РОКОВАЯ ЖЕНЩИНА

№ 2007 / 44, 23.02.2015


Помимо спасения Иосафата Огрызко, у Авроры Карамзиной существовала ещё одна боль. Одно время ей очень много проблем доставлял родной сын Павел, сохранивший отцовскую фамилию Демидов.
Аврора Карловна его с рождения просто обожала и, как она потом ни старалась изображать роль строгой матери, тем не менее практически во всём ему потакала. Владимир Соллогуб позже вспоминал, как в 1840-е годы ему в одном из боковых залов Демидовского дворца «часто случалось видеть наследника Демидовского, или, скорее, Демидовских богатств, тогда красивого отрока, впоследствии известного Павла Павловича Демидова; он был окружён сотнями разных дорогих и ухищрённых игрушек и уже тогда казался всем пресыщенным не по летам. Аврора Карловна страстно его любила, очень занималась его воспитанием и даже, кажется, насколько это было возможно, была с ним строга».
В детстве Павел Демидов официально нигде не учился. Но это обстоятельство не помешало ему хорошо изучить несколько иностранных языков и приобрести хороший вкус в искусстве. В чём, как говорили, не последнюю роль сыграл адъютант его отчима Андрея Карамзина – Иосафат Огрызко.
Сверстники Павлу Демидову, естественно, очень завидовали! Ну какой ещё подросток в России получал на карманные расходы каждый месяц по сто тысяч рублей?
Когда Демидову исполнилось семнадцать лет, родные настояли на том, чтобы он поступил на юридический факультет Петербургского университета. Но учиться ему было неинтересно. Он вёл безалаберную кутёжную жизнь в кружке золотой молодёжи. Как вспоминал его тогдашний приятель Владимир Мещерский, в студенческие годы молодой Демидов получал каждый день не менее десяти объяснений в любви и зовов на свидание, «и не то что от заинтересованных его деньгами, но исключительно по адресу его личности, и не из того мира, где зов незнакомого на свидание есть обыденное явление, а из света, из большого даже света, из балетного мира, из мира французских актрис и т.д.».
Но при этом сын Авроры Карамзиной умел не только кутить. Судя по всему, в нём пропадал талант артиста. Будучи студентом, он периодически организовывал в своём доме постановки самых модных спектаклей. В частности, Самойлов не побоялся в демидовских хоромах срежиссировать сначала на французском языке драму Еллак «Elle est foiie», а потом сделать спектакль «Свадьба Кречинского». Демидов, естественно, блистал в обоих представлениях: в драме он сыграл роль сумасшедшего, а в «Свадьбе…» и вовсе исполнил заглавную партию. Тот же Мещерский позже рассказывал, как на эти спектакли «Аврора Карамзина собирала весь Петербург, со Двором во главе… В первом ряду сидели Государь, Императрица, все трое Великие князья, Великая княгиня Мария Николаевна, а затем весь бомонд, – сообщал Мещерский. – Смелость Демидова дебютировать на сцене при таких зрителях увенчалась успехом: он проявил талант».
Однако буквально перед самым выпуском, весной 1860 года, чёрт дёрнул Демидова заняться выяснением отношений с молодым конногвардейским офицером Фёдором Мейендорфом. Историки до сих пор не могут выяснить, что не поделили два молодых человека. Доподлинно известно только то, что Демидов первым вызвал Мейендорфа на дуэль. Но схватка закончилась для него проигрышем: конногвардеец прострелил ему обе ноги.
Позже обе стороны попытались скандал всячески замять. Но это ни у кого не получилось. Слишком много известных лиц оказалось в этом конфликте замешаны. За Павла Демидова, естественно, тут же вступилась его мать, которая моментально задействовала все свои связи и все свои капиталы. Но и Мейендорф происходил не из простой семьи. Его отец когда-то был отважным командиром Кирасирского принца Альберта Прусского полка. Но особенно он отличился 13 февраля 1831 года в Гроховском сражении. Если верить легенде, в той битве один из польских офицеров сделал в него три выстрела, но ни разу не попал: в третий раз пистолет дал осечку. Поляк после третьей попытки не выдержал и с изумлением заметил русскому командиру: «Re respect aux braves» («Почтительность подобает храбрецам»). Но Мейендорф этих слов не принял. В ответ он произнёс: «Je meprise le respect d’un rebelled» («Я презираю почтительность мятежника»), после чего он свалил поляка палашем. Говорили, якобы этот поступок офицера произвёл на Государя большое впечатление и именно поэтому он потом взял его к себе генерал-адъютантом.
В итоге по поводу дуэли молодых представителей двух именитых семей было назначено следствие. Но общественное мнение, похоже, заняло сторону Мейендорфов. Петербургская элита считала, что Демидовы откупились и отделались лёгким испугом. Во всяком случае, именно этого мнения придерживались два влиятельных графа: Пётр Валуев и Михаил Бутурлин.
Так, Валуев 11 марта 1860 года сделал в своём дневнике следующую запись: «Молодой Демидов стрелялся с офицером конной гвардии Мейендорфом, который прострелил ему обе ляжки. Пуля прошла через одну и засела в другой, где её не нашли. В городе очень заняты исканием этой пули и всегдашнее влияние золота обнаруживается как следует. О Демидове спрашивают с видом участия даже люди, мало с ним знакомые. Говорят о нём осклабляясь, с какой-то особою приятельскою физиономиею».
