Фальшивый блеск

№ 2009 / 28, 23.02.2015

«Кри­ти­ка по­лез­на: она по­мо­га­ет вы­явить не­до­б­ро­же­ла­те­лей», – дав­но уж на­пи­сал ос­т­ро­слов А.Рыб­ни­ков. Вот и я по­ре­шил ос­тать­ся не­до­б­рым в па­мя­ти ав­то­ра «Той­о­ты-кре­с­ты» и «Гос­ти­ни­цы «Оке­ан»

«Критика полезна: она помогает выявить недоброжелателей», – давно уж написал острослов А.Рыбников. Вот и я порешил остаться недобрым в памяти автора «Тойоты-кресты» и «Гостиницы «Океан», а заодно и Олега Павлова, Захара Прилепина и Капитолины Кокшенёвой, поднявших Михаила Тарковского на щит.






Рис. Владимира Романова
Рис. Владимира Романова

Повод удобный: целый разворот газеты «Литературная Россия» от 19 июня, да ещё с громким заголовком «Главные лица русской литературы».


Понятно, главное лицо – Михаил Тарковский, писатель-охотник, как представляют восхищённые его творчеством Павлов, Кокшенёва и Прилепин.


Захар Прилепин, ничтоже сумняшеся, проводит аналогию «Валентин Распутин – Михаил Тарковский». «То же поразительное чувство узнавания, родства и причастности, – пишет в восторге Прилепин, – было, когда читал «Последний срок» Валентина Распутина. Не чаял, что ещё раз такое случится – на одну судьбу и одной любви много, а тут во второй раз приютили, приласкали, пожалели».


Вновь открываю журнал «Дальний Восток» № 1 за 2009 год с повестью М.Тарковского «Тойота-креста» и другие», ещё номер журнала с рассказом «Гостиница «Океан», нахожу свои пометки, сравниваю их с восторженными отзывами Прилепина, Кокшенёвой, Павлова и говорю себе: «Это ж как надо за что-то (видимо, за талант) возненавидеть Валентина Распутина, чтобы направить в его сторону продуманный, точный и подлый плевок (удар, укол). Ай да Прилепин! Взял и прилепил обрывком скотчак «Последнему сроку» примитивные заметки на полях тетрадки, которые по прихоти М.Тарковского и, как выясняется, доброжелательных Прилепиных и Кокшенёвых названы высоким жанром роман.


Тарковский, – пишет Прилепин, – «это настоящее, непридуманное, родное».


«Почему, – стенает Прилепин, – никто не приносит дары, вино и хлеба к его дому – в благодарность за то, что он живёт с нами в одном времени?»


А потому и не приносят, отвечаю, чтобы не поощрять пишущего бредни человека.


«Тарковский, – восторгается Прилепин, – как всякий русский КЛАССИК доказал, что книгу можно написать… о любом человеке – всякая жизнь достойна стать книгой». И далее в скобках: «да не всякая книга достойна описать жизнь». Золотые слова. И «Тойота-креста» Тарковского (как и «Гостиница «Океан») изрядное тому подтверждение.


Необычностью таёжно-просёлочных, неухоженно-бревенчатых и болотно-слякотных ситуаций могут восхититься (что с них взять!) люди (журналисты, литературные критики в т.ч.), для которых даже выйти из автомобиля и вступить при этом в лужу – уже Божье наказание, а подвиг – само собой.


Только этим можно объяснить сусально-слякотное восхищение примитивными «до ужасти» опусами Тарковского «Тойота-креста» и «Гостиница «Океан».


Видимо чувствуя, что написано как-то не то и не так, и желая скрасить тягостное впечатление читателя от своего «романа» (определение восхищённой Кокшенёвой), Тарковский завершил «роман» (как и Б.Пастернак свой не шибко интересный «Доктор Живаго») подборкой из пяти своих хороших стихотворений. И правда хорошо: «И тогда охотские туманы / Встретятся с балтийской синевой».


И не надо больше никакой зауми, всё зримо и ёмко. Правда, неприкрыто присутствуют лермонтовские мотивы.


У Лермонтова:







Выхожу один я на дорогу,


Сквозь туман кремнистый путь


блестит,


Ночь тиха, пустыня внемлет Богу


И звезда с звездою говорит.



У Тарковского:







Снова выезжаю на дорогу.


Всё как прежде, дали и снега,


Снова ночь. И снова внемлют Богу


Океаны, горы и тайга.



Но ведь плагиатом не назовёшь, верно? Вон Моцарт как утверждал? «Всё, что написано до меня – моё».


Однако стихи хороши, и это единственная сильная сторона «романа» Михаила Тарковского.


Что до Павлова, он усиленно втолковывает, разъясняет читателю, что же такое особенное хотел показать в своей «Тойоте-кресте» автор, при этом в своей рецензии названия «Тойота-креста» и «Гостиница «Океан» ни разу не употребляет.


Про «Тойоту» я уже сказал, скажу про «Гостиницу «Океан».


