ИСТОРИЯ ОДНОГО ПЛАГИАТА

Как Юрий Никитин у Сомерсета Моэма воровал

Рубрика в газете: Разоблачение, № 2018 / 45, 07.12.2018, автор: Евгений ШИКОВ

«Суть в том, что тот, кто пишет «продолжение», 
сознательно загоняет себя в очень узкие рамки. 
И только профессионал высшего класса способен 
в них двигаться и создавать что-то яркое».

Ю.Никитин «Как стать писателем»

 

В нашу эпоху постмодернизма, конечно, заимствованием и отсылками никого не удивишь. Все подряд ссылаются на масскультуру и вставляют в произведения «пасхалки», пытаются переосмыслить старое и делают «перезапуски» известных произведений. Среди всего этого настоящему, неприкрытому и бесстыжему плагиату очень легко спрятаться, замаскировавшись под такое «переосмысление». Видимо, именно так и рассуждал Юрий Никитин, когда воровал сюжет у великого французского писателя Сомерсета Моэма. О чём он думал, когда после воровства решил ещё и поглумиться над идеями первоисточника, опошлить и очернить его – мы можем только догадываться.

В этом тексте будут встречаться сюжетные спойлеры произведения Сомерсета Моэма «Непокорённая», так что, если вы ещё не читали его и не хотите портить впечатление – советуем уделить полчаса и прочесть этот рассказ перед тем, как продолжить читать статью.

В тексте, конечно же, будут попадаться спойлеры и романа «Имаго» Юрия Никитина, но главный спойлер этого романа – рассказ Моэма, поэтому не тратьте время на прочтение плагиата. Основные моменты будут в этой статье, а большего Никитин не заслуживает.

 

 

Юрий НИКИТИН

 

«НЕПОКОРЁННАЯ» СОМЕРСЕТА МОЭМА

 

«Не каждый читатель способен усвоить 
сложные истины в изложении Толстого 
или Достоевского. Но зато сможет 
к ним приобщиться в наивном пересказе 
Пети Васькина».

Ю.Никитин «Как стать писателем»

 

История, написанная Моэмом в 1944 году, одновременно проста и глубока и очень, очень жёсткая. Два немецких солдата – Ганс и Вилли, заходят в фермерский дом в оккупированной Франции, чтобы спросить дорогу, выпивают вина, а затем, заметив фермерскую дочку, Ганс насилует её, предварительно дав в зубы старику-отцу. Во время изнасилования девушка (Аннет) расцарапывает ему лицо ногтями, но его это не останавливает.

Через три месяца Ганс, случайно оказавшийся в тех же краях, решает зайти в тот же дом и занести «подарков» для Аннет. Не для того, чтобы извиниться, а для того, чтобы показать, что не держит на неё зла за исцарапанное лицо. Аннет не принимает подарков, но семья фермера голодает, и поэтому они вежливы с Гансом. Он возвращается вновь, с едой – и родители Аннет уже с радостью принимают его помощь. Через какое-то время Ганс узнаёт, что Аннет беременна. Он замечает в себе некое томление, и с удивлением понимает, что Аннет ему всё больше нравится. Он начинает приезжать чаще, и уже подумывает после окончания войны (конечно же, после победы Германии) остаться здесь же, на ферме. Он даже признаётся Аннет в любви (на что она отвечает саркастическим смехом) и предлагает ей выйти за него замуж. Родители всячески поддерживают предложение Ганса и пытаются «образумить» несговорчивую дочь.

В конце рассказа Ганс приезжает на ферму сразу же после родов. Родители Аннет сообщают ему, что родился красивый мальчик, очень похожий на Ганса. Жена фермера поднимается наверх, чтобы принести младенца, но Аннет с ребёнком в комнате не оказывается, и родители начинают беспокоиться. Чуть позже Аннет приходит сама, со стороны ручья, в ночнушке, вся мокрая и обезумевшая. Она сообщает Гансу, что утопила ребёнка в ручье. Ганс, в ужасе крича, выбегает из дома, чтобы никогда не вернуться. Конец.

