Загадочность великого ханта, или Почему элиты Югры в упор не замечают талантливого самородка
Вопросы задавал Вячеслав Огрызко
Рубрика в газете: Мы – один мир, № 2024 / 43, 08.11.2024, автор: Тимофей МОЛДАНОВ (г. Ханты-Мансийск)
Тимофей Молданов – одна из самых интересных сегодня личностей в хантыйской культуре. Я бы ещё добавил: загадочная личность. Он избегает шумных тусовок и, как правило, нигде не светится. Я познакомился с ним в середине 90-х годов в Ханты-Мансийске. Это было время культурного подъёма в Югорском крае. Тогдашний губернатор округа Александр Филипенко, понимая важность сохранения традиционных ценностей малочисленных этносов, нашёл средства для организации языковых и этнографических центров в местах проживания хантов и манси. Он возмутился, до каких пор коренные таёжники будут только информантами учёных, и высказал убеждение, что им давно пора самим создавать труды о сородичах.
Филипенко был прав: можно сколько угодно со стороны наблюдать за обычаями потомственных охотников и описывать их ритуалы, но этого мало для того, чтобы понять душу древних племён. Тем более, что ханты не во все ритуалы посвящают приезжих. А какие-то вещи, связанные с хантыйской культурой, до сих пор запретны для представителей других народов.
Вопрос оказался в том, кто бы смог таёжников научить методологии сбора и обработки этнографических, фольклорных и других материалов. Конкретно с Тимофеем Молдановым стала работать большая подвижница из Томска Надежда Лукина.
С самого начала Тимофей стал выступать в разных ипостасях: как исполнитель традиционных ритуалов, записчик и толкователь народных сказаний и как сочинитель песен, стихов и повестей. Что важно? Тимофей все свои литературные вещи писал только на родном хантыйском языке, точнее на языке казымских хантов.
А дальше возникли проблемы. Он так и не смог найти адекватного его таланту переводчика. Что местные, что заезжие литераторы стали требовать с него подстрочники. Но создание подстрочника – это тоже целое искусство.
Потом дала знать о себе и другая проблема. Дело в том, что в Югре стала процветать спекуляция на национальных вещах. Нашлись дельцы, которым понравилось устраивать на громких официозных мероприятиях пляски в национальных халатах, которые не имели никакого отношения к традиционной культуре хантов. Эти пляски хорошо оплачивались, но они искажали суть древних обрядов. На этой почве Тимофей разругался с так называемыми национальными элитами, которые превратились в обычных приспособленцев.
Вообще элиты оказались не на высоте. Они-то лучше других понимают уникальность и ценность Тимофея Молданова. Им не надо объяснять, что Тимофей – это очень крупная величина и в науке, и в литературе, и прежде всего в хантыйской литературе. Ну так взяли бы и помогли своему талантливому соплеменнику, пробили бы ему губернаторские и президентские гранты, организовали бы издания его быличек и поэтических произведений! Но, видимо, тогда бы на фоне Тимофея померкли некоторые другие имена… А элите это надо? Она даже не позвала Тимофея на недавнюю конференцию финно-угорских писателей. А зачем? В итоге там блистала в основном одна Мария Вагатова, которая давно служит всего лишь вывеской на подобного рода мероприятиях. А правильно ли это?
Старожилы Югры не забыли, как сильно Вагатова, которую в верхах готовы воспринимать как верх хантыйской деликатности, подставилась в конце 90-х годов во время приёма в Ханты-Мансийске одной из звёзд американо-индейской литературы. Она подсунула ему под русскую водочку странную закуску, а в конце званого обеда призналась, что в качестве деликатеса заморскому гостю приготовили питательное Медвежье мясо. Но это европейцы обожают блюда из медвежатины, а у заокеанского писателя были иные вкусы. Вагатова прекрасно знала, что приехавший в Югру классик современной индейской литературы вёл своё происхождение от рода Медведя. И это не что-то диковинное. Некоторые ханты, к примеру, считают себя принадлежащими к роду Бобра. Просто надо знать вероисповедания северян. Так вот: заморский гость, когда узнал, чем его потчевали, схватился за сердце. Он почувствовал себя каннибалом. Индейский писатель не ожидал от хантыйской коллеги такого подвоха. А Вагатова даже не покаялась. У неё давно уже такое кредо: приспосабливать и адаптировать традиции хантыйских охотников и оленеводов под запросы недалёких чинуш и их приезжих гостей. Обидно ли это Тимофею? Не то слово. Он-то понимает, что Вагатова своими плясками в национальных платьях на разных гулянках начальства не пропагандирует высокую культуру древних таёжных племён, а только дискредитирует его маленький, но гордый народ.