Даже в купринской «Яме» женщина-проститутка, которая кричит своей товарке, старшей ли по этажу, смотрительнице ли, а по-современному «мамке»:


– Миколавна (Никитишна, Ниловна…) это уже тридцатый! (Имеется в виду тридцатый клиент за вечер), – так вот: эта женщина-проститутка из «Ямы» представляется целомудренной, неиспорченной девицей, а мужчины, её клиенты, вырисовываются внимательными и корректными джентльменами по сравнению с теми особями мужского и женского пола, которые присутствуют в рассказе «Гостиница «Океан» Тарковского. Только Куприн женщин-проституток жалеет, сочувствует их тяжкому и жалкому положению, а Тарковский описывает с вожделением и смаком.


Итак, Олег Павлов усиленно втолковывает, но «Тойоту-кресту» и «Гостиницу «Океан» не упоминает. Может – о чём писать, не расспросил? Или – сам не читал? (Некоторые журналы в аннотациях сейчас пишут: «Рукописи редакция не рецензирует и не возвращает». Грешный человек, думаю, что большинство рукописей и не читают.)


Тем не менее Павлов составил много сложно-сочинённых и сложно-подчинённых предложений из умных, соответствующих интеллекту критика слов. Например: «Через любовь к природе… он (Тарковский) научился видеть хорошее, и это, без сомнения, его настоящий, редкий сегодня дар… Человек на каждом шагу может быть там жестоко наказан природой. Поэтому она воспитывает свои характеры, свою простоту и жёсткость в душах. (?) Она пестует сильных духом и губит слабых. Охотник и зверь – это не палач и жертва, они братья». И так далее. Кладезь мудрости… Только при чём здесь повесть «Тойота-креста», «Гостиница «Океан» и другие работы М.Тарковского? Мы ведь читаем отзыв (рецензию) профессионала на конкретные литературные работы, а не оцениваем уровень интеллекта О.Павлова!


Нет, О.Павлов продолжает умничать и самолюбоваться: «Вопрос не в смысле жизни, потому что всем он вроде бы ясен, – эти люди не сдаются и лишь в какие-то неожиданные минуты оседают от слабости. Но тогда и приходит в его прозу смерть – за теми, кто слаб. Люди умирают будто по собственной воле, просто отказываются жить, то есть сопротивляться, обретание такое смирение и покой, что последний этот уход и оказывается самым выстраданным. Устал человек – и всё в нём устало. Всё оказывается последним. Тем, кто уходит, на смену не приходят даже дети». (?)


Вот так. Оценили интеллект О.Павлова? Я тоже.


Только опять спрошу: при чём тут повесть Тарковского «Тойота-креста», «Гостиница «Океан»?.. И вообще, Тарковский – это объект внимания критика или ширма, за которой критик прячется и думает и пишет всё, что ему вздумается, выставляя напоказ себя, любимого.


«В чёрно-белый мир, – завершает резюме Павлов, – рукой Тарковского человек никак не вписывается. (?) Он как будто отдельная уже от природы краска. (?) Тёплая, живая и яркая – другой не может быть».


Ну захотелось Павлову поумничать! Попался заказ на Тарковского – давай строчить! На другого придёт заказ – опять застрочим. Теми же словами. Впрочем, вариации допустимы…


Только в который раз спрошу: при чём тут Тарковский, его «Тойота» и остальные работы? Слова общие, гладкие, отутюженные, к любому автору прилепляемые. Зато – поумничаем!


Из четырёх авторов рецензий на работы Тарковского одному Роману Сенчину удалось немногословно и полно сказать о работах писателя, и отзыв этот (не умничание) в какой-то мере поколебал моё мнение о творчестве М.Тарковского. (Может, подумал я, «Дальний Восток» излишне избирательно подошёл к опубликованию работ писателя?) А то уж было я решил после «Тойоты-кресты» и «Гостиницы «Океан» работ Тарковского в руки больше не брать.


Внимательно пролистал «Тойоту-кресту» ещё раз: а ведь помимо зауми и нелепостей встречаются страницы с языком скользящим, ярким! Решил сделать пометки того и другого.


Итак, заумь и словоблудие.


«Вся машина была как одутая ветром дождевая капля».


«И давление бессмысленности и духоты, жмущее с неба гигантской плитой, так же клинически-свинцово, как слово «гипермаркет».


«…лицо светилось вполсилы».


«…и тогда завернулась чёрная блузка и открылся подобранный жёлтый живот, впало сходящий по кромке рёбер и нежно, по двум пластам мышц, рассечённый ложбиной» (Экие чудные анатомические подробности!)


«Тойота-креста» вся покрыта подобными словохаканиями и примитивными диалогами, нет нужды далее их демонстрировать, разве что: «И это прикосновение уже ничего не значило, потому что он давно уже прошёл сквозь неё дальше и глубже, туда, где остановилось время и смешалось прошлое с будущим, ставшее настоящим, и всё было в её пелене, налёте, тумане, и он глядел на родившийся мир, как сквозь плаценту».


Я потому категорически и отвергаю «Тойоту-кресту» и «Гостиницу «Океан». Не должен писатель с таким творческим потенциалом показывать золотом, что всего лишь блестит. Да и блеск какой-то фальшивый. Жаль, что ни Прилепин, ни Кокшенёва, ни Павлов Тарковскому на это не указали. А меня он не послушает: подумаешь, какой-то бывший стармех, это не я, Тарковский, а он, Гусаров, умничает и надо мною изгаляется! Вот я ему ужо!..

Влад ГУСАРОВ,
давний читатель и подписчик «Литературной России»,
г. ВЛАДИВОСТОК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.