Я у времени привратник

№ 2013 / 15, 23.02.2015

18 апреля 2003 года, в день 75-летия поэта Владимира Соколова, на его родине в г. Лихославле Тверской области был установлен мемориальный камень.

18 апреля 2003 года, в день 75-летия поэта Владимира Соколова, на его родине в г. Лихославле Тверской области был установлен мемориальный камень. А с присвоением центральной лихославльской библиотеке имени В.Н. Соколова и открытием в районном краеведческом музее экспозиции, посвящённой его жизни и творчеству можно сказать, что началась канонизация в русской культуре памяти этого выдающегося поэта.

Владимир СОКОЛОВ

Владимир Николаевич Соколов был человеком необычайной скромности и редкостного мужества оставаться самим собой, быть равной самому себе величиной, в поэтическом творчестве прислушиваться только к голосу совести. Он никогда не стремился добывать поэтическую славу за компанию, за компанию в вечность не проскользнёшь. Его часто не могли узнать и «те и эти», «из родных» переводя в стан «изгоев». Но о нём же с пиететом писали такие разные по взглядам люди, как В.Кожинов и Е.Евтушенко, любили и левые, и правые, что, бесспорно, является признаком большого дара. Поэт приносит в мир свои открытия – Чудное Мгновенье, Дух Изгнанья, Прекрасную Даму, Звезду Полей, которые потом (и уже навсегда, навечно!) становятся всеобщим достоянием, как открытие радиоволн или электричества. Недаром о подлинном поэтическом таланте говорят: «Дар Божий»; он светит всем и греет всех, как бы несправедливо и обидно это не казалось нам иногда. А он и сам любил иносказания:

Хотел бы я долгие годы На родине милой прожить, Любить её светлые воды И тёмные воды любить

Перефразируя эти строки, можно сказать, что и его образ отражали и тёмные, и светлые воды родины…

Соколов и писать начал сразу как большой и зрелый мастер, который словно и не знал периода ученичества.

Как я хочу, чтоб строчки эти Забыли, что они слова, А стали: небо, крыши, ветер, Сырых бульваров дерева! Чтоб из распахнутой страницы, Как из раскрытого окна, Раздался свет, запели птицы, Дохнула жизни глубина.

Не верится, что написал это 19-летний юноша. Подобную неловкость испытываешь, читая стихи 15-летнего Лермонтова, 17-летнего Пушкина, 18-летнего Есенина. Так и кажется, что гений только притворяется, что учится. Он приходит мастером, до поры скрывая это.

Природа большого дара всегда связана с какой-то тайной. Рассказывают, что, мать В.Соколова Антонина Яковлевна Козырева, та, которой брат её, знаменитый в 20-е годы сатирик Михаил Козырев («советский Свифт»), написал и посвятил изумительный романс «Называют меня некрасивою…», когда вынашивала будущего поэта, учила наизусть стихи А.Блока и даже подолгу смотрела на его портрет. Сам Владимир Николаевич относился к этому с нежной иронией, но вот, поди ж, ты: Блок был любимым его поэтом, знал едва ли не всего Блока наизусть! Сестра Соколова Марина, живущая сейчас в Лихославле на знаменитой по стихам Соколова Озёрной улице в доме деда Якова, сделавшая так много для увековечения памяти старшего брата, хранит другое предание: Соколов перепечатывал свои первые стихи на машинке, подаренной репрессированным дядей Мишей матери поэта.

Проживая свою жизнь «вдали от всех Парнасов, от мелочных сует», Соколов даже пальцем не шевельнул для того, чтобы выделиться, хотя цену себе, как Поэту, конечно, знал. Другой с таким Даром давно был бы лауреатом всех мыслимых и немыслимых премий, а его в родном городе официальные лица и в лицо не знали. Он ездил в свой «Лихославль, Лихославль, Лихославль» или на электричке, или в сидячем вагоне «Юности», всегда как частное лицо, с неизменной в последние годы тросточкой между колен. И жил по-христиански аскетично. Когда стали собирать экспозицию в местном музее, оказалось, что личных вещей Владимир Николаевич не оставил. Кто бывал у него в гостях в Астраханском переулке, помнит, что кроме книг, стола и рукописей дома ничего и не было. Не декларируя, архивов он не заводил, над рукописями не трясся. Вот почему самыми дорогими экспонатами в музее оказались фотографии: и старые семейные, и личные соколовские, где он запечатлён со своими друзьями, родными, собратьями по поэтическому цеху, да патефон с хрипящей пластинкой, да знаменитая трость. Как сказал сам поэт:

Ничего от той жизни, Что бессмертной была, Не осталось в отчизне, Всё сгорело дотла… Только стих. Доказательств Больше нет никаких.