А вот что потом в своих воспоминаниях написал Бутурлин. «Демидов был ранен и всё-таки просидел некоторое время в Петропавловской крепости, а противник его остался на свободе или отделался несколькими днями ареста на гауптвахте. Надо полагать, что военный суд мотивировал снисходительное это решение, имея в виду, что вызов произошёл от Демидова, и что молодой Мейендорф должен был поневоле драться. Слышно было, что арестантская камера (скорее думаю, целый апартамент) в Петропавловской крепости была по сему случаю отделана и меблирована со всею возможною роскошью и чуть ли не оклеена новыми обоями; при матушкином сынке-миллионере были его камердинер и артист-повар, к нему хаживал обедать плащ-майор. Но этого мало: говорили, что некий университетский профессор согласился разделять временное заточение студента-богача, и, вероятно, не безвозмездно».
Напомню: за год до этой злополучной дуэли в Петропавловской крепости уже успел посидеть бывший домашний учитель Павла Демидова – Иосафат Огрызко. Это ж какие нервы должна была иметь Аврора Карловна, чтобы за два года выдержать два тюремных заключения близких ей людей! Деньги и связи, конечно, сделали своё дело: и любимый человек, и родной сын в конце концов вышли на волю. Но подорванные силы вернуть оказалось намного сложнее.
Самое печальное заключалось в том, что отсидка в Петропавловской крепости Павла Демидова ничему не научила. Он из всего происшедшего извлёк только один урок: за деньги можно от всего откупиться. Поэтому не удивительно, что уже через пару месяцев его втянули в другую скандальную историю. На этот раз он с четырьмя своими друзьями запер в будках на всю ночь нескольких петербургских городовых. И как его наказали за эту провинность? Всего лишь на три дня посадили в карцер.
Аврора Карловна уже не знала, что ещё ждать от родненького сынка. Он мог выкинуть любой номер. К счастью, сразу после окончания университета в ноябре 1860 года у него появилась идея отправиться во Францию.
Наконец, Демидов взялся за ум. В Париже он стал заниматься у Лобуле, Франка и Бодрильяра. И постепенно у него созрела идея, что пора самому браться за управление всем огромным семейным хозяйством. Уже в мае 1861 года Демидов сообщал своему бывшему попечителю Борису Данзасу, что все родственники «решились уступить свои части в общем нашем имении в исключительно моё владение Осталось совершить раздельный акт, но фактически я уже считаюсь единственным владельцем имений покойного деда и во имя личной чести и чести моей фамилии решаюсь принять на себя своё бремя управления».
Спустя два года Демидов собрался объехать все принадлежавшие ему уральские заводы. Как потом вспоминал Дмитрий Мамин-Сибиряк, ребёнком наблюдавший за поездкой молодого богача, «Демидов прожил на заводах около трёх недель и провёл всё время в разных «забавах» или на охоте; служащим и рабочим к нему не было никакого доступа; особенно сторожились подозрительных личностей, которые могли обеспокоить барина прошением». Впоследствии приезд Демидова на Урал Мамин-Сибиряк положил в основу своего романа «Горное гнездо». Действительно, герой книги – молодой, но уже уставший от жизни заводовладелец Евгений Лаптев оказался очень похож на Павла Демидова. Их обоих на Урале интересовали только охота, еда да женщины. До всего другого им не было никакого дела. К примеру, процесс бессемерования стали, принесший заводу в Нижней Салде в 1875 году мировую известность, проходил без какого-либо демидовского участия. Этим занимались различные управляющие, но только не Павел Демидов.
У него же появилась другая роль. Ему понравилось изображать из себя большого дипломата. Как же: министерство иностранных дел ещё в начале 1863 года сверх штата причислили Демидова к нашему посольству в Париже. А потом оно же назначило его состоять также сверх штата при посольстве в Вене. Тогда же судьба свела удачливого наследника демидовских миллионов с неписаной красавицей, дочерью рано умершего в Париже от водянки известного поэта – Марией Мещерской.
Павлу Демидову, естественно, уже успели нашептать, что Мещерская была далеко непорочной девушкой. До Парижа она несколько лет провела при императорском дворе. Одна из придворных дам, М.Келлер, вышедшая впоследствии замуж за полковника Николая Клейнмихеля, позже в берлинской эмиграции рассказывала, что Мещерская, будучи фрейлиной, сдружилась с дочерью поэта Василия Жуковского. Она вспоминала: «Княжна Мария Мещерская была красавицей. В ней было что-то восточное и её большие, бархатистые глаза очаровывали всех. Саша Жуковская, голубоокая блондинка, со свежим цветом лица, была германского типа. Одна была страстной, другая сентиментальной натурой. Обе пользовались исключительными успехами. Обе придворные дамы, блондинка и брюнетка, внушили великим мира сего глубокую страсть к себе. Блондинка – Великому князю Алексею, брюнетка – наследнику, будущему Императору Александру III».
Как видим, история в чём-то повторилась. Помните, как в 1836 году император Николай I стал засматриваться на фрейлину Аврору Шернваль. Что тогда сделала императрица? Она быстренько свела свою фрейлину с 38-летним богачом Павлом Демидовым.
А что теперь произошло? Наследник императора не на шутку влюбился в Марию Мещерскую. Весь двор вскоре охватила паника. Императорская семья решила молодых срочно разлучить. Цесаревича тут же отправили в Данию к выбранной невесте – датской принцессе Дагмаре, а его возлюбленную – во Францию. 18 июня 1866 года министр внутренних дел России Пётр Валуев записал в своём дневнике: «Великая княгиня <Елена Павловна. – В.О.> мне передала разные подробности о неохоте, с которою цесаревич ехал в Копенгаген, о его любви к княжне Мещерской, о том, что он будто бы просил государя позволить ему отказаться от престола и пр. пр.».
Аналогично в царской семье поступили и с Великим князем Алексеем. Родители даже слушать его не захотели и отправили в Америку, где он впоследствии женился на княжне Трубецкой. Тем не менее дочь Жуковского риск-нула втайне от двора родить от великого князя сына, который по документам стал графом Белевским, а позже вышла замуж за барона Бермана.
