Улыбнуться или ужаснуться?

№ 2010 / 15, 23.02.2015

Я не раз­де­ляю мно­гих суж­де­ний кри­ти­ка Юрия Пав­ло­ва и о ли­те­ра­ту­ре, и о жиз­ни, и о судь­бе Рос­сии, но чи­таю его ста­тьи с ин­те­ре­сом и вни­ма­ни­ем. Рад вы­хо­ду его кни­ги ста­тей «Кри­ти­ка XX–XXI ве­ков.

Роман СЕНЧИН

Я не разделяю многих суждений критика Юрия Павлова и о литературе, и о жизни, и о судьбе России, но читаю его статьи с интересом и вниманием. Рад выходу его книги статей «Критика XX–XXI веков. Литературные портреты, статьи, рецензии» – каждая книга критики, это событие, это толчок движения литературы.

К высказываниям Павлова о Белинском, встречающимся во многих статьях, я отнёсся с пониманием: это мнение автора, его трактовка, его осмысление тех или иных действительно для многих спорных убеждений Виссариона Григорьевича.

Но вот в «Литературной России» от 9 апреля этого года появилась статья, на которую, как я считаю, невозможно не ответить – «Белинский как эмбрион, или Спасибо Винникову».

Поводом для неё стала даже не рецензия, а отклик Владимира Винникова на некоторые фрагменты книги «Критика ХХ–ХХI веков…», опубликованный в газете «Завтра» (2010, № 8).

Отклик Винникова стал для Юрия Павлова именно поводом – поводом для того, чтобы наконец сказать, какой же вредной для русской литературы фигурой был и является Виссарион Белинский. И тут уж я не смог удержаться от того, чтобы не ответить, хотя копание в прошлом (и особенно – далёком прошлом) литературы считаю делом по крайней мере бесполезным.

Но – удивительное дело – Белинский и сегодня находится в том же положении, что и примерно сто семьдесят лет назад: его ненавидят и потомки славянофилов – почвенники, и либералы, сохраняющие основные принципы западников первой половины XIX столетия. Для первых он – враг русских традиций, для вторых – олицетворение советского периода русской литературы, чьим именем запрещали публикации, изгоняли из Союза писателей, вынуждали к эмиграции и т.д.

Правда, после краха Советского Союза о Белинском вроде бы забыли. В 90-е о нём почти не упоминалось, в 00-е появились редкие ссылки на его статьи, причём в основном у молодых критиков, но всё же очень редко и почти вскользь. Казалось бы, Белинский если и не окончательно сдан в утиль, то уж точно отправлен в архив, как и большинство его современников-критиков.

И вдруг – пылкая, неистовая статья Юрия Павлова.

Читая этот текст, удивляешься: вроде бы не было нескольких лет перестройки и сопутствующей ей «гласности», не было «вольных» 90-х, когда на «революционеров-демократов» вылили всё, что только возможно. Юрий Павлов пишет так яростно, будто только что стало можно писать обо всех всю правду.

В начале своей статьи Павлов вспоминает «последнее» обсуждение наследия Белинского, которое проводил журнал «Новый мир». Цитирует некоторых участников, спорит с ними, усмехается. Обсуждение это состоялось в 1986 году, сегодня – 2010-й… Что мешало тогда уже, по всей видимости, сложившемуся литературоведу и историку литературы Юрию Павлову донести до русского общества своё честное мнение о «великом критике»? Конечно, «Новый мир» вряд ли бы тогда его мнение опубликовал, но было много других путей…

Впрочем, спор о личности Белинского и его значении для России всегда своевременен. Особенно сегодня, когда Россия находится почти в том же состоянии, что и при Николае I («Палкине», как назвал его Лев Толстой), на часть тридцатилетнего правления которого выпала короткая творческая жизнь Виссариона Белинского.

Впрочем, спорить с Юрием Павловым я не вижу особого смысла. О вкладе Белинского в литературу, в общественную жизнь высказались десятки литераторов, чьи произведения я люблю и перечитываю, – начиная с Пушкина (публично изумившегося, почему Гоголь не написал о Белинском в своей статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» и искавшего пути привлечь Белинского к сотрудничеству со своим «Современником») и кончая (условно) Львом Толстым, который признавался, что благодаря Белинскому понял Пушкина… Вместо спора стоит, наверное, сделать ряд замечаний по поводу статьи Юрия Павлова.

