ЗА КРИТИКУ ДУША ОСОБЕННО БОЛИТ!
На вопросы "ЛР" отвечает уральский поэт Константин Комаров
Рубрика в газете: В творческой лаборатории автора, № 2022 / 35, 16.09.2022, автор: Константин КОМАРОВ (г. ЕКАТЕРИНБУРГ)
– Константин, что радует или огорчает в текущем литературном процессе?
– Радует разнообразие поэтик, почерков, голосов, градус дискуссий, общая писательская активность. Отдельно радует появление Ассоциации союзов писателей и издателей и её интенсивная, объединяющая, многовекторная деятельность: семинары, фестивали, резиденции, творческие встречи, презентации etc. АСПИ очень взбодрила литпроцесс. Сергей Шаргунов и его команда – большие молодцы!
Огорчает (помимо пресловутого отсутствия читателя) ощущаемая мной частенько в текстах разных жанров некоторая поверхностность, отсутствие внутреннего смыслового объëма, неоправданное спрямление и упрощение действительно сложных вопросов, которые стоят перед литературой. Это следствие размытости критериев качества текста, доведëнного до абсурда принципа плюрализма: всë сказанное ценно, вне зависимости от эстетической состоятельности и самостоятельности «месседжа». А эта размытость критериев в свою очередь – следствие утраты литературной критикой той системообразующей и фундаментальной роли, которую она должна выполнять в здоровом литературном процессе.
Вот за критику душа особенно болит. Обидно, что критиков (хороших и разных!) довольно много, а критика как институция лежит в руинах. Написанный «левой ногой» обывательский отзыв на книгу оказывается более востребованным, чем серьёзный многослойный анализ этой книги. Это нездорово (ударение можно ставить на любое «о»), так быть не должно. Ускорившийся темп жизни, рынок, ориентация на потребителя, подмена знания информацией и прочий набор известных параметров нашей постиндустриальной современности – это всë понятно, но инерционное и пассивное подчинение им грозит духовным обмелением и гуманитарной катастрофой. Что делать? Бороться с этой энтропией в меру своих сил и на своëм участке фронта – и верить в лучшее.
– Меняется ли сегодня назначение критики в сравнении с двадцатым веком или даже временами Древней Греции?
– Частично ответил на этот вопрос выше. Меняются формы бытования критики. Порой меняются кардинально. Например, в современном литературном пространстве невозможно представить фигуру Великого Критика, «Белинского наших дней», хотя для девятнадцатого века такая фигура была вполне органична. По сравнению с советским временем критика, конечно, освободилась от идеологизированности. Но «освободилась», как мы видим, и от читателя.
Что касается назначения этого неблагодарного, но благородного дела, то оно неизменно с древности. Критика – это литература о литературе, искусство грамотно, многосторонне, аргументированно, информативно, личностно, художественно, прямо (но не прямолинейно) и интересно высказываться о литературе. Хороший критик объединяет в себе квалифицированного читателя и талантливого писателя. И читателя-собеседника критика взыскует не менее, чем поэзия и проза, и страдает, не находя ответного «эха», не меньше.
– Назовите сонм святых и героев российской поэзии, ваше личное к ним отношение?
– Поэзия – не религиозное служение и не война (хотя имеет общие черты и с тем, и с другим). Поэтому любимых поэтов я в категориях «святых» и «героев» не мыслю. Пушкин нам доходчиво объяснил, что пока «божественный глагол» «слуха чуткого» не касается, поэт «средь детей ничтожных мира» может быть «всех ничтожней», какой уж тут героизм. Величие же поэта иной, особой природы.
«Сонм», о котором вы говорите, прекрасно отражëн в содержании любой адекватной антологии русской (не российской, а именно русской!) поэзии XVIII–ХХ веков. Отношение моë к большинству представленных там фигур – резко положительное, как к мастерам и коллегам по ремеслу. Лучший способ это отношение выразить – стихи (вообще полноценней всего о поэзии говорит сама поэзия), поэтому сейчас я работаю над циклом стихотворений о дорогих моему сердцу русских поэтах. Собственно, этот цикл (возможно, он выльется в книгу) и станет исчерпывающим ответом на Ваш (не скрою, весьма странно сформулированный) вопрос.