Павел Демидов был в курсе всех сплетен. Но душа его не устояла. Он, как утверждали современники, смертельно влюбился в Мещерскую и сделал ей предложение. Вступив 7 июня 1867 года в Париже в брак, 28-летний барин предложил молодой жене отправиться во Флоренцию на излюбленную виллу Демидовых в Сан-Донато.
Аврора Карамзина быстро привязалась к своей снохе. Ей было очень тяжело. Она догадывалась, что вряд ли уже увидит Иосафата Огрызко. Сибирская ссылка – это не шутка. Её хотелось теперь дожить до внуков.
25 июля 1868 года Мещерская родила в Вене сына, которого в честь её отца назвали Елимом. А на следующий день она умерла.
Павел Демидов не знал, как заглушить горе. В течение нескольких месяцев он отказывался кого-либо принимать. Ему не хотелось видеть даже собственного сына. И только несколько иезуитов каким-то образом умудрились втереться к Демидову в доверие. Под их влиянием сын Авроры Карамзиной начал подумывать о том, а не сменить ли ему веру. Он перечислил большие средства в католические храмы. Родные стали бояться, как бы молодой русский дипломат и наследник уральских заводов не вступил в монашеский орден «Сердца Иисусова».
В конце концов кто-то нашёл предлог вызвать Демидова в Россию. Ну а потом его насильно поселили в Каменец-Подольске, дав должность советника Подольского губернского управления и чин коллежского асессора. Когда же боль чуть поутихла, он получил разрешение переехать в Киев. Но тут на него свалилось новое горе: в Париже умер дядя – Анатолий Демидов.
Дядя в своё время любил хорошо погулять. Он поздно женился, уже в 1841 году, на графине Матильде де-Монфор, которая приходилась родной племянницей Наполеону Первому. Но брак оказался непрочным. Своих детей у них не было. И поэтому всё богатство Анатолия Демидова унаследовал его племянник – Павел Демидов-младший.
28 января 1871 года Павел Демидов стал головою Киева. А спустя несколько месяцев он женился во второй раз. Новой его избранницей стала девятнадцатилетняя дочь петербургского уездного предводителя дворянства – княжна Елена Трубецкая. Она подарила ему трёх сыновей и четырёх дочерей. К слову: своего четвёртого ребёнка в семье Демидовых в 1873 году решили в честь матери Павла назвать Авророй.
В 1874 году вскоре после переизбрания Демидова киевским головой на второй срок его здоровье резко ухудшилось. Он надеялся сначала поправить здоровье в Петербурге, но потом уехал в Италию. Когда началась русско-турецкая война, Демидов вернулся в Киев, чтобы заняться делами Красного Креста.
Я уже писал, что в молодости Демидов нередко поддавался различным авантюрам. Но с годами это его увлечение не исчезло. Поэтому неудивительно, что весной 1881 года он вляпался в одну тёмную шпионскую историю, связанную с тайной монархической организацией «Святая дружина», прозванной позже «Священной дружиной».
По одной из версий, изначально этот проект придумал Сергей Витте. Когда он узнал о покушении на Александра II, его возмущению не было предела. Он тут же взялся за письмо своему дяде – генералу Фадееву. Как потом Витте рассказывал графине М.Клейнмихель, «я описал ему моё душевное состояние, моё возмущение, моё страдание и выразил то мнение, что все мои единомышленники должны были бы тесно окружить трон, составить дружный союз, чтобы бороться с нигилистами их же оружием: револьверами, бомбами и ядом. Что надо, подобно им, создать свою организацию, в которой, как у них, каждый член был бы обязан привлечь трёх новых, и каждый из новых в свою очередь тоже трёх и т.д. Тридцать членов составляют отделение, с вожаком. Я писал страницу за страницей, не перечитывая написанного. В то время мне моя мысль казалась ясной, простой, легко исполнимой» (цитирую по книге воспоминаний М.Клейнмихель «Из потонувшего мира»).
Но ответ на своё послание Витте получил лишь через несколько месяцев. Как оказалось, Фадеев письмо племянника показал графу Иллариону Воронцову-Дашкову, а тот, в свою очередь, познакомил с ним лично нового Государя. И вроде Александр III все предложения Витте одобрил. Так якобы возникла «Святая дружина».
Если верить Клейнмихель, новое тайное общество возглавил Павел Шувалов. Роль тайного министра взял на себя Константин Белосельский. А на Демидова была вроде бы возложена миссия тайного министра внутренних дел.
Позже Клейнмихель со слов Витте подробно рассказала о том, как тот в доме Павла Шувалова получил от «Святой дружины» первое задание. «Впервые переступил я порог одного из роскошных аристократических домов, что произвело на меня большое впечатление. Впервые также находился я в обществе тех высокопоставленных особ, с которыми впоследствии мне было суждено так часто встречаться. Там тогда находились Великие Князья Владимир и Алексей, начальник генерального штаба, генерал князь Щербачёв, кавалергард ротмистр Панчулидзев и хозяин дома. Меня приняли очень сердечно, чествовали меня за мою гениальную идею и сообщили мне, что мой проект разработан и составлен уже отдел (из 10-ти человек), что члены будут вербоваться как в России, так и заграницей и таким путём образуется мощная организация. Мне показали тайный знак этого союза и привели меня к присяге. Я должен был клясться перед иконой, все свои силы, всю жизнь посвятить этому делу, и я, как и все другие члены, должен был дать обещание, в случае, если это понадобится, не щадить ни отца, ни мать, ни сестёр, ни братьев, ни жены, ни детей. Вся эта процедура, происходившая в роскошном кабинете, среди разукрашенных серебром и оружием стен, произвела на меня, провинциала, глубокое впечатление. Но я был окончательно наэлектризован, когда раскрылась дверь в столовую, – никогда раньше не видал я столько изысканных блюд. Вино лилось рекой, и я был слегка навеселе, когда Великий Князь Владимир мне сказал: «Милый Витте, мы все решили дать Вам заслуженное Вами почётное поручение. В настоящее время французское правительство отказывается выдать нам нигилиста Гартмана. Мы послали гвардии поручика Полянского в Париж с приказом уничтожить Гартмана. Поезжайте завтра иметь наблюдение над Полянским, и если он не исполнит свою обязанность, то убейте его, но предварительно ждите нашего приказа. Вы всегда найдёте возможность вступать с нами в сношения через нашего агента в Париже; агент этот пользуется нашим полным доверием и стоит во главе нашей организации заграницей. Вы можете его ежедневно видеть у Дюрона, Бульвар де ла Маделен. Советуйтесь с ним во всех трудных случаях». Я спросил его имя. Великий Князь сказал: «Дайте ему себя узнать нашим тайным знаком и он сам назовёт Вам своё имя». Мне дали 20.000 рублей. Никогда ранее не видал я столько денег».
