ЭХО НАШИХ ОТНОШЕНИЙ

№ 2015 / 3, 23.02.2015

В.В. Кривцов, 1965

Его нет, но на-днях вернулись ко мне мои книги, которые я ему когда-то давно (аж в прошлом веке) подписывал. Не все, правда. Быть может, 88-летняя вдова Татьяна Генриховна отроет в его библиотеке что-то ещё.

С книгами вернулось… эхо наших отношений, начавшихся в «Литературной России», где он трудился в отделе прозы. Родом с Херсонщины, он как-то душевно, нацеленно следил за литературной провинцией и вылавливал для себя и для газеты почвенные народные дарования. Немало имён показалось в «Литературной России» при тихом, но пристрастном участии Владимира Антоновича Кривцова. Василий Шукшин, Виктор Курочкин, Глеб Горышин, Виктор Потанин, Валентин Распутин, Евгений Носов, Виктор Астафьев могли бы добавить нечто интересное к моим словам, но иных стариков уже нет, а уединившихся В.Потанина и В.Распутина надо искать и просить.

Всё не так просто было и раньше. Русскому чувству в литературе простора не давали, везде стояли этакие стражники-интернационалисты, которые мигом докладывали куда надо о шовинизме и неклассовом подходе к вопросам «исторического бытия». «Письма из Русского музея» Владимира Солоухина и записки «Дорога к другу» молодого художника Ильи Глазунова вызвали бдительное подозрение у поклонников «Чёрного квадрата» Малевича. В Москве многие русские филологи, художники, артисты чувствовали себя в умело обосновавшейся и взаимно укреплённой среде сиротливо, были чужими, ненужными, даже опасными, и когда вдруг рядом или где-то за долами, за лесами возникала на горизонте родственная душа, рождался у одинокого творца отклик и зов к дружбе и согласию.

В.А. Кривцов именно поэтому и зазывал в «Литературную Россию» неожиданных авторов.

Он потом и в «Наш современник» к Сергею Викулову попал не по какому-то сговору, не как какой-то упёртый идейно-замысловатый товарищ, а по чувству деревенского простецкого родства, близкого мироощущения, по состраданию глухой сторонке – русской ли, татарской, калмыцкой, чеченской, украинской. Он поистине растворял свою душу в необъятных просторах страны и ждал появления литературного чуда со всех концов. Это правда. За это мы его любили.

Асфальтовая ограниченная литература его не грела.

Нельзя умолчать, что «деревенская проза» (впоследствии знаменитая) была встречена влиятельными критиками с вежливой ухмылкой – как литература не тонкая, чуть вроде недоразвитая, бытовая.

А её-то В.Кривцов и полюбил крепче «звёздных» повестей и поэтических «треугольных груш».

Меня он затянул в «Литературную Россию» с повестью «Чалдонки» и ранними рассказами.

И вот теперь, после грустного Таниного подарка, я держу свои книги и читаю свои надписи.

«Дорогому Володе Кривцову в знак быстрого сближения с ним. 8 дек. 66 г.» (сб. «Что-то будет», Новосибирск).

«Тане и Володе Кривцовым, так радостно встретившим меня. Да не потеряемся в этом мире. Часто вспоминаю вас. С любовью. 23 мая 67 Краснодар» («Голоса в тишине»).

«Тане и Володе с воспоминанием о той зиме, когда «Чалдонки» печатались на 6-м этаже. Будьте счастливы! – 29 января 70 г.» (сб. «Чалдонки», Новосибирск).

Можно спустя полвека пожалеть, что «Литературной России» на 6-м этаже уже нет. А то бы я взошёл в отдел прозы и тотчас уселся в уголку на тот стул со спинкой, с которого вставал обняться Володя Кривцов.

Виктор ЛИХОНОСОВ,
г. КРАСНОДАР,
26 января 2015