Сильнейшая, проникновенная история о том, что может случиться, если пытаться сломать волю человека, который тебя ненавидит, и каких тёмных глубин может достичь людское сердце из-за горя, боли и ненависти. При этом, Ганс, показанный в начале как типичный альфа-самец – грубый, непробиваемый и абсолютно уверенный в своём превосходстве, на протяжении всего произведения теряет свою уверенность и становится слабее. В какой-то момент он даже признаётся себе, что по сравнению с Аннет он – ничто, «мизинца её не стоит». То, что он делает – все его подарки, помолвка и признание в любви – он делает просто ради того, чтобы приобщиться к её силе, красоте и величию. Но не вышло. Совершенно раздавленный и разбитый, он убегает от неё, оставив всю свою раздутую силу в этом фермерском доме.

А теперь давайте посмотрим, что Юрий Никитин сделал с этим произведением после того, как нагло его украл. Но сначала – пару слов о нём самом.

 

 

ФАНТАСТ НИКИТИН

 

«Зачем наглость? А иначе не получится!»

Ю.Никитин «Как стать писателем»

 

Юрий Никитин начинал ещё в Советском Союзе, печатался в журналах и даже выпускал авторские сборники рассказов. Рассказы (для начинающего автора) были, можно даже сказать, неплохими. Но потом случилась перестройка, и Никитин решил, что «советская школа» не для него. Он с жадностью графомана кинулся утолять все запросы «перестроечной» публики, подпитывая всё самое худшее в своём читателе. С сюжетами он особо не церемонился – брал их из американского фэнтези или греческих мифов, заменял Конана-варвара или Геракла на русских богатырей, добавлял лубочных декораций – и клепал одну книжку за другой с общим посылом «где наша не пропадала». В книги он щедро добавлял описаний секса и насилия, не гнушался ни чернухой, ни описаниями испражнений – лишь бы зацепить читателя.

Чуть позже, окрылённый тиражами, он переквалифицировался в писателя фантастических боевиков. Здесь он тоже, не мудрствуя лукаво, стянул стилистику у американских авторов шпионских детективов времён холодной войны, придумал абсолютно одинаковых картонных персонажей (одного, своего самого популярного, генерала Кречета попросту списал с генерала Лебедя) – и выпускал по несколько книг в год на одну и ту же тематику. Американцы – мировое зло, оппозиционеры – трусы и продажные шкуры, журналисты – ничтожества, народ – тупицы, России нужен твёрдый мужской кулак. В эти книги он засовывал и свою доморощенную шовинистскую «философию» на уровне рассуждений школьника в период полового созревания.

В какой-то момент он напялил себе воображаемую корону и объявил себя чуть ли не главным писателем Руси. Помимо художественных книг, он стал выпускать автобиографии, приуроченные к своим юбилеям, а также пособия для начинающих авторов (как будто бы ему есть, чему научить). Тогда же он стал выкладывать в своём блоге крайне резкие заявления, которые привлекли к нему внимание всяческих радикалов, неонацистов и просто обиженных на жизнь подростков. Затем Никитин создаёт псевдоним «Гай Юлий Орловский» и пишет под ним несколько десятков книг про «попаданца» в мир фэнтези, выпуская их по нескольку в год (и это помимо новых книг под своей фамилией), из-за чего многие стали обвинять старичка в использовании «литературных негров». Лично я считаю, что пишет он сам, без помощи «рабов» – потому как постоянно держать такой низкий уровень произведений – для этого нужен талант истинного графомана, который есть только у самого Никитина.

Роман «Имаго» он выпустил в 2002 году, на расцвете своей писательской карьеры, и именно этот роман многие почитатели его творчества считают «наилучшим».

 

ИМАГО: РОМАН ОБ ОПРАВДАНИИ ТЕРРОРИЗМА

 

«То, что написано без усилий, читается, 
как правило, без удовольствия».

Ю.Никитин, «Как стать писателем… в наше время»

 

Действие романа происходит, конечно же, не в оккупированной Франции, а в оккупированной «современной» России. Благодаря выдуманному Никитиным договору, солдаты НАТО базируются в России, разъезжают на джипах, стреляют в кого хотят, пьют и веселятся – короче, те ещё фашисты. Но Никитин не особенно описывает мир, «сеттинг» или политическое устройство – большая часть романа происходит на лестничных клетках или кухнях, где главный герой разговаривает с соседями и товарищами «за жизнь». Главный герой спокоен, мужественен и красив, точно такой, каким бы хотел быть сам автор. Не мудрено, что именно через него Никитин проецирует свои мысли, а все другие персонажи, открыв рот, слушают, а если и спорят с ним – то жалкими и глупыми фразами, которые легко оспорить. Часть романа заполнена описаниями приготовления еды и её поглощения, пересказами телевизионных передач и сценами испражнений – ну да Никитину нужно было как-то «набрать букв» для полноценного романа, оно и понятно. Раздувать роман из украденного рассказа – дело непростое.

