшедшего дома Betlehem), лишь бы удовлетворить свою гордыню. Они не замечают, как опускаются ниже животного царства, потворствуя своим слабостям. В книге есть замечательный момент – сцена в зоопарке, показывающая недоумённых и испуганных поведением homo sapiens животных. Каждого, кто ведёт себя с достоинством, «перевёрнутое общество» отвергает и записывает в умалишённые. Человеческое «я» без остатка поглощается мегаполисом. Обыкновенный лесник из «Сосновки» приезжает в Москву за своей потерянной любовью – девушкой по имени Лида, шептавшей ему в глухомани: «Боже, какое счастье, что ты не художник, не артист, не музыкант… И не герой клипа…». Но, задохнувшись в пустоте, грязи и суете большого города и вдобавок утратив иллюзии о большой и чистой любви, Даниил (это имя героя) отчаивается. Ведь он потерял не только свою любовь, но и самого себя. Он пропивает в кафе последние деньги, думая, как ему жить дальше, и вдруг находит за соседним столиком дорогое пальто и шляпу с кучей денег. Эти вещи оставляет там 

незнакомец, похожий на него как две капли воды.  Вернуть найденные вещи владельцу не удаётся, и Даниил решается примерить чужие «шоры судьбы» и пожить жизнью популярного актёра Ростислава Неглинова – исчезнувшего владельца пальто. Оказавшись на месте известного и успешного человека, бывший лесник начинает один в один повторять его судьбу. Светская жизнь постепенно вытягивает из него все соки, он готов всё это бросить, но красивая жизнь не отпускает. Вот как герой оценивает происходящее: «Здесь было много смазливых рекламных Эдиков, толстых и тёплых Любаш, готовых отдать любовь первому встречному, много продюсеров с их молодыми жёнами, стреляющими глазками направо и налево. И конечно, уйма широкоплечих суперменов Ростиков. А я один из них. И меня словно не было. Они маячили перед глазами, словно персонажи самого дешёвого сериала, в котором вместо любви бушуют страсти. Вместо дружбы заключают сделку. Вместо правды – поток грязной лжи…» Спасает его женщина – жена того самого незнакомца, чью жизнь он позаимствовал. Побыв в шкуре знаменитости, столкнувшись со всеми мерзостями светской жизни – с вывернутыми наизнанку ценностями, потеряв себя самого, Даниил бросает всё и возвращается туда, где его, может быть, ещё ждут, – домой, в нормальный мир к нормальным здоровым людям. Любопытно, что чем больше людей едут в большие города в поиске счастья, тем меньше они получают от этих городов. Мегаполис, как монстр, пожирает всё без остатка. Это какая-то другая планета людей, где действуют совершенно другие законы. Здесь нет ничего здорового, ничего искреннего, что могло бы порадовать душу, ничего натурального, что не было бы заменено коммерческими суррогатами. Попадая в этот мир, здоровый человек постепенно сходит с ума. Он либо «ломается», расстаётся с наиболее дорогим для него, чтобы удержаться в новом для него мире, и не факт, что на вершине его. Либо, прежде чем раствориться в «компосте» городской жизни, возвращается туда, где он действительно нужен и где его «любят и ждут». Не вымаливая у «женской прозы» подробных наставлений, как нам жить дальше, давайте задумаемся о содержащемся в ней сверхурочном смысле.


Елена Сазанович. Перевёрнутый мир. Литературный альманах «Подвиг», № 11, 2006.

 

Михаил БОЙКО

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.