Претерпеть и полюбить

№ 2009 / 20, 23.02.2015

И это она бы­ла сча­ст­ли­ва? С му­жем-иг­ро­ком? С умер­шим пер­вым ре­бён­ком? С без­де­не­жь­ем, то­таль­но пре­сле­ду­ю­щим дол­гие го­ды? С от­сут­ст­ви­ем вся­ких жен­ских вол­ни­тель­ных ра­до­с­тей от но­вой шляп­ки и пла­тья?

Бенефис народной артистки России Екатерины Васильевой в спектакле «Я была счастлива…»

И это она была счастлива? С мужем-игроком? С умершим первым ребёнком? С безденежьем, тотально преследующим долгие годы? С отсутствием всяких женских волнительных радостей от новой шляпки и платья? Да к тому же эти трудные, невыносимые болезни мужа…

Да, эти вопросы мы действительно можем задать этой женщине – Анне Сниткиной, жене Фёдора Михайловича Достоевского, по Дневникам которой и поставлен спектакль-бенефис. Поставлен режиссёром (и автором пьесы) Владимиром Салюком, художником-постановщиком Павлом Каплевичем при деятельной помощи народного артиста России Александра Мезенцева и совершенно неожиданной ещё одной персоны – контр-тенора Ярослава Здорова.

Да, знаете ли, милостливые господа, она была счастлива, – говорит нам Екатерина Васильева, – трижды повторяя это утверждение в спектакле. Сначала чуть робко звучат слова о счастье, а потом увереннее, утвердительнее, наконец, – не оставляя нам ни капельки сомнения, – очень торжественно и твёрдо! Собственно ради того, чтобы рассказать об этом трудном счастье и о правильно живущей женской душе, Екатерина Васильева и выходит на сцену.

По Дневникам вообще ставить трудно – очень часто вместо спектакля мы видим более-менее удачное литературное чтение. Но здесь именно представляют качественный драматический спектакль, где каждому из артистов и даже тенору есть что играть. Тут и проживание событий от первого лица, когда она впервые пришла работать стенографисткой к Достоевскому, и сцены их общего привыкания друг к другу, и первое объяснение любовное, и свадебное путешествие, и жизнь за границей, и игра, игра, и ещё – очень много литературного труда. Режиссёр дал возможность и Екатерине Васильевой, и Александру Мезенцеву сыграть сразу несколько разноплановых ролей с жанровым размахом от комического до трагического. У актрисы это и Бабуленька из «Игрока», в пух проигравшаяся на рулетке, и мать Родиона Раскольникова в эпизоде, когда он приходит к ней, чтобы словно и предостеречь, но и утвердиться в любви её – любви «несмотря ни на что». Это и ослепительная и порочная Настасья Филипповна. И такой режиссёрский ход очень оправдан, ведь все творения великого мужа эта верная женщина помещала в сердце своё.

Но главное-то совсем в другом. Пусть поверим мы ей, что была счастлива. Но почему, как она была счастлива? Как можно быть счастливой при столь несчастливых, почти «адских» обстоятельствах?

Ответ располагается в христианском пространстве, и только там. Екатерина Васильева последовательно, с очень большой эмоциональной чуткостью, с великолепным актёрским богатством (не нажимая, не утрируя) выстраивает свой христианский ответ. Она смогла рассказать нам, что подлинная любовь долготерпит и не раздражается. Как трудно этому научиться знает всякий, кто пробовал. Вот самое начало спектакля. Анна Сниткина-Достоевская сообщает нам: «Мой Федя в карты не играл, не любил». Боже, как мило, даже с какой-то гордостью «за Федю» говорит эти слова Екатерина Васильева (в них столько теплоты и умиления), а потом, через паузу: «Зато рулетка…» (чуть растерянно, но всё же с такой твёрдой интонацией, будто хочет уверить всех и навсегда, что рулетка даже как-то «благороднее», чем игра в карты!). Эти нюансы игры актрисы передать словами очень трудно, потому что раскрывают они несловесную полноту бытия. Ту полноту, что начинается с любви (ведь ребёнок, не умея говорить, уже знает, что такое любовь матери и откликается на неё). А потом будет чудный рассказ о том, как ей, беременной, хотелось рыжиков и Достоевский их достал. Опять-таки эти «русские рыжики» за границей – не только вещественный знак заботы мужа о ней. И Анна умела, умела ценить эти «знаки». Как актриса вскипала любовью, как передавала нам своей восторг: «Какое счастье иметь такого мужа… Это такая заслуга, которую надо помнить вечно!..». Заслуга? Рыжики? – удивится современная женщина, полагающая долгом мужа добывать всё, что ей (которая просто осчастливила его тем, что вообще-то соизволила забеременеть!) хочется. Да, рыжики, – упрямо говорит актриса Васильева. Да, вечно помнить будет Анна это скромное событие. Она именно такие события и будет копить в сердце своём.