Переживший расстрел дяди, «звание» члена семьи репрессированных, В.Соколов одним из первых понял фарисейскую сущность чиновничьей революции 91 года, её реформ в овечьих шкурах, сказав во всеуслышание то, что от него ждали его читатели:

И зачем мне права человека, Если я уже не человек…

Вадим Кожинов писал о Соколове: «Владимир Соколов не заворожён ни будущим, ни прошлым; он и его поэзия живут в настоящем, которое и есть естественное слияние прошлого и будущего… Поэзия Владимира Соколова предельно современна в каждый момент её развития, хотя этого не видят, не могут увидеть те, кто не понимает сложного языка поэзии. Поэту незачем аппелировать к ушедшему прошлому или ненаступившему будущему для придания значительности своему предмету. Он видит полноту жизни – в том числе и единство прошлого и будущего – в сегодняшнем дне…»

Слова эти оказались удивительно востребованными поэзией В.Соколова и после того, как его не стало. Да о настоящем поэте никогда нельзя сказать, что его не стало. Он всегда с нами.

Но вот финал этого сюжета на родине большого русского поэта в городе Лихославле.

Лихославльский краеведческий музей, где можно было познакомиться с экспозицией о жизни и творчестве Владимира Соколова, был открыт в 1995 году и просуществовал до середины 2011 года. Деятели от культуры вспомнили, что в 1930-х годах в Лихославле существовал Карельский окружной краеведческий музей, созданный учительницей железнодорожной школы №7 Л.Д. Предтеченской, и в 2011 году районный краеведческий музей перерегистрировали как музей карельской культуры. Да вот беда: сестра поэта, член СП России Марина Николаевна Соколова с болью в голосе рассказала мне, что в новой национальной концепции музея не нашлось места русскому поэту Владимиру Соколову. Сегодня музей рассказывает посетителям только о хозяйстве, быте и культуре верхневолжских карел. Акцент сделан на этнографию. Представлены орудия труда, предметы быта тверских карел, изделия местных промыслов. О том же просветительские программы музея: тематические лекции с использованием материалов выставок, экскурсии для учащихся школ с показом предметов крестьянского быта, театрализованные экскурсии для младшего школьного возраста «В гостях у сказки», игровые экскурсии для среднего школьного возраста «Посиделки у бабы Дуни». Среднее количество посетителей в год (судя по тематике – школьников) 2283. Если поделить количество посетителей музея карельской культуры на количество рабочих дней в году, получится, что в день музей посещают 8 человек, по два человека на сотрудника. Поэзии, жизни и творчеству других народов, проживавших на территории района, места почему-то не нашлось. Марине Николаевне, проживающей в Лихославле, вернули мемориальные вещи поэта и посоветовали передать их в районную библиотеку для организации там стенда.

Кстати, в музее карельской культуры не нашлось места и однофамильцу Владимира Николаевича, уроженцу города Лихославля и другому знаменитому поэту Валентину Соколову-Зека. Валентин Петрович ровесник Владимиру Николаевичу, родился 24 августа 1927 неподалёку от дома Козыревых на улице Бежецкой, 18. Уж этот-то, казалось бы, имеет вполне карельские корни, так как отец его чистокровный карел. (Хотя, правда, литературу Валентину преподавала Нина Иосифовна Панэ, внучатая племянница Пушкина). 30 из прожитых 55-ти лет Валентин провёл в лагерях. Осуждённый по 58-й статье (за стихи и отказ участвовать в выборах), в лагерях он много писал, стихи его расходились за подписью «Валентин З/К», был известен как «лучший поэт Гулага». Как написал о нём в журнале «Москва» Алексей Позин, «несмотря на беспросветное существование он сохранял в душе светлое, чистое и радостное отношение к жизни». Редкие сохранившиеся документы из жизни и творчества поэта также отправлены на стенд районной библиотеки, видимо, по национальному признаку. Тоже не вписался в концепцию учреждения карельской культуры. Наверное, в музее теперь должны звучать стихи только на карельском языке. И получается, что в районе, где живёт всего 10 процентов карел, у 90 процентов остального населения нет ни своей истории, ни краеведения. Это при том, что карелы пришли сюда только в 17 веке. Пишу это без всяких обид и желания кого бы то ни было уязвить, просто концепция музея мне кажется не продуманной, однобокой. Может быть, официальная, кабинетная культура наконец-то очнётся от этнографии, закладывая ежегодно миллионы рублей на демонстрацию того, как жили и плясали народы в далёком прошлом? У народа есть корни и поближе, есть ведь ещё и поэзия, которая отвечала на запросы современной жизни, мечты и чаяния человека. Дело, как мне видится, вовсе не в национальности, а в отношении к культуре.

Валентин Зека писал:

Я у времени привратник. Я, одетый в чёрный ватник Буду вечно длиться, длиться Без конца за вас молиться Не имеющих лица…

Неужели ошибся во времени? Неужели молитва его ещё не услышана?..

Михаил ПЕТРОВ,
г. ТВЕРЬ