Большая разница

№ 2011 / 13, 23.02.2015

В интервью с таким маститым художником, как Кирилл Ковальджи, трудно избежать затёртых штампов – «вехи», «путь мастерства» и т.д. Однако штампы остаются только штампами, а путь мастерства – был, есть и будет.

В интервью с таким маститым художником, как Кирилл Ковальджи, трудно избежать затёртых штампов – «вехи», «путь мастерства» и т.д. Однако штампы остаются только штампами, а путь мастерства – был, есть и будет.

Кирилл КОВАЛЬДЖИ

– Кирилл Владимирович, какие значительные – сильные, а может, убойные – события повлияли на ваше становление как художника?

– Война и любовь. Война кончилась, когда мне пошёл шестнадцатый год, тогда же началась любовь… И о том, и о другом я написал в стихах и прозе. Главное – война пробудила ещё в отрочестве чувство сопричастности с мировыми событиями – дважды границы и фронты проходили «через меня». Я не всё понимал, но многое видел. С тех пор я чувствую себя частицей истории (прошлой и будущей!). А влюбляться я стал рано – раньше любви. Девятилетняя девочка мне (я был старше на два года!) казалась существом иного прекрасного мира. Восхищение и преклонение перед красотой с тех пор осталось тоже на всю жизнь…

– Любовь и война. Эти категории по-своему, к счастью и несчастью, вечные… Но, знаете, меня всегда волновала проблема цельности личности художника – и я позволю себе задать вам вопрос, на который у меня лично нет ответа. Экспансия таланта в различные области деятельности – собственно творчество, журналистика, педагогика – не есть ли это некий «распыляж», обкрадывание своего «я»?

– «Обкрадывания» было больше. Жалею, что угробил уйму времени на лишнее… Но с другой стороны – «экспансия» мне свойственна, такой уж я – «разветвлённый». Мне трудно ограничить свои интересы.

А если говорить вообще, то я считаю признаком серьёзного таланта именно его «экспансию» – интерес к разным жанрам и к искусству в целом. Пушкин (по нашим меркам – ещё молодой литератор) был один как целый союз писателей… А Тютчев писал стихи «между делом»…

– Вы «между делом» успеваете сделать работу, эквивалентную по производительности труда целой «культурной фабрике». А что для вас наиболее энергоёмко по степени эмоциональности в прожитом дне – написанное, пусть трёхстрочное, стихотворение? Талант, вылетевший из вашего гнезда? Критическая статья, громящая литературную бездарность?

– Конечно, стихотворение!

– Можно попросить вас процитировать, скажем, недельной давности или, скорее, свежести?

– Рискну привести вчерашнее, невесть почему выскочившее:

ЭТА ПАРОЧКА… Неужели всерьёз вы поверили, что с улыбкой и песней, светла, молодая красавица Мэрилин с некрасивым веком ушла? Неужели не видны вам тени те, что скользят над серой толпой – на руках несёт её Кеннеди с простреленной головой.

– Красиво. Сильно. И, знаете, как-то аутентично. Кстати, вы довольно активны внутри всемирной сети – ЖЖ, «Вконтакте.ру»… Значит ли это, что вы верите в постепенное отмирание на бумаге глагола, пока что жгущего сердца пока что читающих людей?

– «Бумажная» литература, пусть потеснённая, останется, спору нет. Но почему не воспользоваться расширением воздействия слова через электронные мощности? Буйство информатики (частенько – вредной!) не зависит от нас. Можно ли считать прогресс разумным? Он просто неизбежен. Мы вольны лишь бороться за развитие художественного вкуса, за культурные ориентиры. Соблазны вообще запретить невозможно, но можно запретить их – себе.

– А есть ли разница между тем, какими книгами – айподовскими, онлайновскими или бумажными – пользуется человек читающий, homo legens наших дней?

– Разница большая. Фильм в кинотеатре и тот же фильм по телевизору на кухне – разные вещи!

Я люблю человека, читающего книги, он для меня на первом месте. Пешехода люблю больше, чем пассажира…

– Иногда пешеходам можно ноги отбить в поиске настоящей литературы – книжные магазины ломятся от книг, а читать нечего… А ведь есть, наверное, то, о чём вы ещё не написали?

– Иногда, проснувшись рано утром, мне кажется, что я почти ничего не успел написать. Хотя паниковать надо было раньше…

– Вы переводчик молдавской и румынской литературы. Поделитесь, пожалуйста, какие трудности перевода вы испытывали? Потеряли или приобрели – и что? – произведения после вашего «вмешательства»? Переводчик – это в самом деле соперник автора?

– Сказано: переводчик прозы – раб, переводчик поэзии – соперник. Поэзия в сущности непереводима, а воссоздаваема. Но далеко не всё можно воссоздать, у каждого языка свои особенности, у каждой культуры свой подтекст. Легче переводить общечеловеческое (Уитмен), труднее – сугубо национальное (Шевченко). Главное, чтобы не чувствовался перевод. Чтобы живое было живым…

– А бывало так, что в вашем переводе произведение приобретало вторую жизнь? Более глубокий смысл? Нечто, присущее только вам…

– Бывало, но редко. Я старался, как актёр, сыграть выбранную роль, вжиться в того, кого переводил. Но, каюсь, переводил и для заработка, по заказу. Добавлял и «от себя». Это уже дело техники.

– За долгие годы вашего руководства поэтическими семинарами из-под вашего крыла вышли молодые и не очень таланты. В смысле, не очень молодые… ваши ученики – вам приходилось когда-нибудь за них краснеть?

– Кого я «научил»? И возможно ли это? Речь скорей о дружбе и возможности делиться опытом. Видно, у меня есть чем делиться…

Были случаи отторжения. Например, Феликс Чуев – хороший, чистый парень стал слепым сталинистом… У каждого своя судьба. Часто случается, что писатель, не находя собственных сил для самостояния, выбирает определённую нишу (политическую, эстетическую) и старается в ней утвердиться.

– Ваши книги (список) могут составить солидный контент библиотеки. Какую вы считаете самой сильной?

– Мне ближе всего поэтическое «Избранное» (изд. «Время», 2007), «Обратный отсчёт» (изд. «Книжный сад», 2003) и роман «Свеча на сквозняке» (изд. «Московский рабочий», 1996).

– А есть неудачи?

– Самым неудачным считаю сборник «Человек моего поколения» (Кишинёв, 1961)… Я составил его скверно, перемежая новые со старыми (не опубликованными ранее) стихотворениями, – надо было не спешить, не пользоваться тем, что книжка «в плане». Попали туда и школьные, и даже газетные стихи. Вдобавок – тусклое оформление, мелкий шрифт… Однако Римма Казакова (по дружбе ли, по доброте) отметила этот сборник в «Литгазете» с плюсом! А стоило бы поругать…

– Про творческие планы сейчас спрашивать вроде бы неприлично, но я всё же спрошу…

– Почти готова вторая книга «Моей мозаики» и сборник новых стихотворений. Хочется ещё собрать неизданное. Но для кого? Как добраться до читателя? Вот недавно обнаружил, что на складе залежались несколько сотен моей книжки «Зёрна» – издательство не смогло вывести их за пределы Москвы, где покупатель (я верю!) нашёлся бы…

Беседу вёл Борис КУТЕНКОВ