В защиту нового реализма

№ 2010 / 34, 23.02.2015

В июль­ском но­ме­ре «Дня ли­те­ра­ту­ры» вы­шла пе­ре­до­вая Ли­дии Сы­чё­вой «Вре­мя жить», по­свя­щён­ная, как бы­ло за­яв­ле­но ре­дак­ци­ей га­зе­ты в анон­се, «фе­но­ме­ну «но­во­го ре­а­лиз­ма»» («За­в­т­ра», 2010, 14 ию­ля).

В июльском номере «Дня литературы» вышла передовая Лидии Сычёвой «Время жить», посвящённая, как было заявлено редакцией газеты в анонсе, «феномену «нового реализма»» («Завтра», 2010, 14 июля). К указанному феномену редактор «Молока» относится крайне скептически. «Читаешь иного «нового реалиста», – пишет она, – и думаешь: это написано, чтобы иметь или чтобы быть?!.. Где красота выражения? Где глубина переживания? Где смысл этих писаний? В чём он? Занять не по чину чужое место и тем самым заесть чужие жизни?!» («ДЛ», 2010, № 7). Правда, при этом, что же такое «новый реализм», как ни странно, уяснить из её работы невозможно. Вместо разъяснения читателям сути данного понятия писательница неизвестно зачем упоминает о посмотренных 9 мая трёх парадах Победы – одном «сидячем», российском, и двух «стоячих», украинском и белорусском; о «батьке Луке», президенте для белорусов; о Сталине, который «из ссылок всё время бегал, в суровом Туруханском крае четыре года просидел, а парад Победы и в 65 лет принимал стоя». И представляется абсолютно справедливым недоумение обозревателя «Литературной газеты» Льва Пирогова, который откликается на статью Сычёвой следующим образом: «Уважаемая Лидия Андреевна! Вы совершенно правы: проблема «нового реализма», взятая сама по себе, не стоит выеденного яйца. Важно другое: каких авторов мне, приверженцу традиционных ценностей и патриоту своей страны, следует сегодня находить и читать?.. Я жду рекомендаций от Вас, человека, хорошо знающего те журналы, которых нет в интернетовском «Журнальном зале», знающего тех авторов, которые не становятся триумфаторами надутых премий, чьи книги не выкладывают в книжных магазинах привлекательными пирамидками поближе к кассам. И что же Вы мне сообщаете вместо этого? Что Лукашенко – «белорус, руководящий белорусами»? Отрадно. Но почитать-то что?» («ЛГ», 2010, 21 июля).


Действительно, неискушённый читатель ведь не обязан владеть информацией о «новом реализме» и его основных представителях. Попытаемся разобраться в этом весьма любопытном явлении.







Дмитрий КОЛЕСНИКОВ
Дмитрий КОЛЕСНИКОВ

Говоря о «новом реализме» в мировом искусстве и литературе, исследователи вспоминают ситуацию расцвета послевоенного итальянского кинематографа и творения итальянского прозаика Альберто Моравиа. Что касается указанного течения в русской литературе, критиками условно выделяются в его рамках две волны, первая из которых представлена авторами, заявившими о себе в 1980–90-е годы, такими как Алексей Варламов, Олег Павлов и Антон Уткин, а вторая – талантливыми молодыми прозаиками «нулевых»: Романом Сенчиным, Сергеем Шаргуновым, Захаром Прилепиным, Ильёй Кочергиным, Германом Садулаевым. «Новый реализм» нашёл яркое отражение и в литературной критике в работах тех авторов, которые, нам думается, ощущают себя не только критиками, но и писателями и потому стремятся поделиться в своих статьях частичкой собственного «я», личными переживаниями и эмоциями, толикой жизненного опыта, пёстрыми отсветами глубинного и богатого внутреннего мира. Среди таких литературных деятелей назовём, прежде всего, Павла Басинского, Владимира Бондаренко, Лидию Сычёву и Капитолину Кокшенёву, из более молодых представителей – северодвинского критика Андрея Рудалёва, создателя триумфального манифеста второй волны «нового реализма», опубликованного в апрельском номере «Дня литературы» за этот год, а также ряд «новых реалистов», совмещающих критику с писательским трудом: тех же уже упомянутых нами Сенчина, Шаргунова, Прилепина, автора нашумевших «Чеченских рассказов» Александра Карасёва.


Тем не менее, на наш взгляд, понятие «новый реализм» куда шире вышеизложенной общепринятой трактовки. Мы полагаем, что под «новым реализмом» в литературе следует понимать всю совокупность реалистических направлений XX века.


Главные отличия данного метода от предшествовавшего ему критического реализма XIX столетия суть действенный гуманизм, открытость для взаимодействия с другими литературными направлениями (такими, в частности, как модернизм) и новый художественный язык, порою ярмарочно-пёстрый, волшебный и завораживающий, как у Маркеса и Булгакова, порою, напротив, намеренно скупой и предельно точный, как у представителей литературы «потерянного поколения». Поэтику «нового реализма» несут в себе творения Максима Горького и Леонида Андреева с их темпераментными героями-бунтарями, произведения Ивана Бунина, в которых реалистические традиции накрепко переплетаются с затейливыми модернистскими элементами, книги Джека Лондона и Ромена Роллана с пламенной героикой свободной творческой личности, романы Анри Барбюса и Николая Островского, пронизанные пафосом борьбы и железной воли, а также шедевры «магического реализма», проникнутые незабываемо-увлекательным сюжетом и колоритной символикой. Из представителей «нового реализма» в русской литературе 1990-х годов отметим Виктора Астафьева и Георгия Владимова с их эпическими романами о Великой Отечественной войне, для которых характерен жестокий, подчёркнуто бескомпромиссный уровень правды о событиях последней, Александра Проханова с его непередаваемо образным густым метафоричным стилем и представительниц «женской прозы», где реализм органично сочетается с модернизмом, под стать ряду бунинских рассказов и повестей.


