Московизм
Русская чиновная система и русская модернизация
№ 2022 / 27, 15.07.2022, автор: Евгений МИЛЮТИН
Чем мы не Запад?
Два широко известных объяснения выдают наивность неомосковитов в понимании себя.
Либо утверждают, что нет особого русского пути, просто власть не дает обществу демократии. Но если нет особого пути, тогда почему тут власть не дает, а там дает всем и каждому?
Либо говорят, что особый путь есть, но определить его точно мы не можем. Картина всякий раз расплывается. А вслед за тем переходят эту грань, чтобы приказать кому-нибудь придумать объяснение того, что невозможно объяснить: российскую идеологию.
В этой области постоянно производятся опыты по скрещиванию ужа с ежом. Если уже Ленин возрождал Московское царство, то теперь коммунистическая ментальность слилась с православной настолько, что производит иконы с изображением Сталина.
Вопрос, видимо, слишком сложен, если его не постиг даже В. О. Ключевский. Будучи либералом (нет особого пути), Ключевский, тем не менее, обнаружил наше важное непреходящее отличие от европейской системы:
«Европейские народы, живущие свободной жизнью, обычно предупреждали потребности своих государств, и когда возникала какая-то нужда, без особой натуги отдавали государствам избыток труда и мысли.
Но в московском государстве народ был поставлен в положение рекрута, а русская модернизация превратилась в нечто такое, что было сродни рекрутской повинности».
Под «народами» Ключевский подразумевал не всех людей, а представителей элит, на которых возложено радостное бремя творчества.
Возьмем ради примера творческую свободу Генри Кавендиша, британского химика и физика второй половины XVIII – начала XIX века. Кавендиш был изначально свободен что-то делать для науки, Англии и короля, человечества, либо не делать совсем ничего. Кавендиш выбрал делать, и сделал в науке много, как у нас говорят, «в стол».
Его гениальные мысли были известны лишь небольшому кругу друзей. Эти мысли были собраны и опубликованы примерно век спустя после его смерти Джеймсом Максвеллом.
Будучи очень богатым человеком, Кавендиш ничего не пожертвовал на нужды науки, которой занимался не ради славы или пользы, а просто потому, что был большой оригинал!
Именно такие феномены европейского развития, вероятно, имел в виду Ключевский, рассуждая о европейской свободе, результатами которой европейцы охотно делятся со своими отечествами:
«Когда перед европейским государством становятся новые и трудные задачи, оно ищет новых средств в своем народе и обыкновенно их находит, потому что европейский народ, живя нормальной, последовательной жизнью, свободно работая и размышляя, без особенной натуги уделяет на помощь своему государству заранее заготовленный избыток своего труда и мысли, – избыток труда в виде усиленных налогов, избыток мысли в лице подготовленных, умелых и добросовестных государственных дельцов. Все дело в том, что в таком народе культурная работа ведется незримыми и неуловимыми, но дружными усилиями отдельных лиц и частных союзов независимо от государства и обыкновенно предупреждает его нужды».
Однако члены российской элиты входили в жизнь, как правило, будучи изначально приписанным к кому-то чину, и были лишены возможности выбирать, что им делать и что думать.
Вот почему русская мысль оказывалась раз за разом нетворческой, а если и случались у нас творцы, то это были самые несчастные на земле люди, которые вечно делали не то, чего общественная система ждала от их чина. Например, физики писали романы, но не имели успеха, если их не замечали в КГБ.
Русский человек, если он принадлежал к элите, еще с Киевской Руси принадлежал к ней в качестве члена экипажа какого-то варяжского судна, с его разрядкой чиной.
Та же картина повторилась в Московском царстве.
«Завоевывая вольные города – Новгород, Псков, Вятку, московское правительство находило там горожан, владевших землей, бояр, житых людей, земцев и, как землевладельцев, верстало их службу, одних оставляя на месте, а других переводя в центральные уезды Московского государства, где их наделяли вотчинами или поместьями взамен покинутых земель. В 1488 г. переведено было сюда более 7 тысяч житых людей. Со многими из них, вероятно, было поступлено так же, как с боярами, житыми людьми и купцами новгородскими, переселенными в московские края в следующем году числом более тысячи «голов», по выражению летописи: всем им даны были поместья в Московском, Владимирском, Муромском, Ростовском и других центральных уездах». – В. О. Ключевский
Все люди в московской элите были понаехавшие, как в порту, все смотрели друг на друга через иллюминаторы своих кораблей, переставленных на новое место.
