В круговой обороне
Как делался журнал «Подъём»
Рубрика в газете: Бензиновый голод, № 2021 / 2, 21.01.2021, автор: Юрий ГОНЧАРОВ (Г. ВОРОНЕЖ)
В январе 1931 года был основан журнал «Подъём». За свою 90-летнюю историю он преобразовывался в альманах «Литературный Воронеж», возвращал себе прежнее имя «Подъем».
Писатель Юрий Данилович Гончаров (1923-2013) мне много рассказывал о жизни этого журнала и о его редакторах.
«Главным редактором журнала «Подъём», который стал выходить вместо альманаха «Литературный Воронеж», довольно продолжительное время был Фёдор Волохов. Яркий, смелый человек. Он напечатал мою повесть «Неудача». Это военная повесть о том, как по-дурацки, не жалея людей, пытались с ходу отнять у немцев Воронеж. Бросили дивизию без разведки, без артиллерии, и немцы её перемолотили. Кровь текла по ярам в парке «Динамо». Это бывший парк Кагановича, там проходила линия обороны, и до сих пор остались окопы.
Тогда немецкие танки захватили Воронеж. Их командование не знало, как докладывать Гитлеру, ведь в планы немцев захват города не входил. И выбей наши танкистов, немецкому командованию было бы легче. Но немцев не выбили. А когда они закрепились, их уже выгнать стало гораздо труднее. Немцев мимо Воронежа гнал бензиновый голод. Они по рюмкам собирали топливо – ведь самолёты не могли летать! Немцам нельзя было замедлять движение на Кавказ – к Баку, к нефти. И к Волге, чтобы перекрыть нам доступ к топливу. Ведь наши баржи шли непрерывным цугом. Читая мемуары гитлеровских командиров, видишь, как они всегда удивлялись: на истребление, на пулемёты гнали русских солдат! Пехоту, часто вовсе невооружённую. «В бою добудешь! Лопатку схватишь, винтовку у убитого!» – так нас инструктировали перед боем.
Воронеж обороняло четыре полка НКВД. Но кто это были? Охранники, конвойники. Что они могут? Они в день теряли по четыреста-пятьсот человек. Вооружены винтовками. Ни пушек, ни пулемётов. Они не были приучены к военному делу. Сами не знали, как обороняться, не знали сил противника. Тут был аэродром. Самолёт взлетит, пролетит и увидит: колонна пылит – и сообщит. Но организовать оборону не могли.
Думали, что немец хочет взять Воронеж и пойти на Саратов, а там – на Москву. Всё это чушь собачья! План немцев был таков: ударить на Воронеж, потом – на Волгу и на Кавказ, завладеть источниками нефти. У них начинался, как я уже сказал, кризис топлива. Армия ведь сплошь механизированная. Им не надо было занимать Воронеж. Знали: его будут оборонять и отвлекут большие силы. А получилось так, что мост на Семилуки не взорвали, и лёгкие немецкие танки ворвались в город. Тем самым нарушив строжайший приказ: не переходить Дон!
Но это был не только боевой успех, но и добыча: заняли крупный город. Все танки потом были набиты всяким барахлом. Они посылали посылки в Германию – и продуктовые, и вещевые. И они влетели в Воронеж, не понимая, не зная, что нарушают строжайший приказ Гитлера и ломают ему всю диспозицию, все замыслы. Донесли по рации с гордостью и радостью, что они вот заняли город. Когда это всё поступило к барону фон Вейхсу, генерал-полковнику, командующему группировкой, что была нацелена на Воронеж, тот остолбенел. Он этого не приказывал, был просто в ярости и не знал что делать, боялся доложить Гитлеру. Раздумывал целые сутки.
Потом всё-таки доложил, потому что такое не скроешь. А вслед за танкистами сюда стали переправляться другие части, которые двигались по инерции. Когда, наконец, доложили Гитлеру, сам Гитлер раздумывал: ну что ж теперь, отводить войска? Это как-то не вяжется с представлениями немцев о боевых успехах. Раз заняли – надо держать. И тогда он дал согласие на занятие Воронежа, но с одним условием: не переходить реку Воронеж. Они даже мосты не взяли железнодорожные, отроженские, которые вели на левый берег реки Воронеж. Потому что не нужно было. Если бы нужно было взять мосты и перейти дальше к Саратову, они пролетели бы по ним со свистом. А у нас до сих пор говорят: «Вот, Воронеж остановил, не пустил немцев». Тут было пусто совершенно! Иди куда хочешь!
Первая значительная сила появилась здесь лишь 17 июля 1942 года, когда из Сибири доставили в Липецк 303-ю стрелковую дивизию под командованием полковника Остроухова. И они из Липецка пешком лесными дорогами вдоль реки Воронеж пришли в район СХИ и пытались 18 июля одним ударом овладеть городом Воронежем.
Перед 303-й дивизией поставили такую задачу и пустили их. Но пустили только два полка – третий ещё не подошёл, и не подошёл артиллерийский полк – была одна пехота. И самое главное, никакой разведки не было. Понимаете, никто не знал, что представляют собой немецкие позиции. Здесь командовал – участок обороняла 60-я армия – не то генерал-лейтенант, не то генерал-майор Антонюк. Вот он и пустил дивизию в наступление: «Чё вам разведка? Вам город надо брать. Вот город перед вами!»
