Красивая мечта в пустыне
№ 2011 / 33, 23.02.2015
Роман-миф, роман-загадка, роман-игра – так сейчас критики пытаются определять жанр «Пустыни отрочества», написанной Юрием Козловым в начале восьмидесятых годов прошлого столетия.
Роман-миф, роман-загадка, роман-игра – так сейчас критики пытаются определять жанр «Пустыни отрочества», написанной Юрием Козловым в начале восьмидесятых годов прошлого столетия.
Тогда молодой, но вполне успешный автор написал роман о подростках, от которого у литературоведов стали подниматься остатки волос на голове. «Простите, – хмурились обалдевшие литературоведы, – при всей изящности и забавности повествования в тексте столько неувязок, что одной-единственной поллитрой не обойдёшься!»
И далее рассуждали примерно так. Во-первых, где происходит действие? С романной платформы говорят – это город Ленинград! А при чём тогда государство Гегемония, которое создали подростки? С фонтанами и садами на крышах домов, с собственным министерством иностранных дел, десантными войсками, красивой формой, с явками, паролями, договорами о дружбе с различными ханствами и республиками на территории города трёх революций… Кто разрешил? Где советская милиция? И что это – скрытое воспевание подростковой преступности, отрицание роли пионерии и комсомола? Или нечто худшее? Но даже если закрыть глаза на этот идеологический беспредел, то что можно сказать (не открывая пока вторую бутылку) по поводу жанра? Это фантастика, остранённая проза? Или реализм?
 |
По всем внешним признакам, вроде реализм – дерутся, влюбляются, ходят в советскую школу, ловят рыбу, шкодят, играют в футбол… А приглядишься – линейного течения времени в романе почти не существует: влезаешь в абзац сегодня, а вылезаешь два года назад. И явно сознательный дуализм восприятия происходящего в романе: это фонтан на крыше или ржавый водопроводный кран? А вот это райский сад или трава в каменных разломах? Это всё есть или грезится?
Ещё и автор запутывает читателя – сыплет на жанровые следы сбивающие с толку фразы: «А как было на самом деле – толком не знал никто», «Что такое Гегемония? Быть может, всего лишь воспоминание об игре? Воспоминание, обросшее такими фантазиями, что уже не различить истинных его контуров?», «Так бывает только в игре. Но тут не игра. Точнее, игра, но при стечении обстоятельств», «Всякая игра – обман и правда одновременно».
А физические законы в этой жизни-игре? Да, иногда действуют: герой, прыгнувший с карниза второго этажа, чтобы поквитаться с обидчиками своего государства-двора, летит вниз, а не наверх. Но в Казанском соборе, где расположен Государственный музей истории религии и атеизма, стена вдруг исчезает и впускает героя в мир, где творится такое, что рука честного литературоведа, подрагивая, сама тянется к стеклотаре известной ёмкости…
Критики и издатели той поры в один голос соглашались, что такая рыбина неизвестной породы в бредень подростково-юношеской литературы попалась впервые! Какой-то гибрид «Тимура и его команды» и приключений подросшего Незнайки, опущенный в туманную витиеватость «Петербурга» Андрея Белого. Или в реальный холод таинственного колодца из «Президента Каменного острова» (написанного, кстати, отнюдь не однофамильцем, а отцом нашего автора – известным петербургским писателем Вильямом Козловым).
Так вот, о жанре. Это сейчас – ничем не удивишь, а в эпоху партийного литературоведения всё должно было лежать на своей полочке со своим ярлычком. И пролежало – с запретительным грифом «Терра инкогнита» пять лет, до 1989 года, чтобы стать добычей читателей-подростков и литературоведов новой волны, а заодно попасть в учебники литературы.
Вещь серьёзная, но весёлая. Внятная, но не с первого раза понятная. Читается легко, но с ходу не проглотишь. Философских афоризмов из речи героев можно настричь упругую корзинку. Подростки и старшеклассники словно из моей школы, из соседнего двора, из параллельного класса… Но они в параллельном мире, в который мне не попасть. А тянет. Они шагают рядом, своей пустыней отрочества, но не слышат, не видят меня, как и остальных читателей, следящих за их жизнью.
Роман (во многом пророческий) не ушёл вместе с эпохой. Интерес к «Пустыне отрочества» не угасает и сегодня – подростки 1980-х и современные тинэйджеры горячо обсуждают в Интернете книгу и поступки хорошо запоминающихся героев: Библиотечника, Мельника, Решающего советника, Учредителя традиций, конкурирующих гегемониек Секунды и Симки Гурфинкель, маленького жилистого хулигана Карлыева, заправлявшего безжалостной оравой подростков и попортившего немало крови нашим героям.
«Продолжался передел дворов. Империи, республики, федерации, каганаты возникали и рассыпались, как карточные домики. Повсюду брожение, обманы, подкупы, предательство, борьба за власть. Тем удивительнее казался в те дни несокрушимый монолит Гегемонии, ещё не вышедший из границ Катерининской улицы. Многие взоры в ту пору обращались на неё с надеждой. По рукам ходила знаменитая декларация, провозгласившая права катеринцев на достоинство и свободу от карлыевского насилия. И действительно, в те дни никакое насилие не могло безнаказанно твориться на Катерининской улице, поскольку вовсе не пустыми словами оказалась для гегемонийцев декларация… В Гегемонии в те дни не было трусов, предателей и двурушников. Если же они вдруг появлялись, наказанием им было всеобщее презрение и как крайняя мера – лишение катерининского гражданства».
Красивая юношеская мечта, в её чистоте – ностальгическая притягательность книги.
Козлов Ю.В. Пустыня отрочества. – М.: ОЛМА Медиа Групп, 2011.
Дмитрий КАРАЛИС,
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Добавить комментарий