Фирменные приемчики Марка Розовского, безликие мушкетеры, веселая бедная Лиза и издевательство над русской историей

№ 2022 / 17, 06.05.2022, автор: Лев АЛАБИН

К своему 85-летнему юбилею Марк Розовский устроил «Неделю мюзиклов». Как бы творческий отчет. Самый первый и самый древний мюзикл – «Бедная Лиза» по роману Н. Карамзина, был впервые поставлен в 1973 году. А последний – «Три мушкетера» – премьера этого года. То есть, можно увидеть отчет за 50 лет, что для театра невозможно, так много не только спектакли, но и актеры, порой, не живут… Но только не в театре Марка Розовского!

 

Негодная подделка

 

Писать рецензии на постановки, которые в репертуаре десятки лет, о которых многое написано, и которые получили множество разнообразных премий и фестивальных призов, затея, в общем-то, глупая. Но сам Марк Розовский дает для этого повод, включив их в юбилейную «неделю мюзиклов». «Бедная Лиза» пережила много поколений актеров. Многие молоденькие Лизы успели состариться, уйти на пенсию, а сам мюзикл живет и не стареет. Вводятся все новые и новые артисты и дают ему свежую кровь.

Все обновляется, живет, а сомнения остаются, правильно ли театр воспринял классическое произведение русской литературы. Одно из немногих образцов эпохи «сентиментализма».  В программку вынесена цитата из какого-то критика, с которой театр совершенно, надо полагать, согласен.

 

«Марк Розовский в качестве постановщика, автора пьесы и музыки с помощью стихов Юрия Ряшенцева сотворил из весьма сентиментального, если не сказать слезливого, произведения Николая Карамзина весёлое, изящное, комедийное представление, жанр которого ничуть не нарушал печальный финал с самоубийством бедной Лизы. Так с тех пор этот спектакль и держится на афише театра».

 

Так говорить о классическом произведении признак какого-то вульгарного тона. Если Н. Карамзин, писавший в канонах сентиментализма, слишком сентиментальный и слезливый, тогда Л. Толстой слишком многословный и неповоротливый, а Ф. Достоевский слишком мрачный. И только усилиями Марка Розовского из всей этой русской классической макулатуры можно сделать нечто «изящное и веселое».  Но так и сделано. Много времени в спектакле уделено ироническому наблюдению за героями, много иронических «ах» произнесено. Однако саму суть, финал, автор совсем не рассмотрел, а просто пробежал глазами. А ведь образ креста на могиле, на берегу реки, похороненной самоубийцы, похороненной не на кладбище, образ пустого дома, открытого всем ветрам, опустошенного бездушием и предательством, эти образы повторятся и найдут отражение во многих литературных произволениях отечественной классики. Они станут камертоном нашей литературы.  А тут мюзикл, безо всякой печали, и сожаления, да, веселое, «комедийное представление», но оставляет мучительные сомнения, ведь оригинал подменен негодной подделкой.

 

Если хвалить, то так, чтобы обрушился потолок

 

Сам юбилейный вечер проходил в ЦДЛ, и после поздравлений и презентации новой книги, был показан спектакль «Концерт Высоцкого в НИИ», который был назван премьерой. Этот спектакль я видел лет тридцать назад, а то и больше.  И помню одну мизансцену, как старая тетка, профорг, посмевшая организовать концерт Высоцкого, стоит на коленях перед директором и бормочет одну фразу: «Дайте Высоцкого».  Как какая-нибудь Жанна Д’Арк она кидается на стены неприступной партократии. Но, оказывается, что это, действительно, премьера, спектакль возобновили и сыграли заново.

Вся неделя мюзиклов прошла на небывалом подъеме. Человек с нуля создал свой театр, Театр, основанный на собственной драматургии. Ну, почти Мольер. Надо хвалить, пока не поздно, а если хвалить, то так, чтобы обрушился потолок, не скупиться, не приберегать на какое-то «потом». Театр всегда полон, каждый спектакль идет с триумфом.  Хотя и петь можно получше, и с дикцией непорядок и куплеты какие-то дурацкие, и хорошо, что не слышно, и танцуют прекрасно, но можно было бы и лучше. В любом случае, зрители всегда счастливы. Я бы и другие театры похвалил, но приглашен только в этот. Я бы в Малый пошел, но там критиками никто не занимается, я послал запрос на аккредитацию, в ответ – тишина.  Хожу к Марку Розовскому, делать нечего.