К счастью для Витте, террором ему заниматься не пришлось. В последний момент французы согласились на выдачу Гартмана. Но ведь «Святая дружина» опиралась не только на Витте. У неё наверняка были и другие активисты. А какие они исполняли поручения, это до сих пор неизвестно.
Элита неоднозначно относилась к «Священной дружине». К примеру, военный министр граф Д.А. Милютин был просто взбешён. В своём дневнике он, не скрывая возмущения, писал: «Слышал от великой княгини о странном обществе, образовавшемся под именем Сан-Донато <намёк на Павла Демидова. – В.О.>. Общество это уже весьма многочисленно и состоит из светских людей и гвардейских офицеров лучших фамилий… Оно имеет цель. Тайными путями оберегать особу императора, попросту говоря шпионство. Вот до чего дошло извращение нравов и понятий о чести в высших слоях общества».
Позже к этой критике присоединился великий сатирик Михаил Салтыков-Щедрин, высмеяв всю эту шпионскую организацию в своём третьем «Письме к Тётеньке», выведя в нём Демидова под именем Сампантре.
Но зато Дурново действительно до последнего верил, что «Священная дружина» не за страх, а за совесть служила государю. Он уже в 1906 году убеждал графиню М.Клейнмихель, что исключительно благодаря этой дружине был раскрыт заговор, имевший целью похищение наследника – Цесаревича Николая II. Правда, присутствовавший при этом разговоре флигель-адъютант государя – полковник Рейтерн этот рассказ Дурново не подтвердил, заявив, будто весь заговор оказался его личной выдумкой ради того, чтобы раскошелить князя Белосельского и Павла Демидова. Я же думаю, Рейтерн явно лукавил. Он, безусловно, не захотел говорить всей правды. Ему было что скрывать.
Кстати, главными финансистами «Священной дружины», по утверждению исторического романиста Марка Алданова, являлись его дед по матери – киевский сахарозаводчик Зайцев, барон Г.Гинцбург и миллионер Поляков.
Судя по документам, тайная дружина просуществовала полтора года.
В 1881 – 1882 годах в нескольких губерниях Российской империи прокатилась волна еврейских погромов. В ответ правительство учредило комиссию для пересмотра законов о евреях, в которую был включён в том числе и Демидов. Он честно написал: «Главнейшая особенность положения еврейского населения в России заключается в лишении его права свободного передвижения за черту предназначенной ему оседлости. В силу этого закона, почти всё трёхмиллионное еврейское население сосредоточивается в северо- и юго-западных губерниях. Такая скученность их сравнительно на небольшом пространстве и происходящая от сего чрезмерная конкуренция в добывании средств ставит население в крайне безвыходное положение и заставляет поневоле быть неразборчивым в выборе тех или других занятий для поддержания своего существования. Всем известна поразительная бедность и безвыходная нищета еврейской массы, приводящая к тем уродливым экономическим явлениям, которыми мы так возмущаемся: эксплуатация местного населения, ростовщичество и т. п. неприглядные стороны еврейского быта. И всякие репрессивные меры в борьбе с этим злом будут бессильны; только рядом коренных реформ в быте как эксплуатируемых, так и эксплуататоров оно может быть уничтожено; распространение между населением просвещения, организация сельского кредита, облегчение от податей и повинностей и вместе с тем уничтожение искусственных преград, ставящих в безвыходное положение еврейское население относительно свободного приискания средств к жизни, – вот те меры, которые одни могут быть действительны в борьбе с упомянутым злом».
Однако в правительстве к мнению Демидова не прислушались. Ближайшее окружение Александра III ни в каких реформах заинтересовано не было. И тогда Демидов решился на отчаянный поступок: он, никого не спросясь, посмел в 1883 году опубликовать свою книгу «Еврейский вопрос в России».
Скончался Демидов 14 января 1885 года от болезни печени в купленном им за несколько лет до смерти итальянском имении Пратолино. Как считал выдающийся русский металлург Владимир Грум-Гржимайло, «Павел Павлович умер вовремя. Проиграв 600 тысяч рублей в Монте-Карло, он поставил заводы на край гибели. Была запродана платина на 10 лет вперёд. Были исчерпаны все ресурсы и весь кредит. Василий Дмитриевич Белов <петербургский управляющий. – В.О.> говорил мне, что он носился по всему Петербургу, ища денег, и ждал с минуты на минуту объявления о несостоятельности».