На рубеже XX–XXI столетий в развитии «нового реализма» наступил новый этап, связанный с названными выше двумя волнами. Поскольку наибольшую силу обрела всё же вторая волна, именно о ней мы поведём разговор далее.


Что заставляет нас выделить «новый реализм» «нулевых» в отдельный этап развития реалистического метода? Прежде всего, снижение победительного пафоса. Так военная проза «новых реалистов» начала XXI века явственно расходится с традициями литературы о войне, заложенными русскими классиками и продолженными целой плеядой именитых советских писателей. Если в традиционной русской реалистической военной прозе герой неизменно оказывается сильнее обстоятельств, побеждая войну в моральном, духовном плане, то в книгах юных «новых реалистов», подобных Аркадию Бабченко, Александру Карасёву и Захару Прилепину, война неминуемо одерживает верх над личностью, подавляет, растаптывает и безжалостно губит её, не оставляя читателю никакой надежды и никакого просвета.


Примерно такую же исполненную глубоко пессимизма картину можно наблюдать и в «гражданской» прозе. В этом плане весьма показательны повести Романа Сенчина, где мелкие подробности повседневной жизни описываются подчас столь досконально и основательно, что за ними невольно теряется идейный посыл. А между тем настоящего русского писателя-реалиста в первую очередь как будто должны волновать масштабные, вечные и неразрешимые проблемы бытия. Разве не так?


Впрочем, в свойственном «новым реалистам» социальном пессимизме виноваты не столько сами авторы, сколько изображаемая ими эпоха. Если в советское время люди имели определённые идеалы и сложившуюся систему ценностей, если в них с детства ковался героический дух и воспитывался оптимистический взгляд на жизнь, то с распадом СССР всё это было разрушено пришедшими к власти «реформаторами», не сумевшими предложить взамен утраченной духовной Атлантиды ничего, кроме культа потребления. Так что же в таком случае следует воспевать и чему стоит радоваться представителям «нового реализма»? Уж не гипермаркетам ли, напичканным иностранными товарами?


Как мы помним, одна из ключевых задач реализма заключается в воспроизведении «типичных характеров в типичных обстоятельствах». Задача эта, надо признать, крайне сложная, поскольку для того, чтобы уловить и передать названные свойства эпохи, автору требуются значительный жизненный опыт, незаурядная наблюдательность и немалые знания. Именно поэтому реализм представляется нам вершинным методом литературы. И хотя критика порой обрушивается на «новых реалистов» за их излишнюю социальность и недостаточный эстетизм, указанные обвинения довольно легко подвергнуть сомнениям.


Во-первых, писатель являет собой социальную фигуру по определению, а во-вторых, его вовлечённость в текущие общественные события имеет давние глубокие традиции в русской литературе. Стоит ли их категорически отвергать?


Что же касается второго обвинения критики, то его можно отразить хемингуэевским принципом «айсберга». Знаменитый американский прозаик сформулировал упомянутый принцип следующим образом: «Если писатель хорошо знает то, о чём пишет, он может многое опустить из того, что знает, и если он пишет правдиво, читатель почувствует всё опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом. Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды». Так не эта ли формула лежит в основе творческого метода виновников нашей статьи?


Завершая разговор, зададимся вопросом, весьма важным для рассматриваемой темы: что же именно обеспечивает «новому реализму» его поразительно устойчивую жизнеспособность? Почему, несмотря на то, что многие бойкие авангардные критики неустанно хоронят его на протяжении последних двадцати пяти лет, он возрождается вновь и вновь, словно сказочная птица Феникс? С нашей точки зрения, ответ кроется в самой природе русских читателей, в их исконном стремлении к правде и справедливости, в склонности к созерцанию и раздумью над сущностью времени, в которое мы живём, в самоуглублённых поисках смысла жизни. Эти неотъемлемые особенности русского национального характера и составляют, по сути, массивную подводную часть реалистического айсберга, обеспечивая его непотопляемость и величавую плавучесть.


Вот почему, отвечая на вопрос критика Михаила Бойко «Вы всё ещё за «новый реализм»?» («ЛГ», 2010, 31 марта), я говорю однозначное и чёткое «Да!». Однако, по моим наблюдениям, «новый реализм» как явление современной русской литературы на сегодняшний день уже почти отошёл в историю, утратив прежний энергетический колорит, былую свежесть и яркость красок. Увы, исчезли с литературного поля Ирина Денежкина и Илья Кочергин; выстрелив двумя мощными романами, обратился к проходящим рассказам и биографическому сочинению о Леониде Леонове Захар Прилепин; после манифестно-броской оригинальной повести «Ура!» скатился к уровню промежуточных, весьма средних вещей Сергей Шаргунов; и лишь Роман Сенчин с эпическими «Елтышевыми» да Герман Садулаев с правдивым, документально-крепким «Шалинским рейдом» дают нам понять, что «новый реализм» по-прежнему жив. И хочется пожелать остальным его продолжателям и последователям таких же могучих и сильных творений.

Дмитрий КОЛЕСНИКОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.