Впрочем, я хожу во все. И к Розовскому ходил, когда он только начинал, в клуб МГУ, где сейчас храм мученицы Татьяны, Студия «Наш дом» давно стала легендой театральной Москвы. Я тоже хотел туда поступить, но брали только студентов МГУ. А я знаю актеров студии «Наш дом», которые специально поступили в МГУ, чтобы быть принятыми в этот студенческий театр.  Поразительно, не правда ли?  Поступили в МГУ, а это не легко, но не стали учиться, потому что все силы, все время, отдавали театру. В студии я остался только зрителем. И, конечно, видел легендарный спектакль-миниатюру: «Как жаль, что я был один!» Это, конечно, бессмертная миниатюра, или, как приято говорить в шахматах, – «вечнозеленая». На сцену выходит артист и говорит фразу: «Как жаль, что я был один». За ним постепенно выходят другие артисты и повторяют эту фразу, и так продолжается, пока вся сцена не заполняется людьми и все в разнобой повторяют только одну эту фразу. До тех пор, пока, наконец, они не скажут эту фразу вместе, хором. Впрочем, вариантов этой постановки великое множество.  Да. Я там был, я это видел.

Театр Розовского невероятно заразительный и притягательный. Таким он и остался. У театра множество поклонников, сторонников и друзей. И все они за театр стоят горой.  И это не случайно. Каждый вечер я видел Розовского в зале. К нему можно подойти, поговорить.  Я спросил у него, не трудно с утра до ночи быть и жить в театре. Конечно не упомянул о возрасте, но именно возраст я и имел ввиду.  «А вы каждый день на работу ходите?» Ответил он мне вопросом на вопрос.

Я знал множество режиссеров. Юрий Любимов тоже смотрел все свои спектакли, да еще с фонариком в руках, подавая актерам разноцветные знаки, как бы «зажигая» их. Фонарик мог переключаться на несколько цветов.  Актеры 60-х годов норовили играть по «системе Станиславского» – между собой, игнорируя зал. И режиссеру приходилось их переучивать, чтобы они общались не между собой, а с залом. Смотрел свои спектакли Анатолий Эфрос. Я не раз заставал его вечером в театре, но чаще всего он не смотрел, а «поглядывал» свои спектакли из-за портьеры, которыми занавешивали вход в партер, чтобы актеры его не видели. В его театре все было наоборот.

А вот в провинциальных театрах, в которых я работал, режиссёры не ходили вечером на свои спектакли.  А когда директор просил режиссера вечером приглядывать за тем, как идут спектакли, то режиссер требовал платить ему «переработку».  Вот вам еще один вариант жизни театра. В итоге разница оказывалась несоизмеримой.

Розовский не просто «подсматривал» свои спектакли.  Он намагничивал своим присутствием театр. После спектакля он из партера слал каждому актеру воздушные поцелуи, подходил к каждому, прикладывал руки к сердцу. Риторический вопрос, будут ли после такого отношения актеры выкладываться на каждом спектакле, верить и любить своего режиссера?  Он намагничивал и зал. Я впервые увидел, как режиссер, не стесняясь, требует от зала аплодисментов после собственного спектакля.  Розовский махал нам рукой и зал, и без того неистовствуя аплодисментами, с удовольствием подчинялся ему и обрушивал на артистов настоящий шквал, цунами аплодисментов.

Вот вам секрет успеха. В течении 60-ти лет с утра до ночи, до 23-х часов занимайтесь своим делом и успех обеспечен.

На углу улицы, на которой я живу, узбеки арендовали маленькую угловую комнатку 2х2, одну стену сделали стеклянной, оборудовали и стали торговать шаурмой. Я шел мимо утром, они работали, я возвращался под утро – они работали. Постепенно на углу стала собираться очередь. Через несколько дней они всех посетителей уже знали по имени, и шутили с ними. Вопрос, будут ли их семьи жить в достатке? Вопрос риторический.

 

Появляется неизвестно откуда надежда

 

Вчера смотрел «Три Мушкетера». Спектакль принимали с каким-то спортивным азартом, подбадривая каждый шаг артистов, разве что не скандированием речевок, но аплодисментами и вскриками, точно. Меня спектакль совсем не захватил, но зал был в восторге. После каждого номера, а это мюзикл, и весь спектакль разбит на номера, шли аплодисменты. Да, что там, «номера» – после каждого взмаха шпаги была реакция зала. А фехтование здесь поставлено художественно. Никаких реалистичных боев.  Собственно, «три мушкетёра» это постоянные бои, и эти бои поставлены разнообразно, с фантазией. В сочетании с танцами, и под музыку, под пение. Чаще всего в ироническом и шутливом духе.