К этому надо добавить проблемы, которые в последние годы жизни Павлу Демидову постоянно доставляла его вторая супруга. Она, видимо, не могла простить ему страшную влюблённость в Марию Мещерскую. Демидов действительно так и не смог забыть свою первую жену. Он до последнего в их родовом имении Сан-Донато сохранял в парковом павильоне комнату с вещами Марии Елимовны, куда очень часто наведывался и где никогда не мог удержать слёз. Но Елене Петровне это очень не нравилось. В конце концов она заставила мужа в 1880 году всю усадьбу в Сан-Донато спешно продать буквально за гроши каким-то французским и итальянским аферистам. Однако новое имение Пратолино уже никакой радости Павлу Демидову не приносило. И, видимо, тогда (а может, чуть раньше) Елена Петровна в отместку завела роман с одним киевским священником и вроде бы даже родила от него дочь Веру.
После смерти мужа Елена Петровна распорядилась набальзамированное его тело переправить на Урал. Похороны состоялись в начале июля в Нижнем Тагиле. Людей тогда очень неприятно поразило, что на эту траурную церемонию молодая вдова привезла попа. Народ, по свидетельству приехавшего в Нижний Тагил неделей позже начинавшего инженера-металлурга Владимира Грум-Гржимайло, только и обсуждал княгиню и попа, которого она привезла и с которым будто бы жила».
Позже родные установили на территории Никольской церкви, где размещалась фамильная усыпальница рода Демидовых, памятник Павлу Павловичу. Как писал уже в 1891 году Мамин-Сибиряк, памятник получился «оригинальный и эффектный с горельефами из бронзы и каррарского мрамора. Благочестивые люди находят его немного католическим, но едва ли можно провести грань, отделяющую православную скромность от католической вычурности. Можно сказать только одно, что памятник великолепной итальянской работы».
Увы, на похоронах сына не смогла побывать его мать. К тому времени она десять лет почти безвыездно проживала уже в Гельсингфорсе. Аврора Карловна переехала в столицу Финляндского княжества ещё в 1875 году, практически сразу после того, как её сын продал их петербургский дом на Большой Морской светлейшей княгине Н.Ф. Ливен.
Когда-то Петербург ей казался несбыточной мечтой. Но вот накануне семидесятилетия настроение резко изменилось. Что же произошло? Почему Петербург вдруг стал ей не мил?
Я думаю, причина в том, что в Петербурге Аврора Карловна уже давно ощущала себя безнадёжно одиноким человеком. Да, она по-прежнему сохраняла поразительную красоту. Соллогуб на закате своей жизни с восхищением писал, что Аврора Карловна «даже старушкой остаётся прекрасна». Но для кого она берегла свою красоту? Она понимала, что Иосафата Огрызко в Петербург уже вряд ли вернут. Всё, что ей и другим приятелям Огрызко удалось для него сделать, – сократить срок каторги, выхлопотать разрешение на переезд из Якутии в Иркутск и восстановить в дворянском достоинстве. (Здесь, правда, возникает вопрос, участвовал ли в хлопотах по делу Огрызко её сын. Известно, что одно время Иосафат Огрызко ходил в наставниках у Павла Демидова. Но какую позицию занял бывший воспитанник, когда его учитель находился в Сибири, пока выяснить не удалось.)
После же Огрызко заводить другие романы Аврора Карловна, видимо, посчитала, что поздно. Потом тяжёлым ударом для неё оказалась смерть в 1868 году первой снохи – Марии Мещерской. Она быстро и очень сильно к Мещерской привязалась и, когда той не стало, то впала в отчаяние. И никакое время не помогало. Даже через два года после смерти Мещерской она никак не могла примириться с этой утратой, что косвенно подтверждают дневники Владимира Муханова. Так в записи за 28 марта 1870 года Муханов подчёркивал: «Обедаем у Авроры Карловны Карамзиной с Шернвалем <её братом. – В.О.>. портреты её невестки».
А вот со второй невесткой – с Еленой Трубецкой у Авроры Карловны отношения, видимо, не сложились. Она, вероятно, догадывалась, что новая сноха изменяла её сыну. Но вмешиваться не стала, предпочтя перебраться в Гельсингфорс.
Кстати, после смерти Демидова его жена отказалась в пользу детей от каких-либо претензий на наследие своего мужа, попросив лишь оставить за ней Иллинецкое имение в Киевской губернии да счёт в Киевском отделении Международного банка. Что же касается управления уральскими заводами, то Александр III до совершеннолетия старшего сына Демидова назначил опеку во главе с П.П. Дурново. Ну а матери Павла Демидова было решено ежегодно перечислять в Финляндию ренту с доходов, по одним источникам, в сумме 84 тысяч рублей, а по другим – в сумме 60 тысяч рублей.
Вскоре в Гельсингфорс перебрался и старший брат Авроры Карловны – Карл-Канут-Эмиль Шернваль-Валлен. Выйдя в 1836 году с военной службы в отставку, он устроился чиновником особых поручений при друге своего отчима – графе Ребиндере. И потом прошёл путь до статс-секретаря Великого княжества Финляндского. Финны до сих пор ставят ему в заслугу то, что именно он провёл перед Верховной властью проект об установлении особой финляндской монеты. Но в 1881 году барон Шернваль, отпраздновав своё 75-летие, решил отойти от всех дел и из Петербурга навсегда перебраться в Гельсингфорс, после чего судьба отмерила ему ещё девять счастливых лет жизни. Когда он умер, ведущая финская газета написала, что Карл Шернваль-Валлен «умел ценить интеллигентность и принадлежал к той школе государственных людей, которые считали своим долгом быть в сношениях с руководящими умами своего народа, дабы образовать себе явное понятие об образе мыслей нации и о требованиях данного положения».
В том же 1890 году в Иркутске скончался Иосафат Огрызко, который, видимо, был последней любовью Авроры Шернваль-Демидовой-Карамзиной. Он под конец жизни разочаровался в либеральных идеях и пришёл к выводу, что «социалистическое движение в России не имеет под собой почву».