Екатерина Васильева талантливо и глубоко в этом непростом спектакле будет говорить с нами о том, как Анна, жена Фёдора, сможет, несмотря на все-все трудности, не изнашивать душу свою, но копить её сокровища. Она будет копить, наживать душу не для себя, но для своего Феди и детей (на которых она и будет тратить накопленное). Но вот попробуйте накопите, живя в чужих домах, на чужих землях, с чужими людьми, испытывая страшную ревность к этой ужасной женщине Аполлинарии Сусловой, которая писала её мужу, не давала им покоя? Как накопить душу, если она рвалась от боли и сострадания к мужу, проигрывающему последние деньги и заражённого страстью к игре? Как научиться терпеть и прощать, когда муж закладывает твоё последнее пальто, чтобы выкупить шубу жадной Эмилии Фёдоровны (немки и жены умершего брата, требовавшей всю жизнь от Достоевских материального обеспечения)?!

Екатерина Васильева точно знает: «Кто хочет сохранить душу, тот её потеряет». Кто боится тратить её на других, тот растратит её всё равно. Для православной женщины, для жены-христианки не может быть иного пути как прощать сорок раз по сорок раз (по сути – всегда).

Анна Сниткина-Достоевская будто всякий раз заново училась любить своего мужа. Вот случилась обыкновенная ссора из-за зонтика (актёры показали отменную согласную игру), закончившаяся страшным раздражением Достоевского, выкрикивающим обиднейшие слова жене. Но потом было его покаяние, которое она приняла с благодарностью. Суть этого преодоления обстоятельств, смывания нечистого в отношениях Екатерина Васильева трогательно и искренно передала в сцене поломанного гребешка (Федя просил не ломать, а она сломала сразу три зуба и ужасно расстроилась, что Федя подумает, что это специально, после вчерашней ссоры с зонтиком). И она горько плакала, а муж совсем не рассердился, но, напротив, утешал её. Ключевое слово для женского сердца здесь именно это утешение (когда наступает мир и тишина в отношениях). И снова эти сокровища примирительного утешения она навсегда положит на сердце: «Я знаю, что именно в эти минуты он и был настоящий». Именно потому и была она счастлива, что этого, часто сокрытого в буднях, настоящего человека в своём муже она умела поддержать и пожалеть. И помнить благодарно его слова поддержки, любви, утешения.

Всё сердечное, тёплое, душевное в этом спектакле выявляется и неожиданными режиссёрскими приёмами (а роль тенора – отличного профессионала Ярослава Здорова – тоже важна и заметна. Он исполняет и классику, и народные напевы, и что-то бытовое-шутливое, воссоздавая всякий раз то ситуацию лёгкой усмешки, то передавая внешнее, что врывается в мир семьи Достоевских. Вообще живой голос певца – роскошная «рамка» к сценической картине). Режиссёр и актёры совсем не играют никакой «достоевщины» и надрыва, но показывают нам жизнь героев, которые не озабочены ни своим величием, ни тем, как они будут выглядеть в глазах потомков. Эта жизнь Анны раскрывается Екатериной Васильевой не через «величие миссии» (быть женой при великом писателе), но через искренность и нравственную стойкость, через ясность и простоту своих забот и женских задач. Ничего особенного – всё как у многих русских женщин… Христианок.

Конечно, они и современную публику чуть пожалели, когда рассказ об ожидании ребёнка и смерти девочки передали через куклу: положит актриса куклу в коробочку, как в гробик, и перевяжет траурной лентой. Всё. И от страшного символизма этой сцены перейдут к другой, когда Достоевские разыгрывают домашнюю пьесу в стихах «Абракадабра» на тему невинности и заманивания жениха. Правда, смешно получилось – особенно когда Екатерина Васильева ловко пересаживалась со стула на стул, мгновенно превращаясь из грубой маменьки в жеманную и глуповато-восторженную дочку. В этом серьёзном спектакле есть и радостная театральность.

Бенефис удался. Васильева царствовала на сцене. Но чтобы царствовать, нужно знать, что есть на кого опереться. И Александр Мезенцев тоже блеснул в своей работе: помогая актрисе, смог существовать на сцене с несомненным тактом и мужским достоинством.

Да, Анна Сниткина была счастлива. Потому что училась любить всю жизнь. Потому что христианкой была не на пригляд и показ, а значит, и спрос строгий вела с себя. Это и была главная линия её жизни – наполненная любовью и смирением, нравственной цельностью и покаянием. И ещё терпением, терпением, терпением… Талант актрисы Екатерины Васильевой словно усилил все эти мысли и чувства. Ведь без её личного трепета и волнения ничего бы и не случилось. Не случилось этого нашего взгляда на себя: она, жена Достоевского, могла испытывать блаженство (рыжики!) в их вечной нищете, а мы все боимся, боимся… То кризиса, то нежеланных детей, то угрюмых и «неблагодарных» мужей. Спектакль как-то очень духовно трезвит и жизненно укрепляет. Спасибо!

Капитолина КОКШЕНЁВА