Но игра артистов меня совершенно не устроила. Мушкетеры ничем не отличались один от другого. Никаких характерных, отличительных черт.

Любопытен король. Он совсем не переживает за свою королеву, а с нетерпением ждет, когда можно будет отсечь ей голову, если она не предоставит ему 12 подвесок. Вообще злодеи в спектакле подчеркнуто вежливы и куртуазны, как и подобает им быть в куртуазном веке.  Миледи так залихватски отбивает чечётку, что зрители потом отбивают себе ладоши от восторга. Вообще, я был на каком-то необычном представлении, не рядовом.  Аншлаги сопутствуют всем спектаклям театра, но такого аншлага я давненько не видел.  Все проходы были заставлены стульями, и на лестнице стояли люди и где-то сзади тоже стояли какие-то люди. И из-за портьер выглядывали люди, стоящие в фойе. Этого мало, в зале оказалось много маленьких, юных зрителей на коленях мам и пап, и они совершенно не чинились, вскакивали с мест и смело вступали с актерами в диалоги, немало смущая их, но актеры, слава Богу не терялись, а отвечали и общались с залом довольно успешно. Хотя видно было, что это для них в диковинку. Например, когда король считает подвески он останавливается на счете десять. Двух подвесок, самых важных, мушкетеры пока не доставили, но из зала детский голосок подсказывает, как дальше надо считать: «Одиннадцать!» – кричит он.  Зал угорает от смеха. И детский голосок поддерживают другие детские голоса. Спору нет, после десяти идет одиннадцать. Актер, играющий короля, теряется, не знает, что делать. Спорить с детьми бесполезно, они перекрикивают все уговоры и резоны. И им дела нет, что недостающие подвески еще в пути.  Но, вот подвески приближаются, издалека, громко топоча по сцене. Подвески изображают балерины в пачках. А две последних изображают, переодетые в балерин мужчины.  Ну, вот, до двенадцати, с помощью зала, досчитано.  Королева, в который раз спасена.

Собственно, детально отточенную, сделанную роль в спектакле можно заметить в единственном количестве. Это галантерейщик Бонасье. Жилец отбил у него жену – Констанцу, а потом он, ничего не зная и не подозревая ни о каких дворцовых интригах, уличен в заговоре и отправлен в Бастилию. Его даже немного жалко, если бы не комичность всего спектакля и его фигуры в особенности. Довольно скучную сцену, в которой он пишет кардиналу донос на Д’Артаньяна и собственную жену, актер Иван Арнгольд превращает в целый уморительный спектакль. Весь зал начинает ему подсказывать как писать слово «высокопреосвященный». И детские голоса тут берут верх.  И даже путем голосования не удается добиться согласованности с грамматикой.

И конечно, победная песня, заученная наизусть: «Пора-пора-дуемся на своем веку» на финал. И все счастливы. Вообще, театр, какое изумительное искусство. Спектакль дает грандиозный подъем настроения. И откуда это берется?  Мне спектакль совсем не понравился, но какой бы я не был скептик, невозможно не почувствовать, как меняется настроение, а какими средствами, необъяснимо. И жизнь становится неузнаваемой. Все обретает смысл и главное, появляется неизвестно откуда надежда, и хочется, вместе с детьми хлопать в ладоши.

 

Два театра

 

На спектакли к Никитским воротам я шел от Пушкинской площади и все дни замечал мертвую тишину у МХАТа им. Горького.  Театр отдали на разорение новому директору, и он умудрился не только быстро разогнать предыдущую команду, но и отвадить от театра зрителей.  Партер не заполняется в театре даже на лучшие спектакли, – «Лавр» даже на премьеры, – «Женщины Есенина». А Новая сцена «У Никитских ворот», совсем небольшая по сравнению с объемами МХАТа, всегда полна и билетов никогда нет.  И в принципе, заполнить огромный зал МХАТа на мюзиклы Марка Розовского, как мне кажется, дело совсем не мудреное. Владимир Кехман закрыл множество спектаклей, например, уникальный спектакль, посвященный Царю-мученику, в котором, впервые, наверное, в истории русского театра на сцене весь спектакль – православный священник. Он и рассказчик, и ведущий. Не только спектакли, закрыты целые проекты, например, «МХАТ – танцы».  Проект, знакомящий зрителей с современным модерн-балетом.