Ну а Аврора Шернваль дожила до 94 лет. О её последних годах жизни очень тепло в своих мемуарах написал бывший чиновник министерства государственных имуществ Константин Головин. В своё время он терпеть не мог сына Авроры Карловны – Павла Демидова, считая его плохо воспитанным человеком, который «с наивной откровенностью поклонялся собственному богатству и воображал, что весь он создан, главным образом, для того, чтобы наслаждаться жизнью». А вот мать Павла Демидова Головин просто боготворил. Уже на излёте своей жизни он вспоминал: «Но бесспорно самой замечательной женщиной, с которой мне приходилось тогда видаться, была, несмотря на свои 80 с лишком лет, известная Аврора Карловна Карамзина. Она всё похоронила в жизни, и горячо любимого мужа, и сравнительно недавно скончавшегося сына. И жизнь её всё-таки не казалась опустелой, а бодрость её деятельной души нисколько не пострадала от лет. Её семья расширилась – вот и всё, не только от того, что она становилась матерью для всех своих многочисленных племянниц, но и потому тоже, что делать добро было для неё потребностью. И добро это не ограничивалось, как у многих, простою щедростью – такая щедрость была бы ей не по силам – так как всё огромное богатство, унаследованное от первого мужа, Демидова, она отдала сыну: роскошный её дом по Морской был продан. Она уединилась в своей вилле близ Гельсингфорса, хозяйничала умело в своём маленьком имении Трескенде, а когда её вилла в одну зимнюю ночь сгорела со многими хранившимися там дорогими воспоминаниями, избалованная женщина до самой смерти скромно ограничивалась небольшим уцелевшим флигельком. С годами нрав её не изменялся ничуть. Сестра виделась с нею в Гельсингфорсе уже в половине 90-х годов, когда ей тоже, как и девятнадцатому веку, минуло 90. Она оставалась такою же светлою, тем духовным, не померкающим внутренним светом, который всегда сказывается и во внешности. Ни одного горького чувства, ни одного язвительного слова. А между тем несколько раз уже тяжёлое горе обрушивалось на эту знаменитую прежде красавицу, воспетую Пушкиным, на этот кумир Петербургского света ещё в эпоху Николая Павловича. Её, теперь уже ограниченные средства, не позволяли Авроре Карловне проживать в Петербурге, куда она наезжала лишь мельком, сохранив до конца свои близкие отношения к царскому семейству. Она была женщина глубоко религиозная – иные называли её поэтисткой – но это название к ней не шло; до того мягкою примирительною, полною снисхождения, оставалась всегда её тёплая вера».
Умерла Аврора Карловна Шернваль в ночь на 30 апреля 1902 года, завещав в своём гельсингфорсском особняке разместить музей финляндской столицы. Но и после смерти её драматическая судьба продолжала притягивать многих поэтов и художников. До нас дошла, к примеру, поэма Георгия Маслова, которая так и называлась – «Аврора».
Этот Маслов был провинциальным романтиком. Почти всё детство он провёл вместе с родителями в скитаниях. Сначала их семья жила в Моршанске. Потом они перебрались в Самару. Затем очутились в Симбирске. В 1913 году восемнадцатилетний паренёк отправился покорять тогдашнюю российскую столицу Петербург. Ему без труда с ходу удалось поступить на историко-филологический факультет университета. На первом курсе симбирский юноша стал бредить только Пушкиным. Кстати, его студенческие работы о великом поэте очень понравились С.Венгерову и Юрию Тынянову. А потом он влюбился в юную поэтессу Елену Тагер, которая свои первые стихи предпочитала печатать под псевдонимом Анна Регатт. Девчонка быстро вскружила парню голову. В марте 1916 года они поженились, а когда грянула февральская революция, то оба поспешили в Симбирск заниматься выборами в Учредительное собрание. Впрочем, до выборов дело не дошло. Февраль сменился Октябрём. Мирного исхода не получилось. Россия оказалась расколота. Маслов примкнул к белогвардейцам. Вместо побед он два года подряд испытывал лишь горечь отступлений. В итоге вчерашний романтик оказался в Красноярске, где в марте 1920 года скончался от тифа. Но, умирая, он успел докончить стиховой портрет Авроры Шернваль.
Как писал Тынянов, эта поэма «ещё строга и сдержанна, как более ранние стихи Маслова. Отчётливая (до линий историко-литературного реферата) композиция; традиционные, богатые архаическим весом, эпитеты; сжатость поэтических формул и переходов; тонкая эротика, воскрешающая полухолодную эротику Боратынского – черты эти, довольно точно, возобновляют красивую традицию».
Добавлю, позже очень трагически сложилась и судьба избранницы Маслова – Елены Тагер. После смерти мужа она, имея на руках малолетнюю дочь, чтобы не умереть от голода, вынуждена была устроиться в Американскую администрацию помощи. Но в 1923 году этот факт ей поставили в вину и выслали в Архангельск. С Севера Тагер вернулась в Ленинград лишь через пять лет. Её новым мужем стал критик Корнелий Зелинский, который потом повёл себя как самый последний трус. Она потом даже пожалела, что в своё время не ушла от него к режиссёру Завадскому. А в 1938 году Тагер забрали во второй раз и теперь уже отправили по этапу на Колыму. Выйдя из лагеря, она поселилась на Алтае, в Бийске. Но в 1951 году последовал третий арест и ссылка в Северный Казахстан. Домой Тагер дозволили вернуться лишь в 1954 году. После чего судьба отмерила ей ещё десять лет жизни.
