Научите русских писателей скандалу!

№ 2011 / 49, 23.02.2015

В рамках очередной Международной ярмарки интеллектуальной литературы «non/fiction», состоялся экспертный круглый стол, любопытный уже самим своим заглавием – «Литературные скандалы как двигатель прогресса».

В рамках очередной Международной ярмарки интеллектуальной литературы «non/fiction», состоялся экспертный круглый стол, любопытный уже самим своим заглавием – «Литературные скандалы как двигатель прогресса». Вёл круглый стол журналист и публицист Виталий Дымарский.

Виталий Дымарский:

Литературный скандал – это, безусловно, выход за некие нормы – профессиональные, этические, общественные. Но всегда ли это хорошо или, наоборот, всегда ли это плохо? Ведь скандал – не просто двигатель прогресса, но ещё и двигатель коммерции, двигатель торговли. Настоящая же книга, настоящая литература пишутся не для этого.

Михаил Бутов, первый зам. гл. редактора журнала «Новый мир»:

Я думаю, что мы понимаем под скандалом две разные вещи. С одной стороны, скандальность в плане провокативности, на мой взгляд, должна являться неотъемлемой частью искусства. Мы не говорим о том, что любой текст, любая картина, любой снятый фильм должны обязательно содержать в себе провокацию, но, тем не менее, так было всегда. Вполне возможно, что первый неолитический человек, который рисовал бизона на стене пещеры, хотел кого-то этим задеть. Без провокации искусство просто обескровится и превратится в глубокомысленную жвачку, чего желать мы бы ему не хотели. С другой стороны, сегодня мы в основном под скандалом понимаем вещи вторичные и не имеющие отношения к самой сути литературы, искусства. Ну, напишет очередной автор очередную биографию кого-нибудь, в которой будет рассказываться, что, допустим, у знаменитой поэтессы было мало того что три мужа, так ещё и параллельно сто мужчин. И вот будет «скандал». Но это такой производственный скандал, то есть производный, специальный. По-моему, время, когда это работало и привлекало серьёзное внимание, уже прошло… В нашей стране ещё периодически случаются скандалы политического свойства, когда что-нибудь запретят, объявят террористическим или каким-нибудь безнравственным. Я, например, отношусь к таким вещам как к достаточно внешним. Хотя скандал, какой когда-то учинил Набоков с «Лолитой», – был скандалом высокого класса.

Мария Галина, писатель:

Может быть литературный скандал – как стратегия, а может быть литературный скандал – как случайность, как стечение обстоятельств. В каких-то уникальных и удачных для авторов случаях то и другое сталкивается, и вот, собственно говоря, последний «букеровский» сюжет, который мы наблюдали в прошлом году, как раз и был таким совпадением двух стратегий – книжки, нацеленной на скандал («Цветочный крест» Елены Колядиной), и самого события, которое привело к информационному шуму. Сейчас этот скандал несколько поутих и остался лишь как одиночный пример, но не как сложное и продолжающееся литературное явление. Параллельно развитию того скандала мы видели другую стратегию – абсолютно не скандальную – книжка Мариам Петросян, которая в прошлом году получила приз читательских симпатий «Большой книги». Она абсолютно бесшумно прошла, но стала лонг-сэллером и держится до сих пор, генерируя вокруг себя какой-то информационный шум. То есть, в конце концов, если текст достаточно хороший и сильный, то в ситуации нынешней блогосферы, когда волну гонит сам читатель, когда между фактом (книжкой) и читателем существует очень мощная обратная связь, организуются клубы по интересам и т.д., – скандал не так-то и нужен, возможны и другие стратегии. Мне кажется, другая стратегия – вот эта ситуация информационной раскачки, попытки учесть блогосферу – сама по себе очень интересна и ещё очень мало осмыслена, и об этом стоит подумать.

Александр Набоков, главный редактор газеты «Книжное обозрение»:

На самом деле, я, конечно, консерватор по отношению к скандалам, но мне кажется, что они нужны как некие санитары леса в литпроцессе. Ведь скандалов полноценных, которые бы по-настоящему прозвучали, я не помню уже давно. Мы же говорим в основном про скандалы внутри литературного сообщества, а мне кажется, что литературный скандал, когда он действительно скандал с большой буквы, – когда о чём-то говорят люди, которые в обычной жизни про литературу в принципе не говорят.

