Чеширский поп и его приход

№ 2011 / 17, 23.02.2015

О «На­шем со­вре­мен­ни­ке» не мо­гу пи­сать от­ст­ра­нён­но. Всё-та­ки са­мые бо­е­вые ну­ле­вые про­шли от­ча­с­ти и там – в боль­ших на­деж­дах и боль­ших пьян­ках. Имен­но этот жур­нал дал мне вто­рое пуб­лич­ное рож­де­ние по­сле «Ва­ви­ло­на» Ди­мы Кузь­ми­на

Журнал без будущего: печальные итоги правления Станислава Куняева

О «Нашем современнике» не могу писать отстранённо. Всё-таки самые боевые нулевые прошли отчасти и там – в больших надеждах и больших пьянках. Именно этот журнал дал мне второе публичное рождение после «Вавилона» Димы Кузьмина, откуда уже в 2000-м был изгнан за левизну (и презентацию книги стихов «Револ материал поэмы Дом» проводил в райкоме КПРФ Ленинского района, на Остоженке). Трудно было отличить в тот момент, в середине нулевых, одно от другого – то есть некое нарождающееся при наших усилиях патриотически-новое, революционное от алкогольно-старого, заспиртованного…

В журнале работал мой друг-историк, защитник Верховного Совета в девяносто третьем, но ныне боящийся собственной тени, как жертвенный баран закланья, рядовой унылых будней. Именно он, после увольнения из «НС», высказывал мысль написать то ли повесть, то ли фельетон, то ли мемуары о работе с тамошними персонажами. Креативности данной идее добавлял и его актёрский дар, как у Гоголя: историк потрясающе точно умеет изображать торопливую речь Куняева-старшего, ещё лучше – чеканно-комиссарскую младшего, поповские интонации Казинцева, пьяно-забулдыжные – Воронцова (тоже ушедшего в «Литературную газету» из «НС» едва ли не с историком одновременно). Сказывается выучка курсов Николая Бурляева. Поскольку автор идеи явно не отважится её воплотить (по судам затаскают, денег не напасёшься!), за рассказ, видимо, придётся браться мне, есть уже и название подходящее. А пока – некоторые наброски, размышления.

У друга был целый свой кабинет на первом этаже, который он делил с поэтом Юрием Кузнецовым. Поскольку Кузнецов бывал крайне редко, серьёзно болел, то историк чувствовал себя в кабинете полным хозяином. Изредка только можно было наблюдать, как даёт Юрий Поликарпович отповедь очередной немолодой поэтессе, но гора чужих стихов на его столе всё равно росла. Плохие стихи словно выживали Кузнецова…

Сюда как-то сами стекались со второго этажа маленького флигеля начальники, выглядящие скорее как коллеги, здесь и выпивали наше с нами, сюда же водил я всё новые кадры, обнадёживая их возможностью опубликоваться. Политическое напряжение росло в обществе – Путин обманул слишком серьёзные ожидания патриотов, поэтому ожидался прорыв и на литературном направлении. Силы стягивались.

Наряду с силами – стягивалась мебель. Мы настолько с историком почувствовали себя в журнале как дома – он давая статьи и обзоры в «Книжном развале», я проводя политический ликбез («Радикальная молодёжь: направо, налево ль пойдёшь?»), – что я решил в кабинет историка перебазировать старую благородную мебель Филиппа Минлоса, друга «вавилонских» времён, от которой тот решил избавиться в пользу «икейной». Ранней зимой, из двора близ первого кафе ОГИ на Чистых, мы на телеге, почти как два рикши, пёрли комод и книжные полки через все попутные Малому Сухаревскому проезжие части. Буквальное строительство журнала (всё – в дом) шло полным ходом, на стенах кабинета укрепили плакаты тридцатых годов. Вышел молодёжный номер, куда удалось именно историку, при его постоянном лоббировании в «верхах», стянуть максимальное число новых авторов, которым было меньше или чуть больше тридцати (там открыт был будущий маститый монархист Елисеев, ваш покорный выступил с верлибрами уже революционных настроений, и много-много юношей и девушек более традиционной ориентации, бревенчато-иконной). Он вышел в марте 2005-го, имел успех, цитирование, премирование (сам «НС» наградил Елисеева, а Казинцев сосватал его знакомому правому издательству). Номер пока готовили, так увлеклись работой все, что даже Куняев-младший будто бы рубанком обрабатывал мои верлибры, в кабинете историка выговаривая:

– Где подлежащее, где сказуемое?.. Вот сиди – и пиши!