После Петра I чиновная система воспроизвела себя снова в кажущихся европейских формах, которые, однако, не могли дать стране конечный европейский материал.
Петровский дворянин не мог вести жизнь частного лица в имении, как Кавендиш, не мог писать нечто гениальное «в стол». Он обязан был выучиться военно-инженерному ремесленничеству и пожизненно служить самодержавному государству.
Две повинности дворянства, учеба и служба, то есть, своего рода, пожизненная муштра – это, возможно, самое яркое из тех нововведений, которые Петр принес в Россию. И что же? Народились ли Невтоны?
Как-то не особо… Кавендиши создавали все более умопомрачительные теории, а наши военные ремесленники прикладывали их к тому, что должно улететь подальше и там взорваться.
«Новая, европеизированная Россия в продолжение четырех-пяти поколений была Россией гвардейских казарм, правительственных канцелярий и барских усадеб: последние проводили в первые и во вторые посредством легкой перегонки в доморощенных школах или экзотических пансионах своих недорослей, а взамен их получали оттуда отставных бригадиров с мундиром. Выдавливая из населения таким способом надобных дельцов, государство укореняло в обществе грубоутилитарный взгляд на науку как путь к чинам и взяткам и вместе с тем формировало из верхних классов, всего более из дворянства, новую служилую касту, оторванную от народа сословными и чиновными преимуществами и предрассудками, а еще более служебными злоупотреблениями». – В. О. Ключевский
Российский специалист – это по умолчанию узконаправленный технический ум.
Или это бунтарь, покинувший лагерь специалистов ради гуманитарной свободы, интеллектуал, опустившийся в самозванный чин интеллигенции.
Бердяев отмечал за интеллигентами кастовые особенности поведения: не стричься, ходить в студенческой форме в зрелом возрасте.
Эта Россия была затем сметена «обществом нового типа», где новые советские чины октябрят и пионеров стали присваивать даже детям. Впрочем, и это не было такой уж новостью. Детские чины появились еще при Анне Иоанновне.
Интеллигенция, которая помогла разрушить царскую Россию, не обрела в новой России власти, так как быстрее других пробравшиеся во власть интеллигенты тут же запретили научное изучение природы этой власти, ограничив эту потребность гуманитарным ремесленничеством в рамках готовых форм марксизма.
Тем самым большевики воспроизвели Московское и Петровское царство в новых формах, как писал об этом Н. Бердяев. Заодно и власть была передана из рук интеллигенции в руки бюрократии и её «ленинского» ЦК.
Советское общество в итоге не стало обществом свободы, путь советского человека был запрограммирован, уже с младенчества было ясно, что этот младенец усвоит определенный набор цитат Маркса-Энгельса-Ленина, выпьет столько-то тысяч литров кефира, водки, потребит столько-то любительской колбасы и сигарет «Столичные».
Модернизация давалась нам с огромным скрипом, и, заметим, через учреждение не свобод, а новых чинов. Например, появились чины космонавтов, полярников, секретных физиков, которые процветали. Но походники, барды или горнолыжники отнюдь не процветали, это были лишь привилегии некоторых новых чинов. Вы бы это сразу заметили, попытавшись купить в магазине горнолыжное снаряжение или хотя бы пластинку барда.
Советская элита могла бежать в свободу только внешнюю, чтобы забыть все свои правила, и жить по чужим, – как показала теоретизированная А. Зиновьевым катастройка. Внутри себя элита всегда знала, как починить колесо с закрытыми глазами, но не знала, куда на нем ехать, даже когда глаза открыты.
Системой чинов, которая никогда не знает, куда ей дальше ехать, может управлять любой беспринципный претендент. Невозможность политического теоретизирования открывает двери политического насилия в момент смерти нелегитимного правителя: ведь легитимных процедур замены власти не существует! Об этом позаботился умерший властелин.