– В будущем возможны в России поэты-лауреаты Нобелевской премии?
– Предсказания – дело сомнительное, а в данном случае и не особо, признаюсь, мне интересное. Нобелевская премия по литературе в последнее время ощутимо себя дискредитировала и в значительной степени утратила свою статусность. Возможность получения еë русским поэтом исключать не стоит (равно как исландским или эфиопским), но мне представляется, что в обозримом будущем мы этого не увидим. Наиболее реальным претендентом из современных русских поэтов мне видится Ольга Седакова. Буду рад, если Ольгу Александровну премируют, она заслужила.
– Какие новые книги готовите для читателей?
– Надеюсь, что вышеупомянутый цикл о русских поэтах сложится в книгу. Текущие дела никак не дают толком засесть за давно вынашиваемую книгу о Маяковском, в которую я хочу превратить (разумеется, значительно модернизировав и дополнив) свою кандидатскую диссертацию о текстуализации телесности в поэзии Маяковского. Однажды – засяду и сделаю, ибо чувствую необходимость такой книги. Ну и обуревающие меня помимо моей воли палиндромы (их накопилось уже несколько тысяч) и неологизмы (их поменьше, но тоже хватает) хорошо бы во что-то книжное оформить. Пока думаю, как лучше это сделать. Вообще стараюсь подходить к процессу без спешки, с чувством, с толком, с расстановкой. И стараюсь отдавать себе отчëт, что «готовлю» будущие книги не столько «для читателей», сколько для себя самого. Хотя если читатель у них появится в достойном количестве и качестве – буду только счастлив.
– Ваше отношение к графоманским стихам – это порок? Как относиться публике к стихам Ах Астаховой?
– Будем исходить из значения слова: графомания – это страсть к письму. В этом смысле любое словесное творчество содержит в себе элемент графомании. Как социокультурное явление графомания неизбежна и является необходимым фоном литпроцесса. Однако у неë много оттенков, ступеней, нюансов. Мирные графоманы, тихо себе пописывающие и участвующие в творческой самодеятельности, – это нормально. А вот агрессивное, хищное графоманьë, конечно, раздражает.
Я не могу диктовать «публике», как относиться к той или иной фигуре. Популярность Ах Астаховой и ей подобных свидетельствует лишь о том, что с воспитанием элементарного художественного вкуса дело, к сожалению, катастрофически неладно и у «воспитателей», и у «воспитуемых». Но тут есть и объективный момент: рифмованное словоблудие ахастаховых нацелено только на инерционное потребление и не требует серьëзного духовного усилия, напряжëнной сотворческой работы, которой требует поэзия и на которую способен далеко не каждый.
– Находите ли в творчестве коллег отголоски, близкие вашей поэзии?
– Нахожу. Не так часто, как хотелось бы, но каждая такая находка – маленький праздник, свидетельствующий о том, что ноосфера бдит и таинственный механизм «эха» работает. Это поддерживает и воодушевляет, даёт осознание, что существуешь не в вакууме.
– Приходилось ли со временем менять мнения о литературных произведениях? Какие сомнения мучают сегодня современных Белинских?
– Как известно, своих мнений не меняют только дураки и покойники. Приходилось, конечно. Но не сказать, чтобы слишком часто и слишком кардинально. «Современные Белинские» – это оксюморон, ибо Белинский – а) единичен и б) в нынешней ситуации невозможен (о чëм я говорил выше).
Сомнения сегодняшних критиков терзают самые разнообразные, но определяющее, пожалуй, одно – в собственной нужности: зачем, кому и для чего необходимо это странное, угрюмое, требующее немалого времени и сил, не дающее никакой материальной отдачи и портящее отношения с людьми дело? От ответа на этот вопрос зависит, останется человек в профессии или нет. Многие уходят (из критики, в отличие от поэзии, можно уйти, спасибо и на том), и чисто по-человечески их можно понять. Некоторые остаются, за что им сердечное спасибо.