У главного героя есть сосед – мерзкий, трусливый и неприятный «интеллигент», который считает, что американские солдаты – это не зло, и надо с ними мириться и подчиняться «юсовским захватчикам». Фамилия этого интеллигентнишки – Майданов, что, наверное, случайность, учитывая год выпуска книги, но всё равно – забавно. Юрий Никитин устами главного героя доказывает трусу Майданову, что терроризм – это благо, а взрывающиеся в метро люди – это вина не террористов, а обывателей:

«Так что удар по Торговому Центру, катастрофы поездов в тоннелях, взрывы танкеров, самолётов – всего лишь дружески протянутая рука ислама для мирных и неторопливых бесед о сосуществовании».

Также главный герой по ходу произведения высказывается и о гомосексуалах (это всё из-за демократии, и надо разрешить многожёнство, чтобы лесбиянок не было), по поводу политики, и вообще – по поводу жизни. В финале автор подводит нас к осознанию того, что быть террористом – это правильно и похвально. На последних страницах друг главного героя взрывает себя в посольстве, а какой-то американский сенатор устраивает самоподрыв в конгрессе. Под занавес главный герой довольный обнимает свою женщину и рассказывает как, однако, хорошо всё у него получилось организовать и как славно, что он всё это придумал.

Между тем, у Майданова есть дочка, Марьяна. Умница, красавица, спортсменка, комсомолка. И, пока главный герой курит на лестнице и подталкивает людей к совершению терактов в государственных учреждениях, эта девочка слово-в-слово разыгрывает весь сюжет «Непокорённой» Сомерсета Моэма.

 

 

БЕЗДАРНЫЙ ПЛАГИАТОР НИКИТИН

 

«Женщина – всего лишь функция в произведении».

Ю.Никитин «Как стать писателем… в наше время»

 

У Моэма главная героиня это – взрослая учительница. Вот как Аннет описана в начале произведения:

«…не то, чтобы хорошенькая, но глаза красивые, тёмные, нос прямой. Лицо очень бледное. Одета совсем просто, но почему-то не похожа на обыкновенную крестьянку»

Конечно же, Никитину этого было недостаточно. Сдержанное, образное описание главной героини – это не для него. Он же здесь Литературу пишет, читатель должен, собака такой, жалеть девчонку, а сопереживать не особенно красивой «серой мышке», по мнению Никитина, его читатель не может (оно и понятно, учитывая, КТО является основной читательской массой этого писателя). Поэтому, вместо взрослой «серой мышки» на страницах Никитина появляется юная блондинка-нимфеточка, которую он описывает аж на нескольких страницах подряд, разве что не облизываясь:

«…светлая, как бабочка-белянка, девушка: белое платье, белые туфельки, а пышные волосы настолько светлые, что почти седые. (…) Идет ровно, выпрямившись, взгляд устремлён чисто и прямо. (…) Марьяна словно нежный акварельный рисунок: нежное тело юной девушки под закрытым целомудренным платьем, пышно взбитые золотые волосы обрамляют нежнейшее лицо с большими голубыми глазами, чистыми и невинными, как у дорогой куклы, что ещё больше подчёркивает пунцовость рта. (…) Она весело рассмеялась, на розовых нежных щёчках появились чудесные ямочки. (…) Марьяна в самом деле похожа на фею: изумительно чистое лицо светится изнутри, добрая улыбка, добрые лучистые глаза. (…) Марьяна же – рождественский ангел: от неё свет, тепло, покой, счастье. Кому-то здорово повезёт, такие женщины становятся верными и любящими жёнами, рожают здоровых и весёлых детей…»

Уже в этом описании можно заметить творческую импотентность автора. Бесконечные повторы, излишние красивости – он не человека описывает, он проецирует свои фантазии о девушках на бумагу. Конечно же, к такой барышне сочувствие вызвать гораздо проще, чем к вечно недовольной, да ещё и взрослой француженке. Вот только Моэм в оригинале вовсе не сочувствие хотел у читателя вызвать, но Никитину этого, конечно, никогда не понять.

