Как наше слово отзовётся

№ 2013 / 42, 23.02.2015

Начну с не очень свежей новости: в Калининградской области избили писательницу.
Светлана Викарий, журналистка и в прошлом маг, около года назад переехала из Калининграда в посёлок Калужское

Начну с не очень свежей новости: в Калининградской области избили писательницу.

Светлана Викарий, журналистка и в прошлом маг, около года назад переехала из Калининграда в посёлок Калужское, что в девяноста километрах от областного центра. Переехала, чтобы написать с натуры повесть о современной деревне. В итоге появилось произведение «Вот моя деревня. Весёлая повесть об умирающей России», которую автор разместила в Интернете – на портале «Проза.ру».

Спустя некоторое время к дому автора подошла толпа сельчан. Упрёки и обида за то, что Викарий написала о них так плохо, переросли в избиение. Писательнице кое-как удалось вырваться и укрыться в доме. Она пожаловалась участковому, а жители посёлка решили подать на Викарий в суд за клевету.

В общем, случай, скажем так, нечастый в криминальной хронике.

Конечно, бывает, что прототипы обижаются на автора, иногда звенят пощёчины, но чтобы до такого – толпа идёт рвать писателя…

Как правило, писатель со своими текстами остаётся никому не интересен. Сотни и тысячи повестей, романов, рассказов и так далее рождаются, публикуются (то есть становятся доступны публике) и тут же умирают.

Может, дело в публике? Никто ничего не читает, ничем не интересуется. Но мне кажется, что дело в писателях и их творениях.

В истории со Светланой Викарий, ясно, приятного мало. Тем более что её повесть не оказалась сильной вещью, хотя в диалогах можно найти изюминки, – автор явно писала с натуры. Наверное, поэтому задела нескольких человек за живое.

А что с другими сотнями и тысячами произведений? Кого они трогают за живое?

Писатели сторонятся реальной жизни, животрепещущих тем, злобы дня. «Это для публицистики», – отмахиваются. В основном заняты вечными вопросами, создают, словно Франкенштейн своё существо, собирательные образы, моделируют ситуации, просчитывают сюжеты. Если и появляются приметы времени, то они зачастую укутаны авторским вымыслом и прочими атрибутами художественности так плотно, что никого не могут ни кольнуть, ни заинтересовать. Взгляд скользит по страницам, скользит…

Тем более писатели не хотят «влезать в политику». Нет, они могут порассуждать о политике под камеру, поспорить в каком-нибудь ток-шоу, даже выступить на митинге, но уж «тащить политику» в свои нетленки, это – ни-ни. Зачем, типа, мараться…

Из относительно недавних романов, где автор не побоялся «влезать», застрял в голове один – «Немцы» Александра Терехова. Конечно, язык у автора ещё тот, и редкий человек, обученный грамоте, дочитает «Немцев» до середины, но тему-то автор поднимает важную, серьёзными вопросами задаётся.

А тем, проблем, вопросов в нашей жизни – по горло. Есть и такие, что тронуть необходимо (преодолев своё художническое отвращение к «политике»), есть и опасные – если говорить о них в тексте без изысков и извивов. Вот, например, с набившими оскомину межнациональными отношениями хотя бы в одной Москве. Егоров и Иванов убивают Асланы и Расулы, другие Егоры и Иваны собираются толпой и бьют других Асланов и Расулов, прибегает ОМОН и дубасит Егоров и Иванов по головам, а некоторых сажает за решётку… Потенциальный бродячий сюжет за каких-то два-три года возник. Но литература его не хочет замечать…

Были периоды разнообразной цензуры, были периоды, когда за стихи поэтов отдавали в солдаты, были периоды – расстреливали. И, видимо, добились своего: во время свободы художественного слова художественное слово стало безобидным и прозрачным, как воздух в осеннем поле. Разве что прототипы вдруг взбунтуются.

Роман СЕНЧИН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.