Александр Гаврилов, литературный критик:

Давайте попробуем понять, в какой момент возникает скандал. Скандал возникает тогда, когда какая-то книга оказывается нестерпимой для большого количества читателей, но отменить её они не могут. Классический пример – Салман Рушди и его «Сатанинские стихи». Существует огромное количество людей на земном шаре, которые ненавидят эту книгу, она для них невозможна, она для них нестерпима. И примерно такое же количество людей на земном шаре, которые не готовы замолчать эту книгу, вычеркнуть её из современной культуры ради того, чтобы сохранить добрые отношения с мусульманским большинством. Это говорит о том, что настоящие –самородные – скандалы вызывают только книги очень значительные, которые и завоёвывают поклонников, и раздражают людей, их ненавидящих. Бутов рассказывал о скандалах, которые создаются, когда люди, которые делают скандалы, пытаются выдать свои книги за серьёзные, крупные события. А книги, которые сами порождают скандалы, – действительно являются событиями. Давайте посмотрим, что такое по-настоящему скандальные книги. Это набоковская «Лолита». Вот скандальная книжка, вокруг которой шум не утихает и, я думаю, будет продолжаться, пока ещё хоть кого-нибудь эта книга по-настоящему волнует. Это «Капитал» Маркса – скандальная книга, остающаяся скандальной до сих пор вместе с «Манифестом коммунистической партии». Из того, что мы видели за последнее время, по-настоящему самородный скандал случился вокруг пустой книжки – он случился только в связи с «Цветочным крестом» Колядиной. Потому что «Букеровская» премия внезапно придала этой книге такой статус, что читающее большинство не смогло просто отмахнуться от неё, просто назвать её графоманией, как это следовало бы сделать. Это, с одной стороны, раскрывает нам причину, почему литтехнологи так обожают скандалы и мечтают о них. А с другой стороны, показывает нам некоторым образом возможность работы инструментов институализации (литературных премий, корпоративных поощрений), потому что если мы знаем, что существует какая-то по-настоящему серьёзная книга, действительно достойная, и при этом сегодняшний читатель ей сопротивляется, то мы должны в эту точку культуры направлять свои усилия, чтобы вместе со скандальным выбросом, с гейзерным эффектом книга заняла достойное место. Если скандал с Колядиной и «Букером» кажется мне досадным и, на мой взгляд, является результатом просто непрофессионального отношения всех участников скандала, то очень разумный, правильный и позитивный скандал – это скандал с «Голубым салом» и «Идущими вместе». Вот это отношение – неспособность примириться с радикальным текстом – очень важная часть работы в культуре. До тех пор, пока статусные структуры внутри культурного процесса поддерживают эти радикальные высказывания (а Сорокин, безусловно, классик, и у него есть все формальные признаки этого, включая премию «Большая книга», выданную ему со словами «лучше поздно, чем никогда»), самородные скандалы будут происходить. А в области жанровой литературы или просто литературы третьего сорта скандалов нет и не будет, хоть их узлом вяжи.

Виталий Дымарский:

Не издают ли отдельные издатели книжки именно ради скандала, рассчитывая на скандал?

Александр Гаврилов:

Мы знаем совершенно точно издателя, который издавал книжку для скандала – это было «Ad Marginem» с прохановским «Господином Гексогеном». Там у издателя, безусловно, был план создать литературный скандал. Мне кажется, вовлечённость или не вовлечённость издателя в создание скандала – это главным образом вопрос калибра кишки. В смысле, тонка она или толста. Создание скандала предполагает, что издатель очень мобильный, не очень обременённый контактами с государством, согласен занимать умеренную контркультурную позицию. Если такой издатель есть (а мы его знаем, он один в России), то будет литературный скандал, сфабрикованный издателем. А большое издательство, разумеется, не может этого себе позволить, потому что это мешает продажам гораздо более респектабельных книжек. Вопрос в том, готов ли издатель за свою книгу биться. Готов ли он сказать, что эта книга так важна, что он готов выдерживать сопротивление части общества.

