Справедливое возмездие – не самосуд

№ 2011 / 43, 23.02.2015

– «Во­ро­ши­лов­ский стре­лок» был на­пи­сан боль­ше де­ся­ти лет на­зад. С тех пор что-то из­ме­ни­лось у нас в стра­не?
– Ми­ли­ция ста­ла на­зы­вать­ся по­ли­ци­ей, а ре­бя­та ос­та­лись всё те же.

У НАС В ГОСТЯХ ВИКТОР ПРОНИН

– «Ворошиловский стрелок» был написан больше десяти лет назад. С тех пор что-то изменилось у нас в стране?

– Милиция стала называться полицией, а ребята остались всё те же. И так же они выручают своих детишек из сложных положений, как выручали милиционеры, и будут ещё выручать. Это нормально, то, что они делают. Выручать-то надо. Не сажать же своего ребёночка!

– Вас иногда называют народным мстителем и упрекают в том, что вы призываете вершить самосуд.

– Есть самосуд, а есть возмездие. Тысячи лет назад был сформулирован главный нравственный закон, по которому живут люди: око за око, зуб за зуб, смерть за смерть, жизнь за жизнь – и так далее. Никто этого закона не отменял. И люди, которые боятся начальству даже слово поперёк сказать, приходя домой, выпив стакан водки, ложась спать, выключив свет, найдя затылком удобное место на подушке, начинают вершить свой суд мысленно. А утром просыпаются, бреют свои уже поседевшие щетины, идут на службу, и всё продолжается. Некоторые рвут на себе тельняшку, продают дачу, покупают винтовку с оптическим прицелом и вершат суд, как это делали их предки две, три, пять тысяч лет назад.

Когда Говорухин снял фильм «Ворошиловский стрелок», он устроил премьерный показ в Доме кино. А он тогда был председателем комитета по культуре в Думе. И всю Думу пригласил на просмотр, это стало как бы выездным заседанием. А Дума тогда была не такая послушная, как сейчас: там хулиганил Шандыбин, там возникала всё время Хакамада, Жириновский какую-то тётку средь бела дня таскал за волосы прямо в зале заседаний – живая Дума была.

Так вот, идёт фильм. Дума замерла. Молчит. Не продохнёт. Совершено преступление. Ульянов продаёт дачу, покупает винтовку и начинает вершить своё правосудие. Это месть, это жлобство, это самосуд? Нет. Он перед этим ходил в милицию, в прокуратуру, к следователям – все его послали. Это не самосуд, это возмездие…

Идёт фильм, в зале тишина. Ульянов уже купил винтовку, уже прицелился, уже нажал курок – не промахнулся. Все враждующие фракции Думы встали в едином порыве! Аплодировали не Говорухину как режиссёру, не мне как автору этого романа, не Ульянову, а моему герою, который решился на этот поступок.

Второй выстрел – и всё повторяется.

Наутро они будут говорить другие слова. Но в тот момент в каждом из них сработал тот самый тысячелетний нравственный закон: око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. А наутро спохватились – выспались, выпили немножко и пошло: «красно-коричневые поднялись из окопов», «авторы призывают к самосуду»… Ну какой самосуд, если он прошёл все законные инстанции? И участковый ещё его встречает: «Давай в Генеральную прокуратуру напишем». «Давай, пиши», – говорит герой, уже понимая систему ценностей в стране, в которой живёт – ворон ворону глаз не выклюет. Так что самосуда тут никакого. Как же все эти люди – мужчины и женщины, разного возраста, тот же скандалист Жириновский, та же изысканная полуяпонка Хакамада? Они все в едином порыве одобрили эти выстрелы, потому что нравственный закон у всех один.

– А как вы относитесь к экранизациям?

– Очень хорошо, особенно когда экранизируют мои вещи.

