Требую опубликовать
№ 2010 / 4, 23.02.2015
Уважаемая редакция газеты «Литературная Россия»!
Возмущён новой газетой и поступком давнего товарища Ст. Куняева. Посмотрите два моих материала.
Уважаемая редакция газеты «Литературная Россия»!
Возмущён новой газетой и поступком давнего товарища Ст. Куняева. Посмотрите два моих материала.
Александр БОБРОВ
ПИСЬМО СТ. КУНЯЕВУ
Уважаемый Станислав Юрьевич!
После всех дорог и дел решил поздравить тебя, старшего товарища и во многом – учителя, с Рождеством и Новогодьем. На безумных каникулах – работал. С удовольствием и пользой, надеюсь, для читателей цитировал твои стихи в двух статьях – о новой выходке Ющенко на Рождество (чествование сечевых стрельцов, стрелявших в спину моему отцу во время Брусиловского прорыва) и в своём январском месяцеслове: «Хорошо, что мы северный люд…». Ответил кратко и на письмо, которое ещё в декабре было доставлено в редакцию «Советской России»: «Что касается твоего горячего письма, то главный редактор В.Чикин вообще ничего не понял, потому что ещё на раннем этапе ваших битв, посоветовавшись со мной, укрепился в решении вовсе не вникать, не вмешиваться в административно-финансовые споры писателей. Думаю, для единственно оставшейся патриотической, левой газеты – верное решение. Склоки и разделы ваши с обеих сторон – меркантильны и буржуазны».
 |
Но уже, оказывается, пространное письмо «Моему старому товарищу А.А. Боброву» было свёрстано на последней полосе новой газеты Международного сообщества писательских союзов № 1 с претенциозным названием: «Общеписательская литературная газета». Не много ли «ЛГ»? У этой газеты шеф-редактор – вездесущий И.Витюк, который в суде по поводу литературного спора своими провокационными вопросами к свидетелю Вайтману М.Д. пытался пришить мне и другим авторам критической статьи шовинизм и экстремизм.
На первой полосе твоё открытое письмо главный редактор Ю.Коноплянников и И.Витюк проанонсировали довольно-таки подло: «У кого и зачем списывает тексты А.А. Бобров», то есть меня впрямую и впервые – крупным шрифтом – назвали плагиатором. Характерно, что увидел я эту выходку в приёмной Союза писателей России, где на Крещение собрались писатели, деятели культуры для вручения премии «Имперская культура» имени философа, профессора Эдуарда Володина. Мне в этот день за «плагиаторскую» публицистику вручили сразу две премии – ещё саратовцы присудили мне премию имени Михаила Алексеева. Ну что ж, будем считать, что ты вместе со странной «общеписательской газетой» меня достойно поздравил. Хоть так заметили…
Теперь несколько слов по существу – о моём «плагиате» или цитировании «ЛГ». В том оперативном материале, после Осетинского пленума, я вообще не знаю, кто кого цитировал: ведь эти формулировки о том, что не прошло ещё и 9 дней со смерти Михалкова, а Переверзин уже… – подписывали мы, секретари правления, на заседании во Владивостоке. Тебя там не было, потому основным источником и представляется «лагерь врага». Ладно, «у кого списал» – допустим, ясно. Но вопрос «зачем» – вообще смешон. У меня, в отличие от многих дерущихся, включая тебя, нет ни дачи в Переделкино, ни интересов в сфере МСПС и Литфонда. Я даже не являлся за подачками Ивана Переверзина, хотя письма с приглашениями от него получал, когда он боролся за голоса писателей. Кстати, некоторым поэтам он издал увесистые книги, но не Бокову – старейшина ему был не нужен.
Всё остальное в статье, за исключением абзаца-констатации – ну, чисто моё. Ни ты, ни Переверзин в Язвицах не были, юбилей ещё живого Бокова – не отмечали. А упрёки – не был на похоронах – оставляю на твоей совести. Зайди в Интернет, спроси у вдовы Алевтины Ивановны, достойным ли учеником и бойцом за подлинное признание Виктора Бокова является Бобров.
