Повествование об искорёженных судьбах

№ 2009 / 16, 23.02.2015

Про­шлым ле­том я уви­дел в од­ной из квар­тир Ми­ну­син­ска ин­те­рес­ную кар­ти­ну – в сер­ван­те, за стек­лом, сто­ят ря­ды под­пис­ных со­бра­ний со­чи­не­ний: Пуш­кин, Тол­стой, Дю­ма, Марк Твен.

Прошлым летом я увидел в одной из квартир Минусинска интересную картину – в серванте, за стеклом, стоят ряды подписных собраний сочинений: Пушкин, Толстой, Дюма, Марк Твен. Свеженькие, хотя лет им уже по тридцать, томики. А над диваном – полочка с потрёпанными книгами, затёртыми корешками. С трудом смог разобрать на них – «Алексей Черкасов», «Виктор Астафьев», «Анатолий Чмыхало», «Сергей Сартаков». Видно, что эти книги читают и перечитывают.

Да, людям хочется читать о своей земле, о тех, кто жил на этой земле до них.

И потому известие, что в Минусинском театре ставят спектакль по роману Алексея Черкасова и Полины Москвитиной «Чёрный тополь», меня не удивило – был уверен, что на него будут ходить, его будут обсуждать. Сожалел, что вряд ли я сам спектакль увижу – в Минусинске бываю в июле – начале августа, как раз когда у театра межсезонье.

На днях неожиданно узнал, что Минусинский театр приезжает в Москву с одним-единственным спектаклем, и именно с «Чёрным тополем». Обрадовался, но и расстроился. Расстроился потому, что вряд ли этот спектакль будет воспринят столичной публикой и театральными специалистами – по опыту посещения московских театров, чтения рецензий знаю, что театральная мода в Москве далека от того, что можно увидеть в «Чёрном тополе», пусть даже превратив его из реалистического произведения в модерновое; некоторые эпизоды могли вызвать и ироничный смех в зале. Да и не верилось, что людей на спектакль придёт много – кому в Москве интересна история жителей маленькой сибирской деревушки? Вдобавок рекламы не было никакой, билеты в театральных киосках отсутствовали.

Но зал Московского ТЮЗа был почти полон, некоторые зрители пришли с цветами.

«Чёрный тополь» в общей сложности идёт более пяти часов, поэтому его играют два вечера. На мой взгляд, это не совсем оправданно. Первая часть держит зрителя в напряжении, в ней, по существу, происходит всё самое значительное, завязываются те узлы (любовные, социальные), которые уже не развязать, а лишь – рубить. Во второй части (она значительно короче первой) эти узлы рубятся, и рубятся как-то торопливо, лихорадочно, и оттого создаётся впечатление скомканности финала.

О чём сам спектакль? Действие происходит в 1920–1950-х годах в деревне Белая Елань под Минусинском, на юге Сибири. Жителей деревни не обходит стороной ни коллективизация, ни волна репрессий 1937-го, ни тяжёлый труд в годы войны, ни ожидание чуда, что муж, сын, любимый, на которого пришла похоронка, всё-таки вернётся с войны… Что выделяет роман «Чёрный тополь» из ряда других сибирских эпопей, так это неоднозначность героев (и режиссёр спектакля Алексей Песегов эту неоднозначность усилил). Мало что жизнь людей пришлась на, пожалуй, один из труднейших периодов в истории России минувшего века, так они сами «из-за характера» корёжат, калечат свои судьбы. Агния любит Демида, но десятки лет не хочет простить ему давнюю измену, Демид, борясь со своими родителями-кулаками, доводит мать до самоубийства, Анисья, не желая предавать мать, становится соучастницей преступлений и получает восемь лет лагерей…

В спектакле более тридцати действующих лиц. Не всегда удаётся разобрать, кто есть кто, кто кому кем приходится, но само многолюдье на сцене оправданно и непривычно (зачастую режиссёры обращаются к пьесам, где пять, от силы десять действующих лиц). Есть на сцене и дети, и старики; всё это создаёт ощущение мирка, в котором есть и любовь, и ненависть, который вроде бы легко разрушить, но он продолжает существовать, несмотря на беды и катастрофы, залечивает раны.

Выделяются старожилы Минусинского театра – Сергей Быков в роли Филимона Боровикова и Ангелина Пономарёва в роли Романовны. Сами они родом сибиряки, и потому, наверное, лучше других показали характер, передали речь жителей сибирской деревни. Сцены с участием этих артистов не раз завершались аплодисментами.

Кстати сказать, зрителей спектакль покорил. И если вначале, как я заметил, в зале была тишина ожидания, даже некоторого недоумения, – что же происходит на сцене (от внешне спокойного, размеренного зачина зритель давно отвык)? – то под конец первой части тишина была заворожённой, тёплой. И на другой день фойе театра заполнилось зрителями задолго до начала спектакля.

Немного переборщил, на мой взгляд, режиссёр со звуковым лейтмотивом – композицией «Век» в исполнении Пелагеи. Он разделяет практически все сцены и в какое-то время становится навязчивым. Вообще увлечение фонограммами не идёт театру на пользу… Хочется отметить работу художника-постановщика. Декорации и грандиозны, и минималистичны одновременно. Деревянные щиты служат и пригорком, на котором стоит чёрный тополь (зрителю видна лишь одна его ветка), и мостом, и деревенской улицей; при небольшой трансформации щиты становятся избой, забором, кабинетом следователя… Декорации выполнил Александр Кузнецов, в 1980-х годах ставший лауреатом Госпремии России за работу над спектаклем «Хмель» по роману Алексея Черкасова в том же Минусинском театре…

Театральная жизнь Москвы в последние годы на подъёме. Несмотря на телевизор с десятками каналов, компьютер с Интернетом, обилие разнообразных книг, зритель идёт на спектакли. Зачастую постановки бывают однообразны, многие театры потеряли свою индивидуальность, случается, трудно понять, где ты – в драматическом театре или в театре-буфф. «Чёрный тополь» отличается от того, что играется сегодня в Москве. В постановке бьётся жизнь, спектакль сделан даже не по законам драматургии, а по законам жизни. И я не удивился, что моя одиннадцатилетняя дочь, с которой я смотрел «Чёрный тополь», стала утверждать, что это не придуманное, что актёры показали историю действительно живших людей. Я хотел было начать объяснять, что во многом это собирательные образы, что деревни Белая Елань никогда не существовало, но потом передумал. Ведь все (или, вернее, многие) писатели, режиссёры, актёры стремятся к тому, чтобы читатель и зритель хоть на мгновение поверил, что это всё – на самом деле, в жизни.

Роман СЕНЧИН