Но на пике середины нулевых всё и кончилось. Куняева-старшего всё реже видели на втором и всё чаще на охоте в компании сибирского нувориша Хардикова, который, объегорив саму Батурину, умудрился плюхнуться в кресло префекта одного из московских округов. То ли потому что инициатива наказуема, то ли просто из-за лени – все публицистические дела в журнале свалились на историка, а вот кабинета его, тоже, видимо, за трудолюбие, решили лишить (конечно, вместе с мебелью). Сдали в субаренду странненькому, возглавляемому единороссом, издательству (одним из любимых авторов которого был небезызвестный Лев Колодный, маститый антисоветчик) – то есть в данном конкретном случае весь советский патриотизм Куняева-старшего обернулся типичным для современности пшиком, когда замаячили доллары. И даже плакатов не вернули, прохиндеи.

Историка выселили в соседнюю, крайнюю комнату к Куняеву-младшему за маленький «столик для прислуги». На квадратом метре, в самом углу здания между окон уместился весь набор патриота: мерзавчик коньячку, чайник, пакетики «Липтон», стопки распечаток своей диссертации, рукописи чужих статей, исчирканных в ходе подготовки к публикации. Пока и этот сосед историка большей частью времени отсутствовал, историк умудрялся выполнять не только свою работу. А уж коли поэт Кузнецов (уже покойный к тому моменту) позволял себе не разбирать завалы на своём столе, то и Сергей Куняев не утруждался. В свою очередь, историк зачастую отвечал по его телефону его голосом – чтобы создавать хоть видимость присутствия на рабочем месте. Я же, решив, что после первой публикации стихов можно нести новые, включая вполне уже традиционалистские – не раз клал свои подборки Сергею, которого теперь «бросили на поэзию». Сцен расправ Куняева-младшего со стихами я сам не видел, но историк колоритно воспроизводил этакие движения плывущего брассом на собственном столе и швыряющего скомканные строфы в корзину.

– Веч-чный Дима Чёрный… К такой-то матери!

Иногда я удостаивался возвращения рукописи:

– Слушай… Забери и забудь! Такое возможно было в нашем журнале только в виде эксперимента.

– Так тут даже с рифмой, всё чинно…

Сергей был явно не рад свалившейся на него роли публикатора поэтов – и думы о другом его ведь велись, писал свой вечный, нескончаемый труд про последних поэтов деревни, а тут городские поэты одолевают… Когда количество сданных и историком, и мной неопубликованных текстов стало переходить в качество, мы начали держаться нахальнее с начальством. Но их и это не брало: благостная улыбка Александра «чеширского кота» Казинцева долго не растворялась в дверях. Комната же Куняева всё больше напоминала рюмочную, поскольку в отсутствие его самого и обратной связи именно сюда стекались многие уже напечатанные или непечатные тут, но рукопожатые авторы, включая недавно нашумевшего Вдовина. Увы, прорыв нулевых зарастал примерно тем же, что булькало тут и до нас, а Вдовин с улыбкой Казинцева подносил праздную стопку коньяку ко рту:

– Лишь тот, кто сумеет скрестить русскую идею с социализмом – победит…

Что за русская идея, «что за люди, что в мешках, почему сим-сим?», где уроки Второй мировой и суда над нацизмом? – думалось нам сквозь коньячные пары. Мы оставили журнал и весь этот ареопаг с их патриотическими иллюзиями. Слившись в финансово выгодных объятиях с «едрёным» издательством в ущерб «рабочей лошадке», они показали, кто они не на словах. Хотя на словах бывало и хуже.