Теперь про насильника. У Моэма это был истинный ариец, гордящийся своей красотой – высокий, статный блондин с голубыми глазами, довольно умный, умеющий разговаривать на нескольких языках. Никитин, конечно, не мог себе такого позволить, ведь истинный ариец у него – это главный герой. Необходимо было и здесь как можно сильнее «усугубить», поэтому Марьяну насилует афроамериканец по фамилии Блэк (вот уж каламбур, обхохочешься). При этом, много времени уделено тому, какие у него широкие губы, какой он глупый, жирный и ничтожный (мол, за Марьяной он ходит только потому, что в Америке он вроде бы как был бесплодным). Имя его не упоминается вовсе, чаще всего автор называет его просто «негр». И уж тем более Никитин испугался показать, что там бушует в голове у насильника, вся ситуация подаётся нам со стороны главного героя, который курит на лестнице и разглядывает «жирного урода негра».

Далее всё, как у Моэма – негр Блэк возит подарки, предатель-Майданов их принимает, Марьяна, правда, в произведении никак больше не участвует и до самого финала даже не появляется в романе (конечно же, ведь Никитину так-то плевать на неё, он лишь расстроен тем, что русская славная девка вынашивает ребёнка негру).

И тут мы подходим к финалу, который Никитин попытался сплагиатить слово-в-слово, но из-за собственной неуклюжести наворотил такого, что без смеха и читать нельзя.

Во-первых, мы помним, что Аннет в оригинале жила в деревянном доме «на отшибе». Там она и родила. Здесь дело происходит в квартире, поэтому Марьяну сначала увозят в роддом, а потом привозят обратно. Если Аннет совершила убийство сразу после родов, то у Никитина она, видимо, успела пару раз покормить ребёнка, запеленать его, сфотографироваться, взвесить, расписаться везде, где надо и, видимо, дать младенцу имя перед тем, как решиться на детоубийство.

Во-вторых, в «Непокорённой» Аннет, воспользовавшись тем, что её оставили одну на втором этаже, смогла через заднюю дверь ускользнуть с ребёнком на улицу, и утопить его в речке. Марьяна совершила убийство, просто закрывшись надолго в ванной в маленькой квартирке. Мало того – сначала удавила платком, потом положила в ванную и залила водой. Зачем такая подробность – непонятно, также непонятно, почему родители, зная её состояние, позволили ей так надолго закрыться с ребёнком в ванной.

Ну и переходим к самому главному. В конце «Непокорённой» Аннет высказывает всё фашисту-Гансу в глаза, тогда как Марьяна негру Блэку ничего не говорит, высказывая всё главному герою.

«Непокорённая»:

«– Я должна была сделать это немедленно. Я боялась, что позже у меня не хватит мужества.

– Аннет, что ты сделала?

– То, что велел мне долг. Я опустила его в ручей и держала под водой, пока он не умер…»

Теперь читаем у Никитина:

«– Я должна была так сделать, – прошептала она, голос её звучал измученно, но в нём не было надрыва или слабости. – Я дождалась, пока смогу вставать… взяла его и пошла в ванную. Заперлась. И тогда я это сделала…

– Что? – спросил Лютовой и осёкся.

– Я хотела утопить… – сказала Марьяна тихо, – но боялась, что… не успею. Я задушила платком, а потом положила в ванну и открыла воду. Дверь выломали, когда я не отвечала… очень долго.»

Там, где у Моэма – рубленая, отрывистая речь человека на грани истерики, у Никитина – долгие фразы, с ненужными пояснениями, сказанные «без надрыва и слабости». Также он поменял и сам характер поступка главной героини. Аннет боялась, что у неё не хватит мужества на убийство собственного ребёнка, поэтому сделала всё как можно быстрее. Марьяна боялась только, что не успеет убить младенца, и долго вынашивала этот план, хладнокровно продумывая преступление, лежа рядом с новорождённым. Всё потому, что Моэм жалеет, но не оправдывает свою героиню, а вот Никитин считает, что она всё сделала правильно. Именно поэтому он вырезает финал оригинального произведения, в котором Аннет после ухода Ганса сразу же «рухнула в кресло и, опустив голову на сжатые кулаки, страстно, неистово зарыдала». У Никитина она спокойна и, приняв немного снотворного и поговорив с соседями, отправляется почивать с осознанием выполненного долга. Неясна и её судьба. Если в оккупированной Франции 44-го года, да к тому же на далёкой ферме, убийство младенца могло остаться незамеченным, то поступок Марьяны совершенно точно должен быть наказан (учитывая, что рожала она в роддоме, а не вдали от цивилизации).

