В полёте

№ 2009 / 29, 23.02.2015

По­че­му-то тот­час по­сле звон­ка ху­дож­ни­ка Се­рё­жи Эло­я­на при пер­вом вскри­ке серд­ца, ещё до со­зна­ния на­сто­я­ще­го ужа­са ут­ра­ты, вспом­нил, как семь лет на­зад мы бы­ли с Ге­ной и Же­ней Ко­ло­бо­вым в Пер­ми.

Издатель Геннадий Сапронов и художник Сергей Элоян

Почему-то тотчас после звонка художника Серёжи Элояна при первом вскрике сердца, ещё до сознания настоящего ужаса утраты, вспомнил, как семь лет назад мы были с Геной и Женей Колобовым в Перми. Были счастливы, ездили в Чусовой, где начинал свой путь Виктор Петрович Астафьев, бегали по кладбищу в поисках могил родных Виктора Петровича и Марии Семёновны. И нашли все и были радостно возбуждены, словно привились к какому-то крепкому древу жизни. И пока ехали обратно в Пермь, жадно строили планы, как отныне будем братски едины и сделаем вместе то-то и то-то. И Гена уехал с Женей в Иркутск поездом. А через несколько дней, когда я только-только вернулся, Гена, давясь слезами, кричал в телефон: Женя умер! Женя умер! И слышно было, как он не понимает происшедшего. Так что сначала и я тоже понять не мог, какой Женя – так мы ещё были вместе.

Вот и тут, не понимая, отторгая сердцем, я почти не верю Серёже: кто умер? Гена? Гена Сапронов? С которым мы простились три дня назад в планах и счастье общей долгой работы, который звонил мне день назад с подтверждением этих планов?

Как же паутинно тонка и ненадёжна жизнь! И как подлинно смерть выбирает лучших. И как заботливо готовит нас к утрате. Так восемнадцать лет назад мы простились с Юрой Селиверстовым в надежде завтра «перевернуть мир», а через три дня мой товарищ звонил мне: «Неужели я скажу тебе это первым?» – так стремительно улетел Юра в небо. Так улетел Женя Колобов (как прекрасна была его Новая опера в последних Литературных вечерах!) – только улыбнулся тогда, вернувшись из Иркутска, усталый, сказав жене после долгого дня: «всё в порядке» – и… Так Гена улыбнулся внуку, помахал уезжающим детям – и через минуту…

Так они уходят – лучшие русские дети на самых высоких порогах, в счастливый час полноты, что-то таинственно завещая нам. Может быть, силу жизни, которой нам так не хватает, мужество сопротивления и святую любовь к Родине.

Мы успели за конец июня – начало июля навестить родину Гены, его жены Лены, родину Юры Селиверстова и Вали Распутина. И Гена так странно сказал мне: «Ну вот, ты видел все наши родины», словно завещал мне память о них, как условие быть человеком на горькой русской земле. Я помню, Гена, я помню.

Валентин КУРБАТОВ