САНКТ-ЛЕНИНГРАДСКИЙ СТИЛЬ

№ 2015 / 25, 09.07.2015

Потомственный

ленинградский филолог

 

В «Редакции Елены Шубиной» вышла новая книга петербургского филолога Андрея Аствацатурова – «Осень в карманах».

Издатели отчего-то уверены, что сборники рассказов раскупаться не будут, потому перекодифицируют их в романы или в «романы в рассказах». Так получилось со всеми художественными книгами Аствацатурова: «Люди в голом», «Скунскамера», а теперь – и «Осень в карманах». Конечно, это не романы.

Не романы в привычном виде. Их фрагментарность, которую они наследуют от тех же комаровских дачников (Мариенгоф, Шкловский и т.д.), к которым часто обращаются, усвоена, но, как и герой Аствацатурова, инфантильна, безвольна, наивна и местами житейски глуповата. Потому-то и «роман в рассказах» больше походит на обычные рассказы.

Тем не менее, перед нами проза филолога, а это значит, что читать её будет интересно, что будут какие-то необыкновенные повороты речи и мысли, а главное – что будет огромное количество баек и россказней, занимательных (без шуток!) историй про Комарово, Крым и Коктебель, старых почтенных профессоров и писателей.

Толстой сплетничал про Анну Каренину, а Аствацатуров сплетничает про литераторов и литературоведов Ленинграда и Санкт-Петербурга – получается такой Санкт-Ленинградский стиль. Он возникает непременно, когда речь заходит одновременно о советских и постсоветских (в некоторых случаях досоветских) реалиях.

Особенно удивительно, как Аствацатуров вводит в «петербургский текст», выведенный Владимиром Николаевичем Топоровым, другого Топорова – Виктора Леонидовича.

Но сначала о другом.

 

«Туб-залёт»

 

Язык повествования прост, но атмосферность книги заставляет читателя искать и находить нечто неординарное.

«Вот только несколько дней назад я зашёл в «Дом книги» воспользоваться бесплатным тубзалетом». Последнее слово непривычно, от этого и читается со второго раза. Первый раз – как «туб-залёт», то есть место, куда залетает случайный прохожий справить свою нужду. Второй раз – уже правильно, но для этого надо ненадолго окунуться в детство и вспомнить, как с дружками называли обычный сортир.

Это была минутка филологического юмора – извините.

К делу – у ленинградцев это какая-то особая тема. У того же Аствацатурова уже мелькал разбор туалетов и попытка их классификации в книге «Люди в голом»: «Крымский «туалэт-типа-сортир» – это вам не туалет в гостинице «Европейская», куда даже сходить боязно – всё время чувствуешь себя виноватым. «Туалэт-типа-сортир» – это круглая дырка в чёрном полу с налипшими по краям продуктами человеческой жизнедеятельности. Она работает не хуже любой уличной жрицы и за сутки успевает обслужить, наверное, около сотни отдыхающих».

Необычно, местами даже красивые сравнения. Но не спешите вязать Аствацатурова в одну упряжку с Сорокиным. Туалеты, повторюсь, это особая тема ленинградских писателей.

Вы, конечно, скажете: «Что это за тема? Разве может уважающий себя писатель опускаться до описания столь злачных мест?» Может, ещё как. Вот вам пример из Израиля Меттера, того самого, который написал «Мухтара» и десяток иных чудесных повестей.

«Я родился так давно, что в годы моего раннего детства ещё говорили: ватер-клозет; собственно, произносили даже фамильярнее – просто клозет, а ватер-клозет уже звучало несколько официальнее, вроде имени и отчества. Пришло к нам это название с Запада – как тогда говорили, из Европы, тут был их приоритет, не оспариваемый даже в сорок девятом году. Если бы я вознамерился углубиться в эту серьёзнейшую лингвистическую тему, то обязан был бы сообщить, что простонародье называло клозет «Отхожим местом», а городское мещанство произносило стыдливо: «Кудацарьпешкомходит».

Я уверен, если иной петербуржец возьмёт да пролистает парочку десятков писателей родных осин, он найдёт ещё несколько описаний или классификаций уборных со всех уголков мира.

Но так как мы москвичи, едем дальше.

 

Топоров и другие

 

«Осень в карманах» – конечно, книга о любви: к женщине, к жизни, к филологии (порядок не важен). Очень важную роль в ней играют второстепенные герои. Хотя по сравнению с автором они и кажутся первостепенными, так как кажутся куда как интересней его.

Взять хотя бы философа-постмодерниста Погребняка. Он присутствует во всех трёх книгах Аствацатурова. Это лучший друг главного героя, отчаянный франт, последний панк и единственный человек во всех трёх книгах, у кого всё в порядке с чувством юмора.

Его поступки, его байки, его позиция по тем или иным вопросам – всё это всякий раз вызывает интерес.

Аствацатуров играет на контрастах. Его одноимённый главный герой – скучный «интеллигентишка», «очкастая кобра» или, как выражаются герои книги «Географ глобус пропил» Алексея Иванова, – «жертва». А Погребняк – диаметрально противоположное явление: немного сволочь, местами очень опасная.

На этих контрастах и создаётся львиная часть юмора в книге.

Особую роль в новом «романе» играет Виктор Леонидович Топоров, травящий байки, рассказывающие анекдоты, читающий свои замечательные стихи. Это необходимый перец к общему блюду.

Главный герой и девушка из мира шоу-бизнеса, с которой у него разыгрывается роман в Париже, – очень и очень условны. Филологи вообще любят оторваться от терний и гулять по облакам среди звёзд.

Как там было в стареньком стишке?

 

Наши Аполлоны

Плохи с колыбели:

Снявши панталоны,

Ходят в Коктебеле.

 

Вот и Аствацатуров, «снявши панталоны» своей учёности, создаёт лёгкий «роман» «Осень в карманах».

 

В итоге

 

В итоге получается ещё одна книга. Правда, не лучше, но и не хуже предыдущих – «Людей в голом» и «Скунскамеры». Первая отправилась на театральные подмостки, может быть, и эта отправится вслед за ней, а то и дальше.

Скатертью ей дорога.

Олег ДЕМИДОВ