Но самое интересное – реакция несостоявшегося отца. Вот как она описана в оригинале у Моэма:

«Ганс дико вскрикнул – это был крик смертельно раненного зверя. Он закрыл лицо руками и, шатаясь как пьяный, кинулся вон из дома».

Всего два предложения – и на этом всё. Лаконично и беспощадно. Ганс, напомню, приезжал на ферму на своём мотоцикле, поэтому читателям не приходится думать о том, как он уберётся с фермы – наверняка как можно быстрее, на полной скорости, выкручивая ручку газа.

Теперь смотрим, во что превратились эти два предложения у графомана Никитина:

«…оттуда вывалился негр Блэк, весь с головы до ног в блестящем сияющем парадном мундире, но чёрное лицо перекошено ужасом, глаза выпучены, рот как распахнулся в крике, так и остался, только теперь оттуда уже один жуткий хрип смертельно раненного зверя».

Казалось бы – почти слово в слово, разве что «крик смертельно раненого зверя» превратился в «хрип». Но если у Моэма насильник выбегает под открытое небо, то у Никитина действие происходит в многоквартирном доме, а значит, негру придётся убегать по лестнице? не тут то было. ОН ВЫЗЫВАЕТ И ЖДЁТ ЛИФТ!

«(…) А негр, ни на кого не глядя, метнулся к шахте лифта, трясущимися руками нашарил кнопку вызова. В шахте загудело, негр всхлипывал, по чёрному, как ночь, блестящему жирному лицу катились слёзы. Толстые уродливые губы кривились.

Мы обомлели, когда эта толстая, жирная громадина сползла по стене, словно в обмороке. Дверь лифта распахнулась, негр влез в неё, дотянулся до нижней кнопки. Я увидел ещё раз это перекошенное смертельным ужасом лицо, никакие психоаналитики не спасут, дверцы медленно сдвинулись».

Вот так. Стоит на лестничной клетке, орёт и ЖДЁТ ЛИФТА! Потом, заходит в лифт и ждёт, пока он закроется. Смешнее могло бы быть, только если бы в приехавшем лифте оказались люди, и они ехали наверх, пришлось бы, видимо, страдающему воющему негру ждать следующий. Никитин даже не додумался заставить его убежать по лестнице – нет, как иначе главный герой бы насладился всей отвратительностью «уродливых толстых губ»! При этом, несмотря на то, что в сцене участвуют ПЯТЕРО людей, все они одинаково стоят на площадке и молча смотрят на негра (интересно, пришлось ли ему протискиваться сквозь всех них, когда он заходил в лифт). Это показывает несостоятельность Никитина как автора – он запихнул чуть ли не десяток персонажей на узкую локацию, а потом попросту забыл об этом, позволяя ещё одному персонажу носиться по ней туда-сюда, никого не задевая. При этом, Ганс в оригинале убегал именно от людей, не желая, чтобы они были свидетелями его позора, его эмоциональной незащищённости, изо всех сил желая одиночества. Никитин же, скопировав сцену и даже описания реакции персонажа, начисто проморгал причины такой реакции, что показывает его абсолютное профанство в психологии персонажей и их поступков.

Итак, что мы имеем в итоге? Никитин взял основную канву истории из «Непокорённой» Моэма: оккупацию, насилие, насильника-оккупанта, дарящего подарки, родителей, эти подарки принимающих, беременность, утопление в воде новорождённого ребёнка и реакцию насильника, затем просто заменил расу и национальность героев, переписал некоторые фразы (в основном – добавил в них воды), неумело заменил локации, добавил в антифашисткую изначально историю неуместный белый расизм – и всунул этот плагиат в водянистый роман об оправдании терроризма и перекурах на лестнице. Браво, Юрий Александрович. Браво! Только такой «видный» писатель мог так жалко и неумело загубить всю психологичность, жёсткость и реалистичность оригинального произведения.

