Первый ряд

№ 2012 / 37, 23.02.2015

«Не­сколь­ко по­ко­ле­ний те­а­т­раль­ных и ки­но­зри­те­лей счи­та­ют Ба­си­лаш­ви­ли од­ним из луч­ших ар­ти­с­тов Рос­сии», – гла­сит ан­но­та­ция. Что ж, к од­но­му из этих по­ко­ле­ний все­це­ло при­над­ле­жу и я.

Олег Басилашвили. Неужели это я?! Господи… – М.: Эксмо, 2012.

«Несколько поколений театральных и кинозрителей считают Басилашвили одним из лучших артистов России», – гласит аннотация. Что ж, к одному из этих поколений всецело принадлежу и я. Так что теперь вот могу добавить от себя, что не только артист, но и мемуарист Басилашвили один из лучших. Нет, ему, конечно, не превзойти на писательском поприще Михаила Козакова, однако «питерский ответ» отошедшему в иной, может быть, лучший мир певцу московского «Современника», особенно на фоне других развспоминавшихся лицедеев, представляется весомым, смотрится выигрышно, ибо небанален.

Вот что, к примеру, автор говорит о причине, побудившей его на склоне лет взяться за перо: «Вообще-то я твёрдо убеждён, что сесть за мемуары надо, точно уловив момент – работать уже не можешь (не «не хочешь», это я давно, с детства не хочу), именно не можешь, но ещё кое-что помнишь. То есть когда маразм ещё не оккупировал полностью твою память. То есть попасть в этот тоненький зазор между бессилием и полным маразмом».

Хлёстко! Тут же мемуарист безо всякого стеснения, явно провоцируя, признаётся нам, что не прочь иной раз приврать – и рассказывает историю о том, как однажды Всеволод Бобров (для рассказчика – «дядя Сева») на футбольном поле, где тренировалась детская команда, послал мяч в ворота, защищаемые юным Басилашвили, и… А вот что было дальше, правда или вымысел, на футбольном поле и на театральной сцене, с Бобровым и с Товстоноговым (Масальским, Юрским, Стржельчиком et cetera), и, разумеется, с самим Олегом Валериановичем, – это вы уж разберитесь сами, прочитав лёгкую, изящную книгу, иной раз воскрешающую в памяти лучшие страницы «Петербургских зим» Георгия Иванова, только вдохновлённую не Евтерпой, а Мельпоменой.

---

Александр Васькин. Москва 1812 года глазами русских и французов. – М.: Издательство «Спутник+», 2012

Признаюсь, получив от автора солидного вида том и заглянув наперёд в его содержание, я сначала пал духом. Нет, сами по себе воспоминания в полном смысле слова разносторонних очевидцев драматических московских событий двухсотлетней давности, графа Ростопчина и генерала Коленкура, витиеватого сентименталиста князя Шаликова и простоватого реалиста Стендаля, присвоившего в разорённой пришельцами Москве, неподалёку от того места, где я пишу эту рецензию, томик Вольтера, – все эти свидетельства крайне интересны (некоторые и опубликованы-то впервые за двести лет). Но ведь на память сразу приходит кое-что недавно бывшее и, кажется, подобное: собрал человек чужие труды, снабдил каждый из них кратким энциклопедическим предисловьицем, вероятно, тоже позаимствованным, и выпустил увесистый том под своим именем, горделиво красующимся теперь на твёрдой обложке, аж поперёк корешка.

Труд нашего выдающегося современника, писателя-москвоведа Александра Васькина не подтвердил мои опасения. Его книга – плод кропотливого изучения, сопоставления документов эпохи – подлинная работа историка и писателя, отличающаяся уже тем, что текст «приглашённой знаменитости» не заменяет, а лишь дополняет, иллюстрирует собственный текст исследователя, будучи к тому же снабжён всякий раз подробным и едва ли не исчерпывающим комментарием.

Особенно привлекает небанальный подход к характеристике каждого из привлечённых не по своей воле мемуаристов. Благодаря такому подходу ярко, выпукло демонстрируется личность любого свидетельствующего. И вот уже без патриотических всхлипываний воспринимаются уверения знаменитого графа-градоначальника в его полнейшей непричастности к московскому пожару. Что уж говорить о незаметном чиновнике Вотчинного департамента Бестужеве-Рюмине, испытавшем на себе все «прелести» оккупации древней русской столицы! Не зная обстоятельств его московского «сидения», невозможно оценить по достоинству «Краткое описание происшествиям в столице Москве в 1812 году», оставленное им потомкам, – нам с вами, друзья!

Перейдём же к чтению!

Максим ЛАВРЕНТЬЕВ