Чтобы показать ничтожность Белинского (во всех отношениях), Павлов цитирует его письма к Боткину. Цитат множество, и они действительно рисуют Белинского не с лучшей стороны. Но ведь это письма. И письма самому близкому, пожалуй, Белинскому человеку. Не товарищу, не тем более единомышленнику (хотя точки соприкосновения у них, конечно, имелись), а именно человеку.

Если судить о Пушкине по его письмам Вяземскому или о Чехове по письмам Плещееву, то и они предстанут пошлыми, циничными, жадными, хоть и не без доли остроумия, матерщинниками… Природа живого человека, наверное, такова, что нужно излить кому-то сокровенное, даже и грязное о себе, об окружающих, посплетничать, рассказать гаденький анекдот. Письма вообще, а особенно письма такого рода, некорректно, по-моему, использовать для творческого портрета – они полезны как «биографически-бытовое» дополнение и ценны, как справедливо замечает Юрий Павлов, «откровениями различной направленности»…

Юрий Павлов любит тяжеловатое для русского слуха слово «амбивалентный». Так он в своей статье характеризует и Белинского. По Павлову это однозначно недостаток. Но – приведите пример не-амбивалентной творческой личности. Кто пришёл в литературу, в искусство с твёрдой, как камень, идеей и лёг с ней в могилу? Кто не пересматривал свои взгляды, не раскаивался, не признавался в ошибках? Некоторые так и вовсе отрекались от своих творений не под давлением извне, а по итогам собственных размышлений.

Белинский не боялся менять своё мнение, признавать ошибки, потому что он развивался. Он не был бронированным монстром, ползущим по пространству русской литературы и вытравляющим всё, что ему не нравилось. Высмеивать он умел, и его короткие рецензии – одно из самых смешных и колючих чтений, которое я испытывал…

Вообще обо всей литературе Юрий Павлов судит, как учёный, как преподаватель, долгое время читающий один и тот же курс лекций и не вносящий в них правок. К истории литературы он подходит с инструментарием, уместным для точных наук. Любые логические нестыковки, любая амбивалентность рассматриваются им как посягательство на великий закон, что дважды два – четыре.

Переключившись с отповеди Винникову, Павлов обращается к статье «Не хочу быть даже французом» Сергея Сергеева, в которой есть попытка «представить Белинского как русского патриота».

Не буду цитировать аргументы Сергеева и контраргументы Павлова. Скажу лишь, что Юрий Павлов начинает подсчитывать высказывания Белинского «русофобской» и «русофильской» окрашенности».

Это подсчитывание – смешно.

Худ. Теодор Северин Киттельсен

Давайте тогда на основе подобного подсчитывания определять, были ли русофилами или русофобами Симеон Полоцкий и протопоп Аввакум, Сумароков и Ломоносов, Радищев, Державин, Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Некрасов, Тургенев, Достоевский, Толстой, Лесков, Фет, Чехов, Гаршин… Идиотское, на мой взгляд, занятие.

Белинский не любил, а точнее сказать – ненавидел – ту Россию, в которой жил. Россию 30-х – 40-х годов. И если изучить ту эпоху, представить в ней себя, то чувство Белинского становится понятно. Иначе нужно было пребывать в иллюзиях, не вглядываться в окружающую жизнь. Но означает ли ненависть к окружающему, к дикому состоянию родной страны, к скотскому положению русских людей русофобство?

Да, Белинский смотрел на Запад. А куда нужно было ему смотреть? На «татарский» Восток? Но его благоговения перед Европой невозможно найти ни в статьях, ни в письмах. И он сильнее, чем со славянофилами, спорил с ортодоксальными западниками, видя в них большую угрозу для России.

Юрий Павлов заостряет внимание на конфликте Белинского со славянофилами. Противопоставляет их учёность невежеству Белинского. Невежество Белинского более чем сомнительно (и его самокритичность тому подтверждение). А что дала учёность славянофилам? Кроме мёртвого теоретизирования они ничего русской культуре и общественной мысли не дали. Статьи, а тем более прозу и поэзию их читать сегодня невыносимо скучно. Они хотели видеть Россию русской, но хотели чисто теоретически.

Их последователи – народники (Якушкин, Левитов, Николай Успенский, Слепцов), когда пали стены крепостничества и пространство России стало свободным для изучения, пошли по деревням и увидели Россию настоящую. Увидели, написали несколько, на мой взгляд, великих очерков и погибли.