Ну а я, как и любой интеллигентный человек, не перестаю задавать себе три краеугольных вопроса: Кто я? Почему я здесь? С какого я раёна?
– Правда ли, что вы очень любите футбол? Помогает ли спорт в поэзии и отдыхе?
– Люблю. В футболе много от поэзии в широком еë понимании. Футбол очищает голову, обновляет тело и дух и придаëт сил для жизни и творчества.
– Что скажете о состоянии уральской литературы, какие нас ждут новые имена?
– Литература базируется на языке. «Уральского языка» не существует, поэтому никакой специфической «уральской литературы» нет и быть не может. Есть литература, создаваемая на Урале. Есть региональные культурные феномены, самый яркий из них – Уральская поэтическая школа (УПШ) и шире – Уральское поэтическое движение (УПД). Этому проекту уже три десятка лет, но сейчас Виталий Кальпиди, как мне видится, поставил его на паузу (надеюсь, однако, что пятый том «Антологии современной уральской поэзии» выйдет в положенный ему срок). Это разумно, ибо сделано уже более чем достаточно (интересующихся отправляю на сайт marginaly.ru).
Уральские поэты, прозаики, драматурги на виду и на слуху, активно продолжают творческую деятельность как на Урале, так и за его пределами. Что касается «племени младого, незнакомого» (двадцатилетних), то тут какие-то имена, которые вскоре прозвучат, мне назвать сложно, но, даст Бог, они появятся.
– Чем сердце успокоится? Ваши любимые поэты?
– Вторая часть вопроса идеально отвечает на первую, но вообще «покой нам только снится» (А. Блок).
Своих любимых поэтов и любимые стихотворения я не так давно перечислял, отвечая на анкету Юрия Казарина. Чтобы не повторяться, отсылаю к этому списку –
«Владимир Маяковский – отдельно, люблю его неизменно и верно. Он очень многому меня научил. Гавриил Державин, Александр Пушкин, Николай Некрасов, Фёдор Тютчев, Александр Блок, Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Николай Заболоцкий, Леонид Губанов, Сергей Гандлевский, Ольга Седакова, Юрий Казарин, Уолт Уитмен, Шарль Бодлер, Поль Верлен, Эмиль Верхарн, Артюр Рембо, Данте Алигьери, Шекспир, Иоганн-Вольфганг Гёте, Фридрих Ницше (тоже поэт!).
Имён зарубежных поэтов могло бы быть больше (Лорка, Рильке, Целан, Элиот, Оден и др.), но я отдаю себе отчёт в правоте слов Василия Жуковского о том, что «переводчик в прозе – раб, переводчик в стихах – соперник». Не зная язык оригинала (а я, к сожалению, языков особо не знаю), ты читаешь не Верлена, а, например, стихи Пастернака по мотивам Верлена…
Также есть ряд поэтов (например, Хлебников или Боратынский), которых я очень люблю, но которые непосредственно на мою поэзию не повлияли или повлияли опосредованно, хотя степень опосредованности бывает очень разной. Надо понимать, что любой список подобного рода в достаточной мере условен. Но у каждого поэта такой «пантеон» есть, потому что его не может не быть».
Вопросы задавал Николай ПАЛУБНЕВ
г. ПЕТРОПАВЛОВСК-КАМЧАТСКИЙ
Лучший отечественный литературный критик наших дней – это, безусловно, Александр Кузьменков. Это титан среди пигмеев.
Возьми у него интервью, ЛитРоссия!
С таких титанов, как Кузьменков, надо требовать справку о здоровье!
Если бы Кузьменков хорошенько нарумянил попку кому-то из “легендарных” птенцов полковничьего гнезда, всем стало бы ясно, что Сан Саныч – действительно титан.
А начать можно бы с “писателя” Дворцова…