Есть у Марка Розовского фирменные приемчики, от которых зал просто воет от восторга. Например, Миледи предлагает Д’Артаньяну уехать и перечисляет разные страны, пока не называет Россию. И вместо того, чтобы ее заколоть, он спрашивает: «Сейчас пускают туда?» «Я устрою» – отвечает Миледи. Или в спектакле «О, милый друг» Альфонс – Жорж Дюруа прежде чем поцеловать очередную любовницу, спрашивает: «А вы сделали вторую прививку?». Или, когда надо расстаться с уже опостылевшей любовницей, он предлагает ей сохранять рекомендованную Минздравом «социальную дистанцию». В спектакле «О, милый друг» по роману Ги де Мопассана очень четко прочерчена социальная линия, что несколько неожиданно, я полагал, что режиссёр и автор спектакля остановятся на фривольных страничках. Социальная линия продолжится даже и после того, как повествование о восхождении во власть порочного человека закончится.  Жорж Дюруа часто держит в руке как бы томик Мопассана. И в конце он берет его в руки и, обращаясь к писателю, объясняется ему в любви, благодарит, что он его прославил.  Правда, сожалеет, что он его и вывел на чистую воду и обесславил одновременно. В свою защиту Жорж приводит язвительный аргумент: «Вам Эйфелева башня тоже не нравилась, вы бежали от нее и сошли с ума, а потом вообще умерли. А Эйфелева башня стоит и стала символом Франции. И я жив до сих пор». 

 

Не предполагал, что когда-нибудь увижу такое кощунство

 

В аннотации к мюзиклу «Тайна Распутина» сказано, что театр обращается к чувственному восприятию «зрителей, для которых всегда важно знать правду о своей стране не понаслышке». 
Вряд ли кто-то в здравом уме придет на мюзикл, чтобы изучать историю России, а тем более, узнать «правду о своей стране не понаслышке», а так сказать, вчувствоваться в историю. Но все равно, после балета и арий, спетых приятными баритонами и альтами, мутный осадок остается. В мюзикле повторены все сплетни о Распутине, все сплетни о царской семье, которыми была наводнена желтая пресса накануне революции. Смысл русской истории, рассказанной Марком Розовским сводится к очень банальным положениям.
Бандит и развратник Распутин одурил царскую семью. Царь и царица целовали ему ноги и вставали на колени. Распутин в знак власти кладет руку на голову коленопреклоненного царя.  Фрейлин двора, княгинь и герцогинь, всех, Распутин перетрахал, устраивая с ними массовые оргии. Соответствующие эпизоды с песнями и танцами присутствуют. Царь слабовольный и бесхарактерный, но доброго сердца, искренне доверяет Распутину и следует целиком его указанием в управлении государством. Такая сценка для примера. Заламывая руки, царь в отчаянии вскрикивает: «Немцы наступают, Вильгельм взял Варшаву. Что делать? Что делать? Немец наступает». И тут входит Распутин. Просто анекдотично. Скорее, чудовищно, так же, как и мизансцена, в которой Царь и Царица встают на колени перед Распутиным и целуют ему ноги. Не верю собственным глазам, но такая мизансцена есть. И кланяются, и целуют ноги. Мало того, это не единственный эпизод, и опять Царь с Царицей делают земные поклоны перед ним и Распутин, в знак власти, кладет руку на голову царя. Совершенно не предполагал, что когда-нибудь увижу такое кощунство.  Распутин учит и генералов: как воевать и куда наступать.

Сцена из спектакля: Распутин благословляет стоящего на коленях Царя-мученика, Николая II. 

Ну, и финал, – государь на коленях, молится кому-то. И хор поет куплеты и стишки вроде: «Сломана палка, а монарха жалко».  И это для убедительности повторяется трижды. И хором, и сольно, и шепотом. Таков вывод, такова мораль. А что такое палка? Это, оказывается, символ власти – скипетр. И подобными стишками напичкана эта музыкальная стряпня. Начинается спектакль так: «Не верю я в империю!»  По-моему, гениально для капустника или для Клуба веселых и находчивых.