Как сложилась судьба потомков Авроры Шернваль? Начну с её старшего внука Елима Демидова. Своим современникам он всем запомнился по-разному. Одни считали, что новый наследник демидовских миллионов ничего в доставшемся ему хозяйстве не понимал. Здесь можно сослаться на воспоминания известного русского металлурга Владимира Грум-Гржимайло. Он писал, как в 1885 году Елим Демидов впервые появился в Нижнем Тагиле: семнадцатилетний мальчик «ходил в необыкновенных манишках и костюмах; впадал в ужас от заводской пыли, шума и жары. Настойчив был только в спорте. Приехав в Салду, он целый вечер играл на плохоньком китайском биллиарде и добился того, что делал 200 несколько раз подряд. Дел же не понимал и не хотел с ними знакомиться». Правда, когда в 1891 году заводы оказались перед угрозой холода, он проявил необыкновенную человечность, сразу взявшись за устройство столовых. Позже, уже в 1893 году, Елим Демидов породнился с другом своего отца и одним из организаторов «Священной дружины» – графом Илларионом Воронцовым-Дашковым, женившись на его дочери Софье. А вообще ему очень нравилось служить по линии министерства иностранных дел. Хотя вице-директор канцелярии нашего МИДа Ваксель считал Елима Демидова ни на что не годным бездельником и сделал всё, чтобы прикомандировать его к одному из посольств. Кстати, позже он занял место посла в Греции, но когда случился октябрьский переворот, то возвращаться на родину отказался. Но до нас дошло ещё одно мнение об этом человеке. Я имею в виду графиню М.Клейнмихель. Уже в берлинской эмиграции она вспоминала, что «никогда не могла смотреть на Елима без волнения, так как я находился в нём прекрасные черты и взгляд его покойной матери, бывшей в Петербурге моим первым другом. Он унаследовал поэтический дар своего деда и в собрании его стихотворений «Заблуждения» есть очень глубокие и звучные стихи». Скончался Елим Демидов в 1943 году в Афинах. Похоронили его в приходе русской православной церкви. Спустя десять лет там же последний приют нашла супруга Елима Демидова – Софья Илларионовна. Увы, никакого потомства они не оставили, своих детей у них не было.
Второй внук Авроры Карловны – Никита прожил всего два годика. Он умер в 1874 году.
Более удачно сложилась судьба третьего внука – Анатолия Демидова. Как вспоминал Грум-Гржимайло, «он был ещё беспутнее Елима. Его компанию составлял лакей, с которым он устроил парусную лодку и целыми днями катался на Тагильском пруду». Потом Анатолий Демидов был устроен в Гродненский гусарский полк. Когда ему исполнилось двадцать лет, он женился на дочери директора Русского для внешней торговли банка – Евгении Клементьевне Подменер. Однако ему по-прежнему хотелось вести разгульный образ жизни. Об этом можно судить хотя бы по переписке одного из доверенных лиц детей Павла Демидова от Трубецкой – П.Кузьмина с главным наследником демидовских миллионов Елимом Демидовым. 10 марта 1895 года Кузьмин сообщал: «Анатолий Павлович по-прежнему занимается, по временам продолжает увлекаться цыганским хором и преподносит корзины цветов цыганкам, что нередко вызывает спор со мной, так как я отказываюсь платить за эти корзины (по 150 рублей), а карманных денег у него не хватает. Согласно Вашему разговору с П.П. Дурново, денежные дела Анатолия приводятся в порядок; Анатолий постоянно говорит об экзаменах, вполне уверен, что выдержит их, но никак не может решить, в какой полк поступать – в лейб-гусарский или в гродненские гусары (в Варшаву) или же в Нижегородские драгуны на Кавказе».
В следующем письме Кузьмин продолжал рассказ: «Вопрос об экзаменах Анатолию наконец решён, т. е. удалось устроить с помощью П.П. Толстого, чтобы Анатолию назначили при l-м Кадетском корпусе, т. к. ни при каком другом он не выдержал бы их. Страшно только одно, как бы Анатолий не отказался ехать на экзамены, т. к. последнее время он занят цыганкою; денег на неё и из-за неё потратил массу (думаю, около тысяч 30). Я теперь узнал, как он добывает деньги: он, как и обещал Вам, ни одного векселя не подписал, но берёт в разных магазинах вещи (преимущественно бриллианты) и отдаёт их цыганке, а при необходимости иметь наличные деньги закладывает эти вещи через своих милых товарищей… Разумеется, экзамены его будут одна лишь комедия».
Позже жена родила Анатолию Павловичу Демидову трёх дочек: Елену, Евгению и Аврору, которые впоследствии все трое вышли замуж за французов и потом окончательно осели во Франции. Но что потом стало с самим главой почтенного семейства, до сих пор тайна. Никто не знает даже дату его смерти.
Во Франции в 1909 году сразу после своего тридцатилетия завершил свой земной путь и четвёртый внук Авроры Шернваль – Павел Павлович Демидов. Он в семье Демидовых подавал самые большие надежды. Грум-Гржимайло потом писал: «Ему попался хороший гувернёр – приват-доцент Одесского университета – фамилию его не помню. Павел Павлович, говорят, хорошо учился и собирался поступить в Горный институт. Не помню, поступил ли, или провалился на экзамене, или убоялся, – но в конце концов он оказался юнкером Гродненского полка и так вёл себя, что полковой командир радёхонек был, когда этот юнкер, наконец, ушёл из полка. Затем он начал путешествовать. Поехал в Центральную Азию с каким-то англичанином на охоту и побил много каменных баранов. По дороге он остановился на день в Тагиле, чтобы показать тягу на вальдшнепов. Потом поехал в Африку и скоро умер». По решению родственников Павел Павлович-младший был похоронен в родовой усыпальнице Демидовых в Париже на кладбище Пер-Лашез.