Наконец, об извинении перед Переверзиным. После тех самодовольных выступлений, что я слышал, и тех невообразимых интервью, что довелось прочитать, я, как мне кажется, понял этого человека и, мало зная его стихи, «которые печатал Кузнецов гораздо чаще, нежели твои, Александр», выскажу твёрдое мнение: это – не русский поэт. В доказательство просто приведу свои заметки из новой книжки «Вечер в Замоскворечье» (стр. 115 – «Стыдно читать»). Я послал её краткий печатный вариант и в твой журнал. Посмотри…
Желаю тебе здоровья, истинно творческих удач, которым я всегда радуюсь. Как говорил Коля Старшинов (не мог выступить на его вечере в ЦДЛ, потому что вёл вечер памяти Бокова в ЦДРИ): «Как мелко всё, что нас разъединяет. Как крупно всё, что связывает нас». Ведь это он, фронтовик, который ценил и печатал при всяком случае мои стихи, учил: этого человека печатать нельзя – он посмел… Вот и я даже к стихам поэтов, любимых Кузнецовым, подхожу с той же меркой: поносишь Рубцова, ставишь себя, пусть косвенно – выше? Попутного ветра, но – не со мной.
P.S. Прочитал «Прощальное слово» в «Нашем современнике» о Бокове – сильно, страстно, блестяще! Кроме, опять же, упрёков и докладных, кто был на похоронах – кто не был. Мы все уже, увы, в таком возрасте, что неизвестно, кто и чем в этот момент сам болеет, почему отсутствует. Наконец, кто и когда встретится «там». Не гневи Бога, уймись в схватке за неведомое мне наследие!
СТЫДНО ЧИТАТЬ
Что происходит с поэтами на должности? – страшно представить. Приехавший из Якутии, где он руководил совхозом, в Москву начинающий поэт Иван Переверзин пошёл по должностной лестнице и стал директором Российского литфонда. Многое было утрачено и разбазарено до него, но и на его долю писательского имущества – от помещений в центре Москвы до территории детского сада в золотом Переделкине – хватило. Переверзин вошёл во вкус, во многие круги, почувствовал себя не только состоятельным человеком, но и состоявшимся крупным поэтом. Вот что он сказал в интервью газете «Московия литературная»:
«– Пришёл я однажды к великому русскому художнику Илье Сергеевичу Глазунову, чтобы приобрести у него картину. (Можно представить, сколько стоит картина Глазунова – на гонорары её не купишь! – А.Б.) После того, как я купил отобранную работу, то на прощание подарил ему сборник своих стихов. И вдруг, назавтра, в 6 вечера у меня дома раздаётся телефонный звонок от Ильи Глазунова (замечу, что с момента нашего с ним знакомства прошло менее суток):
– Иван Иванович, не могли бы Вы прямо сейчас приехать ко мне?
Конечно, я немедленно отправился к Глазунову. Захожу к нему в кабинет и вижу, что на его рабочем столе лежит, вся в закладках, книга моих стихов (её объём – 570 страниц).
– Хочу тебе почитать твои же стихи – 12 стихотворений. Ну, что они всё носятся с Николаем Рубцовым? Ты у нас в два раза лучше Рубцова, о тебе и нужно писать. – После этих слов он повёл меня наверх к себе в мастерскую и сказал: «Выбирай любую из картин, я тебе её дарю».
Конечно, в этот момент я чувствовал себя несколько смущённым. Ведь картины Ильи Глазунова очень дорого стоят…»
Ба, я подумал, что он почувствовал себя смущённым из-за неумной и необоснованной похвалы – «в два раза лучше Рубцова», а он, оказывается, растерялся от щедрости успешно продаваемого художника!
Но чудовищный пересказ диалога – продолжается!
«Великий художник продолжал:
– А подпишу я тебе картину такими словами: «Великому русскому поэту Ивану Ивановичу Переверзину».
Но здесь уже я его перебил:
– Илья Сергеевич, только непременно допишите: «…от великого русского художника Ильи Сергеевича Глазунова».
– Да ты что, Иван Иванович, я ещё – не великий…
– Тогда я Вас прошу подписать просто: «Дорогому Ивану Ивановичу».
– Пусть будет по-твоему, но всё равно, знай, Иван Иванович, что твой уровень в поэзии – это Фёдор Тютчев и Афанасий Фет».
Просто читаешь – и краснеешь за Переверзина. А ему эдак писать – не стыдно. Вот времена!
Александр БОБРОВ
Добавить комментарий