О спектакле и вообще не стоило бы писать, если бы на премьере целых два ряда не занимали курсанты какой-то очень престижной военной академии. Все они отличались отменным ростом, не ниже 180 см. Если хоть что-то из этого мюзикла они усвоят, как взаправду бывшее, то это будет государственная диверсия.

Приведу короткие исторические выписки для убедительности.

«По обязанности своего положения они (Царь и Царица) неоднократно устраивали негласные проверки достоверности полученной информации о Распутине, и каждый раз убеждались, что это клевета».
«Все существующие ныне сочинения и статьи о Распутине являются пересказом в разной комбинации одних и тех же легенд и анекдотов в духе революционной обличительности, большая часть которых не что иное, как откровенный вымысел и фальсификация».
«По сути дела, был создан миф о Распутине, миф, имеющий целью очернить и дискредитировать Россию, ее духовное народное начало».

Это цитаты из сочинений настоящего ученого, историка Олега Платонова.
И из газет.

«Думаем, что мы не будем далеки от истины, — писала в 1914 году газета “Московские ведомости”, — если скажем, что Распутин — “газетная легенда” и Распутин — настоящий человек из плоти и крови — мало что имеют общего между собой. Распутина создала наша печать, его репутацию раздули и взмылили до того, что издали она могла казаться чем-то необычайным. Распутин стал каким-то гигантским призраком, набрасывающим на все свою тень”.

“Зачем это понадобилось?” — спрашивали “Московские ведомости”, и отвечали: “Он нужен был лишь для того, чтобы скомпрометировать, обесславить, замарать наше время и нашу жизнь. Его именем хотели заклеймить Россию…»

И письма Царя говорят совсем о другом!
Переписка Александры Федоровны с супругом Николаем Александровичем опубликована, прокомментирована, и она искореняет многие домыслы; как только она вышла, я жадно накинулся на нее, желая узнать вернейшие ответы на вопросы.  И узнал. И выписал себе краткую фразу Государя на просьбы жены исполнять советы Распутина, касающиеся высоких назначений и политических вопросов. “Только, прошу тебя не вмешивать нашего Друга. Ответственность несу я и поэтому желаю быть свободным в своем выборе” (10 ноября 1916 г.). Вот настоящее отношение Царя к Распутину. “Не вмешивать…” его в дела государства.

И дом Ипатьева в подвале которого совершено ритуальное убийство Царской семьи, и Ганина яма, и Поросенков лог, где косточки Царской семьи травили кислотой, растоптали, смешали с болотной жижей, вопиют об этом кощунстве.
Синод, в конце концов, комиссия по канонизации, тщательно, в который раз, изучила все обстоятельства жизни и казни Царственных мучеников и не нашла никаких препятствий для канонизации в лике святых всего семейства.
И, в конце концов, сама икона царя-мученика, объездившая всю нашу страну, источавшая потоки мира – ароматное облако окружало икону больше года, любой неверующий мог прикоснуться к ней, убедиться в святости…

Но ничего не останавливает кощунников. Ничто и никто не чинит им препятствий.

К актерам претензий нет. В их профессионализме нет повода усомниться.
К ариям царя-мученика тоже замечаний нет, у актера приятный баритон, доступны очень высокие ноты. Тексты куплетов, мы, к счастью, плохо слышим, как это и бывает во всех операх. К фрейлинам претензий нет тоже. Ноги, которыми они обхватывают Распутина, длинные и стройные, актрисы молоды и приятны на вид.

Я не предлагаю закрыть этот спектакль, но предлагаю, чтобы перед такими псевдоисторическими спектаклями театр обязывался публиковать информацию, прямо в афишах и программках.  Например, так: «Всё, что вы здесь увидите, является измышлением создателей спектакля. А именно – ложью». И, конечно, государство, если оно хочет и дальше существовать, а не разлагаться, не должно финансировать подобные подрывные прокламации и откровенную галиматью.

Повторюсь: я не хочу, чтобы этот, с позволения сказать, мюзикл, лубок, был закрыт, запрещен, нет! Но он должен быть разоблачен по всем каналам ТВ. Каждая деталь должна быть обсуждена, каждая мысль оспорена, каждая ложь выявлена и заклеймена.

Непонятно, как из улыбчивого, веселого человека, такого прекраснодушного, компанейского, может вылезать настоящий сатана, бес-клеветник и так безбожно гадить на самые трагические и святые страницы нашей истории. И еще невероятнее, до какого состояния надо довести наше общество, чтобы мы не могли об этом открыто говорить. Почему мы не можем это изобличить?