Новый, 2006-й год в кабинете Куняева-старшего. В гостях кроме глав отделов – генерал Ивашов, поэтесса Струкова, а также робкий паренёк из нашего «молодёжного» номера, учащийся академии ФСБ, что сильно вдохновило Станислава Юрьевича на тост:

– А я вот всё жду, когда скинхеды и ФСБ, наконец, объединятся для пользы России!..

Историк, перестав получать хотя бы моральное удовлетворение (а что ещё нужно публикующимся в таком журнале?) перешёл на более, как говорят, высокооплачиваемую, преподавательскую работу – получать семь тысяч за бессмысленную работу, журналу не нужную, это даже уже не унизительно. Помог историку трудоустроиться, кстати, один из авторов «молодёжного номера», который был благодарен за публикацию. Я же, как человек терпеливый, ещё не раз приносил в журнал свои и не свои стихи, свою и не свою прозу – а вдруг? Но, как мы знаем из опыта работы историка в «НС», – даже «вдруг» там бывает только в результате чьей-то кропотливой работы, а рабочие из журнала сбежали от недофинансирования: техотдел сократили вдвое, оставшиеся девушки озлобились (почему-то на меня, вынесшего сор из избы всего-то в ЖЖ своём) за «озвучивание» проблем их же, трудящихся. Таких вот невидимых кротов-историков.

Поскольку шефом историка был Казинцев – с ним мы общались чаще всего. Но типично поповская благость на его лице, заверения – почти моления, – все растворялись в воздухе быстрее его улыбки над окладистой бородкой. Летом 2006-го я привёз из Афин с Социального форума горячий репортаж – слезоточивый газ на многотысячной демонстрации, мысли… Но мироточивые обещания даже «сделать из Чёрного белого» Александра Ивановича – растворили и этот текст, и следующий, привезённый уже из Швеции, тоже с соцфорума, из инновационного городка в Мальмо. Но и инновации, и зарубежье – мало интересны расеянским современникам. Им бы помолиться, рецензию на книжку очередного батюшки дать в номер да статейку какого-нибудь губернатора под финансирование всего номера. А там и с Хардиковым на кабанов охотиться можно ехать. Русская баня – это вам не слезоточивый газ в басурманских Афинах… Только вот теперь-то Хардиков, не дожидаясь очередного антилужковского процесса, эмигрировал в Прибалтику и уже к себе не позовёт, обеднел-с.

Последнюю отповедь я слушал уже из уст Шишкина – по поводу рассказа и повести, своего и чужой. И он, уже седой, остался один в отделе прозы, и всё с той же печалью патриотических лузеров рассказывал мне не о моём рассказе (а я бы с удовольствием послушал вдумчивую критику), но вообще о том, как одолевают его пожилые авторы, норовящие рассказать всему миру, как им «жилось да иэблось». Думаю, вот это, годами, как коньяк, настаивавшееся в «НС» настроение Шишкин и разлил по бутылям своего романа – о неизбежности смерти и соответствующем убогом смыслообразовании «исчезающего вида». Что тут скажешь: увы, в данном конкретном случае точнее убитого моего знакомого Стаса Маркелова не скажешь – патриотизм это диагноз. Он разный бывает – но как только из журнала ушла наша социалистическая составляющая, тянувшая к молодёжи, вовне из затхлости смирения и убожества, – стал он клиническим. Его хватает на швыряние в корзину непрочитанных описаний чужого опыта жизни, но не хватает на публикацию своего романа о смерти.

Тут даже не было чеширской лукавости Казинцева – а прямая зависть к молодому старту (чёрт меня дёрнул сказать, что до того как встать перед Шишкиным с рассказиком, я вообще-то стоял в лонглисте Нацбеста с романом) и безысходная грусть журнального чинуши. Переживая даже больше за повесть моего знакомого Ананьина (а её действие разворачивается в 1959-м году, живо описывается случайный переход геологами границы Китая, и как китайцы по-братски отнеслись к советским товарищам, согревали и лечили после падения их в ледяную реку), я предложил её как публицистику, Казинцеву. Но там уже было забито место каким-то региональным чиновником, который тоже что-то настрочил про Китай.