– А многим писателям не нравится…

– Думаю, они кокетничают. Когда идёт фильм, они говорят: «Знаете, у меня лучше…». Я так не буду говорить. Я полностью удовлетворён экранизацией, которую сделал Говорухин, потому что там мои события, мои герои, мои характеры, моё развитие событий, моё завершение – чего ещё желать? Да, он вставил несколько сцен, ну дай Бог, если это ему нужно как режиссёру. Он вставил сцену, в которой приезжает мать этой девушки – челночница со своим кавказским другом. У меня этой сцены не было. И другую сцену – Ульянов приходит продавать дачу к банкиру – то ли другу, то ли сыну или внуку друга, а у меня он продал своему соседу по даче. Я понимаю, зачем он это сделал, и не возражаю – этот эпизод придал фильму большую социальность. Тогда как раз пошли банки, пошли банкиры, появились бесконечные возможности у богатых людей. Он это хотел подчеркнуть. Дай Бог ему здоровья – я не возражаю. Вот, в общем-то, и все перемены, которые я могу сегодня вспомнить.

– Вы продолжаете общаться с Говорухиным? Может, нам стоит ждать каких-то новых совместных проектов?

– Мы немного после фильма общались. Он пригласил меня на просмотр фильма «Благословите женщину». Потом предложил участвовать в съёмке сериала «Женская логика» – в итоге вышло четыре фильма. Первый фильм сняли по моему роману, а потом они стали хулиганить немножко, решили сами сценарии придумывать – и ничего у них не получилось. Каждый новый фильм был хуже предыдущего. На четвёртой серии всё закончилось, хотя идея Говорухина была снимать постоянно действующий сериал, как «Мисс Марпл» у Агаты Кристи. Но – не получилось. Это не его вина и не моя лень – просто не сложилось. И в последние годы у нас никаких отношений нет. На юбилей ему я, конечно, послал телеграмму, но это же не отношения.

– Ходили слухи о том, что собираются экранизировать «Брызги шампанского».

– Да, ходили. В последнем собрании сочинений как раз есть два романа о Коктебеле. Один из них в первом томе – «Брызги шампанского», где большая часть событий происходит как раз в этом курортном городке. В Коктебеле я и познакомился с местными винными олигархами. Они прочитали «Брызги шампанского» и предложили мне снять многосерийный фильм. Что их привлекло: мои герои много пьют, а они выпускают эти напитки. Всё понятно – герои пьют, мы крупным планом даём этикетку на экране. Мы подружились с винными олигархами, я сделал сценарий на шесть серий. Они принимали в гостях Говорухина, остались в добрых отношениях. И мы договорились, что я выхожу на Говорухина уже с вопросом создания творческой группы. И вдруг случился кризис 2008 года, и какой-то киевский начальник моих коктебелевских олигархов предложил подождать с кино. Наверное, не нужно было мне об этих планах болтать – ведь о всех предыдущих фильмах я никому не говорил до самого выхода в свет.

И о том, что в «Терре» готовится издание четырёхтомного собрания сочинений, я тоже никому не говорил – ни одна живая душа не знала, только редактор и художник. И как всё замечательно получилось! Меня впервые напечатали на офсетной бумаге! Раньше всегда только на газетной, как детективщика, печатали.

– Тиражи, наверное, огромные были?

– На всех книжных прилавках Советского Союза мои книги лежали, я насчитывал до двадцати штук! Донцова отдыхает. Но это всё быстро прошло. После дефолта 1998 года наши гонорары уменьшились ровно в десять раз. Но это меня не остановило, я продолжал работать. А потом пошла женская волна, и нас, мужичков, отодвинули в сторону, чтоб мы им не создавали конкуренции. Почему так вышло – потому что у нас почти что 90% читателей – женщины. И они книги женщин-писателей и раскупают в наивной надежде, что эти писательницы расскажут им о женщинах что-то такое, чего они не знают. Нередко женские романы пишет бригада мужиков. И покупательницы, надеясь, что в этих романах они что-то о себе почерпнут, заблуждаются. Но, тем не менее, эти книжки расхватывают, тиражи расходятся, и дай им Бог здоровья!