Это мне после войны рассказывал очевидец, который присутствовал при встрече в районе СХИ на опушке леса командующего 60-й армии Антонюка и полковника Остроухова. Части подошли 17 июля, и Антонюк хотел бросить их в бой ещё вечером 17-го! Голодных! Они прошли сто двадцать-сто тридцать километров тяжелейшими дорогами по лесу! Представляете? Там яры, ручьи, зáросли. Люди страшно устали, не ели, не пили. Сбили себе ноги. А их хотели бросить, да ещё на ночь глядя. Но Остроухов всё-таки отвоевал время до утра.
Утром на рассвете, в тумане – туман ещё был – пошли на город. На немецкие пулемёты. Потери были жуткие. Немцы крошили их. Сам Остроухов был убит, и могила его там, где Вечный огонь на Задонском шоссе. Комиссар дивизии убит. Сначала их похоронили в Чертовицке. А потом уже в 1960-е годы перенесли, когда воздвигался бетонный памятник: боец лежит запрокинувшись, и Вечный огонь сделали.
Это была первая попытка. Потом в августе была предпринята ещё одна попытка – и всё. Ну не было сил и не было нужды тут воевать с немцами, потому что они дальше не шли, дальше не двигались. Все их усилия сосредоточились в направлении на Сталинград и Кавказ.
Такова она, сермяжная правда обороны Воронежа. Я об этом написал повесть, но уж очень она не понравилась властям.
… Меня беспокоило, почему наш провинциальный журнал «Подъём» никак не мог выйти из тени, был убыточным, на него мало подписывались, его название не гремело, как, например, гремел по стране алма-атинский журнал «Простор». Поэтому я не отказал главному редактору Фёдору Волохову, который пригласил меня в журнал редактором прозы. Я три года отдал журналу «Подъём». Вспоминая бессонные ночи, редактуру, сопротивление давлению обкома, откуда неслось: «Это нельзя! Это снять!» – я как бы снова оказываюсь на той литературной передовой, которая уж очень схожа с передовой на Курской дуге. Ты один, нет солдата ни слева, ни справа, и ты должен остановить наваливающегося на тебя противника и потом захватить его рубеж.
А как хотелось печатать хороших авторов! И мы с Волоховым таких печатали. Я читал все присылаемые рукописи, ища новых платоновых. Конечно, завидовал алма-атинскому «Простору», где не боялись напечатать повесть Платонова «Джан». Тогда это казалось немыслимо!
Я тоже старался не сдать обкому партии ни одной хорошей рукописи, не уступить церберам сверху, которые меньше всего думали о литературе. А если и уступить, то после изнурительных боёв, когда тебе уже ничего не остаётся.
Мне снова помог бесценный опыт пехотинца. В пехоте не каждый сможет, понимаете? Пехота – это выдержка, сила духа, содружество. Если нет духа, взаимопомощи, спайки, крепости внутренней, если не держатся, как друзья, как близкие люди – это не пехота. В такой пехоте не выживешь. С такой пехотой нельзя ничего делать – не посылать ни в наступление, ни на оборону. Вот так мы с Волоховым в круговой обороне делали журнал. Резко возросло число подписчиков, он из убыточного превратился в доходный, его тираж вырос так, что это снова не устроило власть. И мне пришлось уйти, отдав работе в «Подъёме» ровно три года, день в день.
На пост заведующего отделом прозы взяли Евсеенко, который рвался на моё место (а ведь я не рвался, меня пригласили); которого проталкивали аж из Сибири (а за меня никто не хлопотал); который квартиру получил в год приезда в Воронеж, тогда как я положил на это полжизни и из-за отсутствия хорошего жилья так рано лишился матери; который сразу почувствовал, как можно погреть руки на торговле страницами журнала, что было просто несовместимо с Волоховым и со мной.
Эх! Мельчают люди…
Но я всё равно считаю своей заслугой то, что в журнале появились сильные публикации, что тираж пошёл вверх, что из нечитаемого он превратился в читаемый.
А что ещё солдату-писателю надо? Чтобы его услышал простой человек».
Записал Михаил ФЁДОРОВ
Текст дан в кавычках, поэтому хотелось бы узнать – М. Федоров записывал его непосредственно во время рассказа или по памяти? Непосредственно – это ж не диктовка. Магнитофон был? По памяти – слишком длинно, столько, с подробностями не упомнишь. Значит, имитация прямой речи?
Спасибо Михаилу Фёдорову за хороший материал.
Сегодня журнал “Подъём” в ряду почётных журналов России, и я рад за своих земляков.
История наша противоречива, как и русские люди, бывают разные, и об этом не грех вспомнить в год памяти и скорби. Были не только одни победы…
Родом из Острогожска Вадим Кулинченко
На мой вопрос – торжественное молчание. Между тем, хотелось бы знать какова степень подлинности текста. За покойного автора можно сказать все что угодно.