Наверное, интерактивность – такое же чуждое для «НС» слово, как и интернационализм. Достаточно взглянуть на сайт журнала, не обновляемый в сетевом режиме, отсталый в дизайне и времени. Давно поняв, что место под обложкой «НС» можно использовать и как админресурс – на переговорах с губернаторами и т.д., – главный двигатель журнала Казинцев, конечно, не заинтересован ни в новых авторах, ни в громких публикациях – зачем они в богоспасаемом журнале, только и мечтающем плюхнуться на госфинансирование? «НС» хотел купить когда-то Белковский, но ниже Суркова там вряд ли захотят с кем-то говорить – гордые монахи-то. Все они стремятся к власти здешней – то есть, конкретно говоря, путинской, а не народной, о которой готовы помечтать, но и только. А для очищения души молитвою – можно напечатать очередное прозрение Зюганова об антинародной власти…

Работая рядом, в Малом Сухаревском в здании ЦК КПРФ, я частенько видел в своё окно, как мимо проплывал в поисках «вспомоществований» всё тот же чеширский поп. Деловито отдуваясь, румяный, как пасхальное яичко, он точно указывал своей бородкой на второй этаж, где ждал его папа Зю, но не ждало никаких шматочков от выборных вливаний – их кремляди строго дозируют. Впрочем, статьи какие-то были – может, и поделился Зю по-христиански…

Зиц-председатель же журнала, Куняев-старший не отпускает вожжи. В целом, повторяется грустная судьба СССР, старевшего вместе с генсеками. В какой-то священной боязни передать власть своим же, но не выученным – куняевский статус-кво для «современников» стал иконой. Кажется, мир перевернётся, если Куняев с охоты не вернётся. А вдруг лось-то рогами долбанёт или кабан пропорёт? – охота ведь штука опасная…

Куняев, разок опубликовав, но так и не запомнив Сенчина, схватился было запоздало за Прилепина – стихи его напечатал, стал таскать на ТВ с собой, что-то за ним записывать там. Мол, вот же, взошли младые злаки! Но только нужно ли это было журналу и Захару уже после попадания на книгопечатный станок? Последнему – наверное, и, скорее, уже статусно, ведь он-то единомышленник этого православного скита, не принимающего прочих литературных скитальцев. А вот журнальчик и тут проспал…

Замкнувшись в кругу редколлегии, заартачившись в писательских переделках, журнал на глазах литературной и около публики – плывёт без руля, без ветрил, до следующего губернатора и выборов, печатая то Жириновского, то Зюганова, то вообще пронафталиненного Рыжкова (ЦК КПСС). Зарплаты сотрудников такие, каких и в регионах не сыщешь, зато сколько пафоса служения родине! И на этом фоне мелькают в печати цифры литфондовского оклада «охотника». Может, сие бы простилось, если бы хоть кто-то в журнале держал нос по ветру стремительно обновляющейся литературы, публиковал бы споры новреалистов с бесчисленными нашими оппонентами (Иван Зорин вот тоже своё унылое словцо о нас сказал). Однако литература – за бортом «НС».

Многие сутяжат – кто после Куняева будет главным, неужто Сергунёк? Нет, успокойтесь, «буратинко» просто не сможет. А если и сможет номинально (in nomine padre), то всё равно чеширский поп будет серым кардиналом (кстати, он и носит исключительно серое), и мало что изменится, и уж точно туда нет пути новым авторам, которые перед тем как войти во флигелёк бывшего здания-издательства «Литературной газеты», не расшибут себе лоб о пол в молитве о ниспослании им всевышнего благоволения второго этажа. Стихи в журнале – всё религиознее и дальше от жизни, проза – опять же православно-смиренная, далёкая от ритмов жизни, одна публа держит журнал, да и та конъюнктурна. Журнал давно не современник всем событиям, происходящим и назревающим на превращённой в сырьевую империю родине социализма.

Дмитрий ЧЁРНЫЙ