– А вы сами читаете книги современных авторов?

– Вячеслав Огрызко подарил мне свой трёхтомник очерков о наших писателях – прочитаю обязательно, это мне интересно. Всегда и охотно читаю Леонида Словина, который лет тридцать проработал в уголовным розыске, а сейчас живёт в дружественном государстве Израиль. Его книги я читаю постоянно, потому что, проработав столько лет в органах, он не может врать или лукавить. Его книги для меня как учебники.

А в основном я читаю себя. Смотрите, во втором томе – 700 страниц, в других – по 600. Я в Коктебеле, мне звонит главный редактор и говорит, что срочно нужно всю вёрстку вычитать. Причём не просто прочитать, а вычитать с пёрышком – где опечатка, где запятая пропущена… Я две недели, не разгибаясь, их вычитывал. И это не в первый раз, все эти повести были уже изданы, и не один раз! Поэтому времени на чтение более талантливых писателей практически не остаётся.

Я всегда читаю дарёные книги. Мы иногда собираемся в Нижнем буфете ЦДЛ с хорошими ребятами-писателями, дарим друг другу книжки. Но они все издают книги за свой счёт. Это мне несказанно повезло – в издании этого четырёхтомника никаких усилий с моей стороны не было. Мне издатель сказал – составь список на четыре тома, я составил, принёс. Редактор сказал, что позвонит, когда книга будет готова. Позвонили в конце августа, попросили прийти. Прихожу – лежат четыре тома. Политика издательства такова, что они не печатают по одной книге. У Проханова 15 томов – его не пригласили, пока не напечатали все 15.

– Расскажите, как вы попали на Сахалин в своё время?

– Я жил в Днепропетровске совершенно нищенской жизнью. Я тогда женился на девочке из нашей же газеты, дитё появилось. И я говорю Люде – жене (умерла в прошлом году от гангрены): «Рвану на Сахалин!» А она отвечает: «И правильно! Нечего тебе тут сидеть!» – никто из знакомых красавиц на такой мужественный ответ не был способен. Это единственная женщина, с которой я смог стать писателем. И я поехал на Сахалин – в декабре. А там тайфун, ночь, никто меня не встречает, а в кармане три рубля. Бутылка водки – 2.87. Заселился в гостиницу, которую в народе называли «Золотой клоп», в коридор. Переночевал. Утром проснулся по пояс в снегу – замело. Пошёл в редакцию газеты «Советский Сахалин», а опыт работы в газете у меня уже был. И главный редактор, узнав, что я окончил Горный институт, сразу, в этот же день, принял меня на работу и отправил в командировку в Углегорск. Дали мне подъёмные, командировочные, оплатили гостиницу. Я поехал. И не успел вернуться, как в газете уже были опубликованы три моих подвала о проблемах угольной промышленности Сахалина. Вернулся крутым журналистом! Через полгода мне выдали новую квартиру – на Сахалине, где люди по тридцать лет ждут! Я вызвал Людмилу с ребёнком Инной из Днепропетровска. Но через два года мы оттуда удрали – бросили квартиру, хотя могли бы продать. Не стали шалить. Уехали как бы в отпуск и не вернулись.

– Над чем сейчас работаете?

– За всю жизнь у меня накопилось много блокнотов. И сейчас уже готов один том блокнотов. А если их все собрать и издать, получится такой же четырёхтомник. Но поскольку я издаю их за свой счёт, думать о четырёх томах не приходится. Один-то я сделаю, к Новому году, наверное, выйдет тиражом в сто экземпляров.

Но это блокноты, не дневники.

– А что представляют собой эти блокноты?

– В десяти строках я изложил сюжет. Или меня посетила мудрая мысль. Жалобы на несчастную любовь… И так далее – какие-то шуточки, сюжеты, но не дневники.

Беседу вела Любовь ГОРДЕЕВА