Михаил Бутов:

Есть ещё интересный вопрос: где та грань, на которой скандал вообще можно создать? На самом деле, почти всё уже отработано. Вряд ли сейчас можно существенно поразить общественность, скажем, порнографическими книжками. Что остаётся? В России, видимо, всё-таки политическая тема. Хотя тоже – как она подана. Попытки писать политическую литературу пока, по сути, никакого скандала у нас не создали, а создали лишь довольно убогие образы молодых революционеров. Получается, что остаётся одна совершенно беспроигрышная тема – это религия. И вот мы говорили про Салмана Рушди, а я подумал, что если бы у нас написали подобное произведение в отношении к Православию, то это был бы дикий скандал. Эта вещь просто порвала бы страну и подняла чудовищную волну ненависти к литературе.

Александр Гаврилов:

…Желательно, чтобы кровь христианских младенцев поставляли в синагогу прямо из Храма Христа Спасителя. Причём чеченцы. Вот тогда получится, как надо. Боюсь только, что решить собственно литературные задачи на таком материале затруднительно, а если литературные задачи не решаются, то и литературного скандала не может быть.

Мария Галина:

Мне известны книги, которые вполне скандальны, потому что покушаются на святое. Любой скандал сейчас – это некое покушение на святое. Это может быть выпад контрхристианский, контртолкинистский и т.д. Эти романы, в принципе, культовые до какой-то степени, но в достаточно узких кругах. И, слава богу, выходят они небольшими тиражами. Если мы посмотрим на книжки, которые издаёт «Ad Marginem», то мы увидим, что тиражи сравнительно невелики. Один из удачных примеров стратегии политического скандала – это Всеволод Емелин. Если мы будем брать поэзию, то это очень интересная и оправдывающая себя информационная стратегия. Но она очень опасна физически для самого поэта, потому что вполне может быть, что кто-то, кто будет всерьёз обижен, востребует не художественной правды, а мордобоя или чего похуже – привлечения в суд за оскорбление или за разжигание национальной розни, за призыв к экстремизму. И вот здесь возникает вопрос, на что готов автор, чем он готов жертвовать ради своей стратегии. Если тот же Рушди прячется от радикальных исламистов, то чем готов пожертвовать наш человек, который вообще не защищён. Это очень серьёзная и печальная ситуация.

Александр Набоков:

Я сейчас с одной провокацией выступлю. Скажите, пожалуйста, если бы произведения Солженицына не запрещали в Советском Союзе, был бы Солженицын великим, выдающимся писателем.

Александр Гаврилов:

Запрет – это один из самых простых способов организации скандала. Но ведь Солженицын сначала появляется на совершенно легальном поле с «Одним днём Ивана Денисовича» – выдающимся произведением русской литературы, написанным с изумительной точностью слуха, с совершенно новаторской литературной техникой. Более того, если мы посмотрим на образ Солженицына, каким мы имеем его сегодня, мы обнаружим, что его политическая активность и политический скандал в очень большой степени затмили его как литератора. Мы говорим о Солженицыне как авторе «Архипелага ГУЛАГ», потому что он открыл всей Западной Европе глаза на реальность создания социалистического государства, мы говорим о Солженицыне как об авторе «Красного колеса», но о Солженицыне как выдающемся писателе, как мастере слова, как авторе «Матрёниного двора» и «Одного дня Ивана Денисовича» мы говорим ничтожно редко, потому что это интересует только тех, кто внутри литературы. Это некоторым образом ответ на вопрос, где находится территория скандала.

Михаил Бутов:

Подводя итог, можно сказать, что на нашей почве тема скандала не слишком благодатна. Может, и слава богу. Но, с другой стороны, я не могу с этим совсем согласиться, потому что для нашей российской литературной жизни постоянно необходимо некое подпинывание. Скандал может быть действительно серьёзным, касаться глубинных вещей, стихий, и тогда он стоит уже совершенно вне наших желаний. Но и в том случае, если это что-то более или менее управляемое, искусственное, мне кажется, скандал можно сделать достаточно эстетично и умно. Пожелаем скандалу, чтобы всё так и происходило, и это создавало нам интересную литературную жизнь.

Александр Набоков:

Я крайне разочарован этой дискуссией, потому что, хотя мы разговариваем про скандал, никто никому не набил морду, никто не кидался бутылками, стаканами; люди сидят в пиджаках и рассуждают…

Виталий Дымарский:

Разочарованием Набокова мы и завершаем нашу встречу. Если есть ещё люди, разочарованные нашей дискуссией, пусть кидают в нас яйца и помидоры.

Записал Евгений БОГАЧКОВ