Нынешним элитам Севера вообще, похоже, не знакомы такие понятия, как этикет и деликатность. Они готовы из всего устраивать непотребные шоу. Возьмите традиционный обряд хантов – медвежий праздник. Что из него сделали в последнее время такие люди, как Вагатова? Этакие игрища. Между тем этот обряд имеет сакральный смысл. Если он исполняется всерьёз, ни один чужак на него допущен не будет. Не всё можно демонстрировать посторонним людям. Там существует целая система запретов. Даже этнографы ещё очень много о медвежьем празднике не знают. Какие-то вещи до сих пор для них недоступны. Возможно, такова воля богов, которые решили, что ещё не пришло время посвящать все народы в тайны хантов. Кстати, и Тимофей, когда пишет научные работы о шаманизме, многое умалчивает. Он сомневается: всё ли имеет право рассказывать и не накажут ли его за излишнюю болтливость боги. Ему-то известно, что случилось с людьми, которые переступили через традиции и полезли в те сферы, которые мало кому доступны…
Значит ли сказанное, что Молданов во всём идеален? Нет, конечно. Идеальных людей, как и идеальных учёных или писателей, вообще не существует. В чём-то Тимофей, наверное, заблуждается. Я, к примеру, не разделяю его категоричность в отношении Еремея Айпина. Айпин – я на этом настаиваю – фигура большого масштаба. Он, безусловно, крупный художник. Но, как у каждого великого мастера, у него есть вершины и слабые вещи. К слабым вещам я отношу его последнюю книгу «В поисках Первоцвета». Это в большей степени политиканство, нежели серьёзная литература. Но кто знает, может, без «Первоцвета» Айпин не мог взяться за новую вещь… Мне кажется, что Айпин ещё не сказал своего главного слова, и в этом плане у него всё впереди.
Я думаю, и у Тимофея Молданова всё ещё впереди, и он станет открытием в культуре и литературе России. А пока ознакомьтесь с его лаконичными ответами на мои вопросы.
Вячеслав ОГРЫЗКО
– На каком уровне находится сегодня хантыйская литература? Кто сейчас определяет её лицо?
– Как мне кажется, сегодня на хантыйском языке никто не пишет. Пишем только мы с В. Соловар…
– Лет тридцать назад литературоведы говорили о том, что у хантыйской литературы большие перспективы. Подрастал много обещавший подлесок. Этот подлесок украшали Тарлина, Ульяна Молданова, другие молодые ханты ребята. Но потом многие из них с радаров пропали? Куда все делись? Они окончательно бросили занятия литературой? Или мы чего-то не знаем?
– Все они стали писать на русском, так как на хантыйском никто не публикует. А если публикуют какие-то стихи, то это лишь набор хантыйских слов. Я в VK выставляю иногда.
– Чем объясняется отсутствие твоих книг прозы и стихотворений на русском языке? Ты по-прежнему не нашёл переводчика?
– Переводчика нет, хотя пишу я много.
– Насколько остра для современной хантыйской литературы проблема переводов? И как эту проблему можно решить? Или в нынешних условиях она не решаема?
– Решить можно, переводами занимаются некоторые молодые девушки.
– Как обстоят дела с изучением и публикациями наследия таких великих хантов, как Прокопий Салтыков, Китаев и Леонтий Тарагупта?
– Никак.
– Твоё отношение к последнему роману Айпина. Это творческий взлёт или провал?
– Отношение так и осталось: нехантыйский он писатель.
– Над чем работаешь сейчас лично ты?
– Я пишу о шаманстве, о его методах и способах. Иногда по заказу пишу на межнациональные темы.
Вопросы задавал Вячеслав ОГРЫЗКО
Процесс оцивилизации всех народов идёт давно. И пока бубны и одежды и… традиции держаться и даже кому-то интересны, но совсем скоро и это станет Преданием старины глубокой!
Я уже давно не писал Пером. В лет десять у одного гуся выдернул перо, и пробовал как Пушкин – не вышло!