Конечно же, почивший уже давным-давно Моэм в суд за плагиат на Никитина подать не сможет. А значит, этот «писатель» будет и дальше продавать свои пошлые, бездарные книжки с ворованными у классиков сюжетами. Одно радует – несмотря на все свои тиражи, он никогда не сможет и на километр приблизиться к настоящему искусству, высокой литературе и стать настоящим писателем, так и оставшись навечно графоманом-плагиатором, книги которого забудут вскоре после его смерти.

И, в отличие от Моэма, книги Никитина плагиатить не будет никто и никогда. От этого их полностью защищает абсолютная бездарность автора.

11 комментариев на «“ИСТОРИЯ ОДНОГО ПЛАГИАТА”»

  1. “Великий французский писатель Сомерсет Моэм”… Как вам это нравится?

  2. Да, то, что я назвал его французским писателем – это, конечно, не верно. Писал он всё-таки по английски.

    Но если что, родился он именно во Франции и до 10 лет по английски даже не разговаривал, так что родной язык для него – французский. Умер он тоже во Франции, а до этого жизнь покидала его везде, в том числе – СССР и США.

    Тем не менее – он в итоге был всё-таки британцем, да. Извиняюсь за эту ошибку.

  3. Есть еще неточность. Действие рассказа Моэма происходит не в 1944, а раньше.

  4. Разумеется, Моэм британский писатель, и один из лучших, а упомянутый рассказ страшный и пронзительный, после чего о каком-то эпигоне и плагиаторе читать не хочется. Кстати, в годы Гражданской войны Моэм, в то время профессиональный разведчик, выехав из Владивостока, побывал и в Хабаровске, и, может, был знаком с журналистом и писателем Всеволодом Никаноровичем Ивановым, тоже загадочной личностью, с которого Юлиан Семёнов срисовал редактора меркуловского официоза Ванюшина в повествовании об Исаеве, будущем Штирлице. Знаю, что автор публикации давно интересуется этой темой. Может, и Соммерсета Моэма с его поездкой по Сибири тоже возьмёт на заметку?

  5. Извините, ошибся, имея ввиду главреда “ЛитРоссии” Вячеслава Огрызко, моего давнего знакомого и большого знатока темы Исаева-Штирлица и Всеволода Никаноровича Иванова, ставшего прототипом одного из литературных героев. Но и автор публикации о Сомерсете Моэме и его “тени”, я думаю, тоже весьма эрудирован в этом вопросе и материал я прочёл с интересом. Что касается британского писателя и автора книги “Луна и грош”, то как и полагалось человеку его профессии, он тихо и незаметно прокатился по Транссибу и, наверное, биографы вряд ли найдут подробности его пребывания в Хабаровске, а жаль, ибо тема “Моэм и Дальневосточная республика” еще ждёт своих исследователей.

  6. Есть интересные “Рассказы о секретной разведке” С.Моэма, но они не переведены на русский язык.

  7. Басинский тоже украл дневник средневековый Девочки, и 70 % текста скопировал и добавив несколько сомнительных слов выдал за свое. И его везде хвалят за эту книгу. Как вам наша литература современная Русско Французское?

  8. Заходишь такой на Лукмор в году эдак 2011 и читаешь о том, что в романе Имаго есть плагиат произведения Моэма. А потом такой видишь “разгромную статью” в 2018. Это да, надо уметь.
    Читал стать отрывками, но вот какие косяки:
    1) Моэм – не французский писатель
    2) Действие в Непокоренной начинается сразу после вторжения во Францию в 1940 и продолжается в течении 9 месяцев
    3) Лифт не придет к тебе на этаж, если в нем люди поднимаются, а не спускаются на первый.
    Сравнивать русский перевод Непокоренной с Имаго и говорить: “Вот как пишут таланты” – ну это дело такое.
    Я бы упомянул логическую ошибку “post hoc ergo propter hoc”
    И да, смысл Имаго не только в противодействии оккупации, но и в том, чтобы быть человеком, а не “носителем гена будущего гения” (читавшие поймут), что отличает это произведение от Непокоренной, которое обуздали феминистки, которые видят в творении Моэма поддержку “выбора женщины”, а не патриотизм.

Добавить комментарий для В. Иванов-Ардашев Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован.