Глаза монаха

№ 2010 / 34, 23.02.2015

«У не­го гла­за мо­на­ха», – ска­за­ла мне, уви­дев фо­то Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва од­на на­бож­ная жен­щи­на. Глу­бо­кие стра­даль­че­с­кие гла­за бо­ро­да­то­го муж­чи­ны со­че­та­ют­ся с осо­бым стра­даль­че­с­ким го­ло­сом, до­бав­лю я.

«У него глаза монаха», – сказала мне, увидев фото Николая Зиновьева одна набожная женщина. Глубокие страдальческие глаза бородатого мужчины сочетаются с особым страдальческим голосом, добавлю я.

У Зиновьева – глухой надтреснутый голос. Открываю новую книгу поэта «Призрак оптимизма» и обжигаюсь о точное и честное:

Вот сменила эпоху эпоха, Что же в этом печальней всего? Раньше тайно мы верили в Бога, Нынче тайно не верим в Него.

Зиновьев живёт в одной из краснодарских станиц. Пишет стихи о Боге, России, русских. Но в отличие от сотен, если не тысяч, пишущих о том же, делает он это на высоком уровне. Уровне, который не только отличается от местного, но и от общероссийского.

Рядом с Зиновьевым сегодня можно поставить Всеволода Емелина (кстати, они из одного поколения пятидесятилетних). Оба пишут о народе, изнутри простой жизни, о быте, об алкоголе, о так сказать «социальных бедах». Да что уж там, их роднит и умение выстроить сюжет, и оглушающая великолепная эффектность, и особая жутковатая фельетонность. Это тот случай, когда автор в немощи – силён, через подчёркнутое затерянное одиночество выходит в победители.

Но всё-таки они разные. Здесь подтверждение тому, что Россия живёт сразу и в 15 веке, и в 18-м, и в 21-м. Разные представления о человеке, о стиле, о допустимом. Емелин с крутыми солеными шутками царит в Интернете. А Зиновьева, по-траурному горького, вряд ли воспримут в блогосфере, засмеют, пожалуй. И наоборот, многие, кто от Емелина содрогнутся, над Зиновьевым прослезятся. И опять-таки Зиновьева знают в немолодом читающем поколении по всей стране, даже в Москве его поклонники легко заполняют большой зал ЦДЛ, однако в мире не только телевизора, но и Интернета – этот поэт, увы, неизвестен. Да и оценит ли высокоскоростное и безлимитное время стихи, казалось бы, незамысловатые и совершенно ясно: требующие внимательного, деликатного, сердечного прочтения?

Лишь эта плошка с козьим жиром, В котором плавает оса, Мне не даёт с постылым миром Свести все счёты в полчаса

Но я скажу так: пускай этот кубанец кому-то не ко двору, тем хуже для этого двора! Здесь дышат почва и судьба, вот что. Зиновьев современный, он своевременный, он нужный, у него сердце болит за сегодняшний и всегдашний день родных людей. Он может самое сложное: писать легко и просто, но мастерски. Тихий скромный треснутый голос приобретает силу пророка и трибуна… Нет пустых стихов. Все слова – выразительны, точно подобраны, завязаны на финал. Каждое стихотворение заострено – афоризм, каламбур, парадокс, рассказанная история. Почти все неожиданны, оригинальны. И обязательно высокое соседствует с низким, пафосное с бытовым, что придаёт этим стихам античное изящество.

Главное – знаете что? В стихах этих – искренняя боль. Лучше пускай сам Зиновьев скажет.

Опять мы ищем виноватых. И я кричу с толпою: «В ад их! Четвертовать на колесе!» Но, видит Бог: мы все – разини; И в том, что рыщет смерть в России, Мы виноваты. Все. Все. Все.

Сергей ШАРГУНОВ