После смерти Петра I в 1725 году Россия вступила в длительный период политической нестабильности. Обычно эпоху дворцовых переворотов завершают воцарением Екатерины II. Однако и ее сын Павел пал жертвой очередного заговора в верхах. Следующий царь Александр I умер своей смертью, но воцарению следующего после него царя Николая I едва не помешало восстание декабристов. Его сын Александр II пал жертвой покушения. Следующий царь Александр III умер своей смертью, а его наследник Николай II был отстранен от власти Государственной думой и расстрелян большевиками.
Этот кризис российской государственности не завершился гибелью монархии в 1917 году, но сменился острой политической борьбой в верхах, заменившей России на многие и многие годы легитимные процедуры такого рода, какие стали нормой в Европе. Переходы власти от Учредительного собрания к правительству Ленина, от Ленина к Сталину, от Сталина к Хрущеву и так далее имели признаки дворцовых переворотов, и лишь обставлялись декоративными признаками законности вроде «выборов» заранее известного победителя на партийных съездах или объявления народу вымышленных итогов «всенародного» голосования.
Наш политический процесс, несомненно, является мощнейшим механизмом отрицательного социального отбора. Но есть у системы чинов и свои плюсы.
Свобода — это также свобода быть вне общества, выпасть из него, «не вписаться в рынок». Этот мотив успешно эксплуатировала советская пропаганда, когда ей требовалось лягнуть противостоящий нам Запад.
В свою очередь, западные пропагандисты придумали «теорию застоя», которая игнорирует тот факт, что люди, в чиновном «застое» живущие на протяжении поколений, его не замечают, как рыба не замечает воду.
А разве замечал когда-то западный мир застойность своей сословной структуры?
Чины придумываются, на самом деле, проще чем сословья. Поэтому Россия, независимо от того, что о ней думают политологи, обладает подчас взрывной динамикой, в сравнении с Западом. Легкость перехода от дворян к комиссарам и, обратно, к «новым дворянам» объясняется именно тем, что нашем обществе нет укорененных сословий, и тем, что в нем постоянно бурлит «чинотворчество».
Россия вполне может стать Советским Союзом обратно, просто решив вновь сделать весь народ «чинами». Это может произойти очень быстро и станет полной неожиданностью для людей Запада, которые привыкли жить в своих очень медленно эволюционирующих сословиях. Это станет неожиданностью и для россиян.
С другой стороны, большой неожиданностью для ученого стал бы успех нашего широко разрекламированного «импортозамещения». Если только не придумают, как пленить несколько тысяч свободных немецких физиков.
Куча мала, как все намешано… По стилю написания чем-то похоже на статьи Сергея Пациашвили
***
В Москве я получил от сплина
На всю оставшуюся жизнь
Большой заряд адреналина,
А это подымает в высь.
Теперь с Останкинской высотки
Из-под руки гляжу кругом…
Нигде не пьется легче водка
И запивается пивком,
Как в белокаменной Москве
С державной думой в голове.
Нигде вполне я не был счастлив,
Каким счастливым стал в Москве
Под бой предвечной Спасской башни
В московской вековой молве.
Здесь просто жить – уже есть счастье,
О большем и не говорю,
Когда от творчества горю
В Москве, весь мир с ума сводящей.
***
1
Люблю тоску по малой родине:
природу при любой погоде
и флаги черные ворон,
и колокольный звон…
Глубокое томленье духа,
и ни какой тебе чернухи…
Через себя все пропускаю,
уже почти заболеваю…
2
Любил бродить родным селом,
среди дерев кудрявых,
дорога стлалась там рядном
росистым и дырявым.
Давно в столицу занесло
меня судьбой горбатой,
но тянется за мной село
с навозом и с лопатой.
Когда добрался до Кремля
в забвенье и в пыли,
открылась русская земля,
открылся пуп земли!..
Лишь только здесь я до конца
познал почем фунт лиха,
как будто пот смахнул с лица
всея Руси великой.