Немного прожила также старшая внучка нашей героини – Аврора, всего тридцать один год. Она дважды была замужем. Первый её брак с князем Арсением Карагеоргиевичем – братом сербского короля Петра – продлился всего три года. А вторым её избранником стал итальянский граф Николло Ногера. Она потом родила ему дочь Елену. А Елена, в свою очередь, родила в 1956 году сына Александра Тиссо, который сейчас вместе с женой Катариной и двумя детьми – Симоной и Пьером проживает в Англии.
Дольше всех из внучек Авроры Шернваль прожила Мария: 78 лет. Она скончалась в Италии в 1955 году. Её мужем был князь Семён Абамелек-Лазарев.
А третья внучка, Елена, прожила только 75 лет. Она дважды состояла в браке. Первый её муж – граф Александр Шувалов. Второй муж – Николай Павлов был политиком, депутатом думы. Свои последние дни Елена Павловна провела в нервной клинике во Флоренции. Её не стало 28 марта 1959 года. Спустя сорок лет Александр Тиссо перевёз её прах в Париж и перезахоронил его в родовой усыпальнице Демидовых на кладбище Пер- Лашез.
В заключение вернусь к тому, с чего начал: к аукциону Сотбис и к вопросу о том, какой портрет Авроры Демидовой подлинный, а какой – копия.
Но сначала маленький исторический экскурс. Дело в том, что после смерти Павла Демидова-младшего его итальянское имение Пратолино унаследовала его вдова Елена Трубецкая. Она потом преподнесла эту усадьбу в качестве свадебного подарка своей дочери Марии. А та, в свою очередь, завещала итальянский дом со всей художественной коллекцией племяннику – сыну своей сестры Авроры (сербскому принцу Павлу Карагеоргиевичу). Уже в 1969 году принц часть доставшегося ему собрания решил продать на аукционе Сотбис (Третьяковка тогда, в частности, приобрела мраморные бюсты Павла Демидова и его жены Авроры работы Ф.И. Шубина), а часть отдать во флорентийскую галерею современного искусства, где было решено сформировать тематический зал «Демидовы во Флоренции». Однако со временем денег на содержание галереи ни у кого не оказалось. И в июне 1995 года остатки демидовского наследия попали всё в тот же аукционный дом Сотбис, где «Портрет Авроры Демидовой» кисти Брюллова купила знаменитая оперная певица Галина Вишневская.
А в Нижнем Тагиле всегда хранилась лишь копия этой работы. Она поступила в тамошний музей сравнительно недавно – в 1936 году из «кладовой Среднеуральского горнозаводского треста». В 1957 году полотно в ужасном состоянии отправили в Москву в центр И.Э. Грабаря, где потом её реставрацией в течение трёх лет занималась Н.Л. Маренникова. Позже сотрудница Третьяковской галереи Л.Маркина высказала гипотезу, будто копию портрета Демидовой выполнил один из учеников БрюлловаСтепан Фёдоров. В своё время он учился в Выйском заводском училище расписывать подносы. Потом, уже в 1827 году, Анатолий Демидов отправил его вместе с тремя другими уральскими самородками в Италию. Там Фёдоров несколько лет провёл в мастерской Брюллова. Достоверно известно, что в 1844 году именно он копировал брюлловскую картину «Вирсавия». Но документальных подтверждений, что он же повторил портрет Демидовой, нет. Зато в мемуарах современников художника, в частности в дневнике А.Н. Мокрицкого, есть упоминание о копии, выполненной в марте 1838 года Николаем Путятой, который дружил с первым женихом Авроры Шернваль – Александром Мухановым. Так что не исключено, что в Нижний Тагил попал портрет, срисованный с картины Брюллова именно рукой Путяты.
Но вообще вещи, которые раньше украшали первую красавицу Гельсингфорса и Петербурга, сейчас можно обнаружить в самых разных местах. Здесь можно вспомнить историю алмаза «Санси». Известно, что Аврора Карловна принесла его в семью своего второго мужа – Андрея Карамзина. Но после смерти в 1917 году второй жены её сына Павла Демидова – Елены Трубецкой бриллиант куда-то исчез. Во всяком случае, автор самого дотошного исследования об алмазах – Р.Г. Валеев так и не смог отыскать следы этой жемчужины.
Позже выяснилось, что в какой-то момент драгоценный камушек приобрела английская леди Астор. Потом он якобы очутился у кого-то из богатых людей Индии. Затем уникальная жемчужина попала на один из аукционов, где на него претендовали Жаклин Онассис (Кеннеди) и Элизабет Тейлор. И только в 1976 году алмаз «Санси» осел в фондах парижского Лувра.
Не всё просто оказалось и с рукописным наследием Авроры Карловны. Например, письма Авроры Шернваль и её второго мужа Андрея Карамзина, отправленные в 1847 – 1848 годах из Парижа в Петербург, удалось выявить лишь в 1928 году. Историки обнаружили их в Кореизе на южном берегу Крыма в домашнем архиве Клейнмихелей (как известно, Е.П. Клейнмихель была дочерью Е.Н. Мещерской и соответственно внучкой Н.М. Карамзина), передав находки в Крымское центральное архивное управление.
Печальную участь уготовила советская власть и многим памятным местам, связанным с именами близких Авроре Карловне людей. Сначала в 1918 году большевики разрушили в Нижнем Тагиле сооружённый в 1842 году памятник свёкру Авроры Карловны – Николаю Никитичу Демидову. Потом, уже в 1930-х годах, они снесли памятник Андрею Николаевичу Карамзину, который стоял в Нижнем Тагиле с 1855 года. А в 1967 году власть взорвала и окончательно стёрла с лица земли Нижнетагильскую Выйско-Николаевскую церковь, где находилась родовая усыпальница Демидовых, и на освободившемся месте, прямо на погосте, построила дворец культуры «Юбилейный».
Вот такая получилась грустная история.Вячеслав ОГРЫЗКО

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.