А до них в крестьянские избы входили ученики Белинского – Тургенев, Некрасов… Славянофилы общаться с народом напрямую не рисковали. Самое большее – с дворовыми.

Впрочем, и у славянофилов, и у кружка Белинского были свои убеждения, свои мысли о пути развития России. И тех, и других власть крутила и гнула, и те, и другие страдали от цензурного комитета, и у тех, и у других закрывали журналы. Не забывала власть отвешивать оплеухи даже преданному ей Булгарину… В любой литературе, в любом движении мысли власть видит опасность для себя. И это сближает и Константина Аксакова, и Белинского, и Фаддея Булгарина, и не случайно они хоть сквозь зубы, но порой говорили о произведениях друг друга не только плохое. И у Белинского этого не плохого можно найти больше, чем у других. Он умел увидеть хорошее даже у своих врагов…

Для Юрия Павлова, похоже, Белинский враг во всём. Главным образом – в том, что критик являлся «последователем французских революционеров-людоедов»… Да, в письмах Белинского Боткину, Бакунину и некоторым другим близким людям, которые он переправлял в обход разнообразных почтмейстеров, немало революционных мыслей. Но, во-первых, у редкого литератора их тогда не было, а во-вторых, хочется остановиться на термине «французские революционеры-людоеды».

Так называемая Великая французская революция действительно поражает своей жестокостью и продолжительностью. По существу целый век Францию трясли революции, войны, массовые казни. Страшная кровавая череда. Но стоит побывать в Версале, увидеть тошнотворную роскошь Людовика XIV и его наследников, и становится понятно, откуда взялось ожесточение, почему так долго и бурно лилась во Франции кровь… То же прошла и Россия, причём у нас эта череда была длиннее и ещё кровавее…

Конечно, легче всего объяснять революции и восстания деятельностью масонов. Разговор о декабристах, например, у нас в последние годы сводится к мысли, что все они были масонами, потому и пошли на Сенатскую площадь, взбунтовали Черниговский полк…

Россия двигалась к Октябрю 1917-го долго и последовательно. Причём двигали её туда пресловутые верхи. Белинский предвидел будущую большую народную беду и пытался её избежать, желая сделать Россию страной для народа, а не для доморощенных Людовиков. Власть же, видя в нём исключительно опасность для себя, резала его статьи и с радостью встретила его смерть, после чего на десятилетие запретила упоминать само его имя.

Кстати сказать, и Гоголь своими «Выбранными местами из переписки с друзьями» пытался остановить движение России к той беде, но большинство его советов иначе как проповедью кнута назвать невозможно. Судя по всему, сам Гоголь это увидел, прочитав письмо от Белинского, узнав мнение о своей книге близких людей. И потому отстаивал идеи, изложенные в «Выбранных местах…» без особого жара. Но его письма Белинскому – лучшее доказательство того, как Гоголь ценил Белинского…

В финале статьи Юрий Павлов призывает Белинскому, который ошибочно «в восприятии многих… был и остаётся благородным человеком, гениальным критиком», и его «друзьям-западникам», «отравляющим сознание, нравственность, жизнь России, столь долгое время… наконец, указать на дверь».

Призыв сродни футуристическому – «сбросим Пушкина с парохода современности».

Можно улыбнуться, прочитав такое. Но становится и не по себе: в последнее время мы очень многое стараемся упростить в нашей культуре, истории, вообще жизни. Человеческое сознание превращается в некую электрическую цепочку, при замыкании определённых проводков которой срабатывают определённые сигналы-лампочки.

Белинский не был склонен упрощать жизнь, он пытался заставить публику думать, своими статьями давал ей пищу для этого. Можно не соглашаться с позицией Белинского по тем или иным вопросам, к примеру, по отношению к Татьяне Лариной, трактовка образа которой стала отправной точкой отповеди Павлова Винникову, но отрицать его огромное значение в просвещении людей, в воспитании их серьёзного отношения к литературе, к своей судьбе и судьбе России, на мой взгляд, невозможно.

А выставить за дверь Белинского, на самом-то деле, не так уж сложно – нужно всего лишь отучить общество думать, превратить его в быдло, закрыть учебные заведения, где вызревают «мыслящие юноши… жаждущие свежего воздуха» (слова Ивана Аксакова), и о Белинском забудут. Да уже, можно сказать, забыли, кроме Юрия Павлова, Владимира Винникова да ещё сотни филологов. Теперь будем, видимо, ждать, когда забудут Пушкина.

Роман СЕНЧИН