Инна Ростовцева. НЕ СТИХИ, НО ПОЭЗИЯ…

Ответы на анкету "ЛР"

№ 1981 / 17, 24.04.1981, автор: Инна РОСТОВЦЕВА

1. С чем, на ваш взгляд, пришла поэзия к рубежу восьмидесятых годов?

2. Каково, по вашему мнению, соотношение традиций и новаторства в современной поэзии и каким оно будет в восьмидесятых годах?

3. Отвечает ли современная поэма сегодняшним требованиям масштабности изображения жизни или это только привилегия прозы? Каковы перспективы развития жанра поэмы?

4. Существует ли проблема молодого поэтического поколения и если да, то чем она вызвана? Какое место занимают сегодня молодые поэты в общем литературном потоке?

5. Каков, на ваш взгляд, уровень современной критики поэзии? Чего вы ждёте от неё в будущее?

6. Что ещё вы лично хотели бы сказать о проблемах и перспективах развития нашей поэзии?

Сегодня анкету («Литературная Россия», №№ 13, 14, 15, 1981) продолжает критик Инна Ростовцева.

 


Инна РОСТОВЦЕВА

НЕ СТИХИ, НО ПОЭЗИЯ…

1. Очень трудно уловить ощущение поэзии – самой себя – изнутри, а не извне, на понятийном языке критики, всегда привносящей в анализ содержательной формы свои домыслы, предположения и прогнозы. Об этом принципе «изнутри», с которым приходится иметь дело художнику, точно сказал Грант Матевосян в беседе с Аллой Марченко: «Это значит: писать не о дереве, не о лошади. а изнутри лошади».

Видимо, для того, чтобы проникнуться самосознанием поэзии, надо писать тоже как бы изнутри неё. Основываясь по преимуществу на высказываниях лирического героя, можно, конечно, заключить, как И.Подгаецкая («Вопросы литературы», № 12, 1980), что один поэт, который ранее «увлекался» метафорами, теперь защищает простоту как «ценностную характеристику поэзии», а другой «тоскует о милых устоях», но вряд ли можно таким путём вывести «общее движение современной поэзии к осознанности и оправданности «сутью дела» поэтических средств выразительности».

Очевидно, какими бы ни были обаятельными обещания и заверения лирического героя, какими бы ни были удобными для цитирования и совпадающими с нашими представлениями о поэте – «хорошем человеке», – они не всегда согласуются с собственно художественным созданием автора, со степенью его эстетического совершенства, с долговечностью свершения. Не секрет: в большом’ времени выживает далеко не каждое лирическое стихотворение, появившееся на журнальной странице. Вот почему так важно, на мой взгляд, время от времени – и критикам, и читателям – встречаться с антологией современной поэзии, то есть с избранными, лучшими произведениями, отобранными из литературного потока.

Именно такой опыт предпринял В.Кожинов, сделавший «Страницы современной лирики» (издательство «Детская литература», 1980). Он включил в них стихи поэтов, выдержавших проверку временем, например таких, как А.Прасолов. Н.Рубцов, и тех, о которых сегодня спорят (Ю.Кузнецов, О.Чухонцев, Г.Горбовский), а также тех, кто пока ещё недостаточно известен читателю (А.Решетов, Э.Балашов). Безусловно, личный вкус, пристрастия, позиция составителя – он отбирал, по его словам, не стихи, а поэзию – сыграли далеко не последнюю роль: картина получилась достаточно впечатляющая.

Поэты, при жизни не знавшие друг друга, как, скажем, Прасолов и Рубцов, вынашивавшие, казалось бы, каждый в одиночку замысел своей судьбы, вдруг оказались существующими в едином напряжённом диалоге и друг с другом, и с временем.

Этот диалог примечателен во многих отношениях. Вслушиваясь а него, отчётливо понимаешь, что современная поэзия – на протяжении 15 лет (стихотворение Прасолова, открывающее антологию, помечено 1963 годом, последнее, завершающее её – Ю.Кузнецова, – 1978-м) – не менее упорно, чем проза, проясняла, отстаивала в споре с разными точками зрения своё собственное самосознание. Она разглядела всю иллюзорность кратковременного успеха стихотворца – «по вспышкам преходящих впечатлений» определяющего «время и страну», когда за чудо открытия выдаётся «мастерски наигранный порыв» (напомню, что эти цитаты взяты мной из вошедшего в антологию стихотворения Прасолова «Ты в поисках особенных мгновений…», написанного в 1963 году).

Она, поэзия, остро ощутила возросшую цену слова и возросшую опасность обесценки слова: «Как многословен путь земной, увитый спесью и сарказмом, в то время как вселенский разум объят могучей тишиной» (Э.Балашов). Понятие ценности в искусстве поставлено этой поэзией – раньше критики – и не на уровне деклараций, а изнутри авторского сознания. Это та работа сознания, тот «запас света», который накопила поэзия в 60 – 70-е годы к рубежу 80-х, и он обнадёживает.

2. Кажется, мы все сегодня – и читатели, и критики, и поэты – осознаём возросшую роль традиций в жизни и в искусстве.

Быть в традиции – это лучшая похвала, которую хочет получить от критики современный поэт.

Но желание быть традиционным (что поделаешь – модно!) вовсе не означает быть им на самом деле. Лёгкое приобщение к традиции – одна из тех иллюзий, что столь охотно и необдуманно подчас сеет наша журнальная критика и столь же охотно, бездумно вместе с похвалой поглощают юные и не только юные стихотворцы.

В одной из статей об одном известном поэте мне довелось прочесть, что пейзаж у него выгодно отличается от пейзажа Бунина-поэта, отмеченного печатью «безлюдности».

Автору такого «смелого» наблюдения как-то не пришло в голову, что «безлюдный» бунинский пейзаж, кстати, отмеченный непревзойдённым художественным мастерством, включает всё же в себя одно лицо – автора, самого Бунина.

Сознаемся: ни такой белой соломы на крышах – «трауры полночные лежат», ни такого образа: «и металлически страшно, в дикой печали, гуси из мрака кричали», ни такой картины, как «далеко среди полей нагих копьё, в курган воткнутое, торчало», нам ни придумать, ни продолжить. За этими образами – философская концепция жизни и смерти, вечного и временного, судьба гордого человеческого духа. Подключиться к классику, помня такой его «уровень», – задача не из лёгких: она под силу лишь большому таланту… «История – это преемство и движение: именно потому движение, что преемство, и потому преемство, что движение». Похоже, что в этой удачной формуле соотношения традиций и новаторства, предложенной С.Аверинцевым, мы научились понимать только первую часть, а вторую – «потому преемство, что движение» – нередко, на практике, толкуем весьма упрощённо, на уровне «безлюдного» бунинского пейзажа и многолюдного – у нашего современника.

Глубокая диалектика подчас остаётся скрытой от нас. Между тем именно в новизне, значительности содержания, глубине социального подхода художника к жизни, к вечным проблемам может сильнее всего проявиться преемство. Так было у А.Твардовского, Л.Мартынова, Н.Заболоцкого, Н.Рубцова, А.Прасолова. Так есть у современных нам поэтов.

3. Не знаю, чем вызван этот парадокс: современный поэт, глубоко погружённый в лирическую стихию, не так уж часто заполняет «лирические паузы» поэмами. С другой стороны, поэт, работающий по преимуществу в жанре поэмы, редко позволяет себе «показаться» в лирическом стихотворении. Приходит на ум мысль о некой внутренней запрограммированности такого автора, боязни выйти за черту «магического круга», им для себя очерченного, к свежим, новым впечатлениям жизни – ведь они-то требуют перестройки затвердевших приёмов стиля, испытания себя перед лицом новых форм.

Недостаточно осмыслен – с этой точки зрения – опыт Сергея Есенина, его «лирическая дерзость», позволявшая ему свободно и естественно выражать себя и в лирическом стихотворении, и в поэме, и в драме. Недостаточно оценён, на мой взгляд, и опыт работы а жанре исторической поэмы таких поэтов, как С.Поделков, В.Державин. Интересными поисками в этом жанре отмечены работы молодого поэта из города Галича Костромской области Виктора Лапшина.

4. Существует мнение, что молодое поколение не проявилось: лица его в современной поэзии не видно, голоса не слышно. Я не разделяю этого мнения. Точно так же, как не могу разделить точку зрения Л.Заманского, высказанную им в ответах на анкету (см. «Литературную Россию», № 15, 1981), что молодые поэты избалованы издателями, «обязанными» открывать их. Мой личный опыт общения, переписки с молодыми авторами – такими, как Ирина Хролова из Калинина, Михаил Бурчагин из Костромы, Владимир Фролов из Томска, Борис Цыганов из Подмосковья, – приводит меня к печальной мысли, что мы подчас бываем элементарно равнодушны к ним, не всегда верно, точно и своевременно оцениваем человеческую и поэтическую индивидуальность «идущих вослед».

Как справедливо заметил критик Ал.Михайлов в одной из своих недавних статей, существует инерция восприятия и отношения к стихам. Наиболее безжалостно эта инерция ударяет по тем молодым, которые отмечены «лица необщим выраженьем». При отборе произведений такого поэта предпочтение отдаётся тем строкам, которые соответствуют общепринятым стандартам, где он похож на всех, кроме себя.

Вот пример. В «Литературной учёбе» (№ 5, 1980) в подборке стихов калининских поэтов напечатано два стихотворения Ирины Хроловой. Я знаю её: это угловатый, своеобразный поэтический характер, жаждущий от всех и от себя: «Я жду не просто новых истин, раскрашенных, как на парад, а тех, что мучают и мыслят со мною вместе наугад…». Каково же было моё удивление, когда на страницах журнала я встретилась с незнакомкой, неуловимо похожей на знакомых современных поэтесс и… не похожей на себя. Состоялась встреча с ещё одним молодым автором, но не произошло – а могло бы произойти! – утверждение поэтом себя, своей подлинной личности…

И часто бывает так, что молодой поэт, однажды пропечатавшись, начинает в дальнейшем усиленно подгонять себя под «печатный уровень», развивая далеко не лучшие и не сильные стороны своего дарования…

Существует, на мой взгляд, и некая агрессивность профессиональной поэзии, ревностно оберегающей свои владения от вторжения новых пришельцев… «Литература выслеживает поэзию и гонит её отовсюду, где бы она ни пыталась укрыться. Поэзия – зачастую не то, что принято так называть. Новое не там, где его ищут и мастерят», – не без тревоги замечал крупнейший болгарский поэт Атанас Далчев. Следует признать, что основания для такой тревоги сегодня действительно есть…

5. По моему наблюдению, у нас сложилось два типа поэта по характеру отношения к критике. Первый, говоря о критике, не преминет сказать, что споры, дискуссии о поэзии – «всё от лукавого», и они бесплодны для поэзии. Парадокс этого утверждения заключается в том, что сам поэт – прилежный ученик у критики, он не просто читает с карандашом в руках критические статьи о себе и о своих товарищах по перу, но и точно укладывается в те представления, ту «модель», которую критика установила для него. Он боится разрушить стереотип представлений о себе у той же критики и читателя, не позволяя себе опасную «лирическую дерзость». У такого поэта выходит много книг, о нём много и всегда хорошо пишет критика, но у него нет новых стихов.

Другой поэт малоузнаваем критикой, ибо он занят не созданием интеллектуального «кентавра», а самостоятельным художественным постижением жизни. Непривычное, новое, дерзкое, оно подчас ставит критика в тупик. Непросто написать о таком поэте, но он учит критика жизни и смелости, широте взгляда и свежести чувства, освобождая от штампов и привычек. Он заставляет его поверить в созданный поэтический, мир, в мир образа:

Ещё высок закат за Араратом,

Но уж туманится хрустальный небосвод,

Где, как вино – насквозь горя гранатом, –

Громада воздуха поставлена на лёд.

Общаясь именно с таким поэтом, как Владимир Державин, стихи которого я процитировала, а не с двойниками от критики в поэзии, лучше осознаёшь цели и специфику своей работы. Ведь «во многих случаях, – как справедливо заметил Андрей Платонов в статье об Ахматовой, – критика, как суждение, нужна не для того, чтобы осудить или похвалить, но для того, чтобы глубже понять поэта».

Глубже – и есть труднее…

Если же говорить о недостатках современной критики (как повелось по традиции), то, на мой взгляд, она слишком часто попадает в ловушку собственных построений, прогнозов и обобщений. Это блестяще показал Ю.Давыдов в своём социологическом исследовании «Зачем критик?..» («Литературное обозрение», № 3, 1980), проанализировав ответы критиков на анкету «ЛО». «У каждого употребляемого нами понятия, – пишет Ю.Давыдов, – есть своя внутренняя, теоретическая логика, а у того общественного контекста, в котором оно высказывается, – своя социологика, управляющая как раз тем, каким именно конкретным содержанием это понятие будет наполнено».

Точнее не скажешь.

6. Редкая анкета позволяет критику высказаться на «свободную тему». Поэтому было бы грешно не воспользоваться возможностью, предоставленной «Литературной Россией».

Меня давно тревожит заниженность критериев, слабый эстетический вкус при отборе поэтических произведений для публикаций на страницах «толстых» журналов. Читая одну за другой стихотворные подборки, удивляешься, сколь много здесь случайного, рабски-эпигонского.

Быть может, поэтому одно из хронических «осложнений», сопровождающих развитие поэзии последних десятилетий, – открытие имён, в своё время не оценённых по достоинству.

Чем объяснить, что Владимир Державин был при жизни известен только как переводчик со многих языков нашей страны, а между тем он, по словам Павла Антокольского, и не только его, «поэт милостью божьей», маленькая книжка его оригинальных стихов «Снеговая корчага» (издательство «Правда», 1979) не только подтверждает эту оценку, но и заставляет задуматься о причинах странно сложившейся судьбы подлинного поэта. Только ли всё дело в редкой скромности автора, как стало хорошим тоном писать в воспоминаниях?

Н.Старшинов точно назвал одну из причин обойдённости поэтов, «талантливо и серьёзно работающих уже многие и многие годы»: это всеобщая уравниловка, когда все – и плохие, и средние, и хорошие – получают в критике примерно одну оценку, сомнительный приём искусственной «подстановки», подтягивающий плохих поэтов к известным, серые стихи к хорошим образцам. Кому это выгодно? Литературе? Читателям? Поэзии? Нет, только авторам посредственных стихов. Ведь серый поток, беспрепятственно захлёстывающий журнальные, газетные площадки, далеко не безобиден. Он не только портит читательский вкус. Он смещает реальные масштабы существующей литературы.

Увы! Талант – чудо случайное, но отношение к таланту, оценка и признание его современниками не должны быть подвержены столь случайным колебаниям моды, безответственным формулам вроде «талант всегда пробьётся», невинным промахам художественного вкуса и далеко не безобидным ошибкам в критическом диагнозе, затрагивающем существо судьбы писателя.

2 комментария на «“Инна Ростовцева. НЕ СТИХИ, НО ПОЭЗИЯ…”»

  1. Концепции, тело поэзии важны, но более раскрывают суть ощущения, литература конечно давит поэтов, под одну гребёнку тащит, эксперты бороться стремятся, отбраковывают, но все равно важен общий уровень, за что платят деньги, оставляют на плаву, сам независимый поэт может и не публиковаться, слава его найдёт, талант найдёт выражение, как вино Древней Греции только настил аромат и вкус.

  2. В самом конце 6 -го пункта И. Ростовцева формулу “талант всегда пробьётся” относит к безответственным.
    Почему она безответственна? Очень даже ответственна, весьма точно отражающая реальное положение дел… Овидия, например, как известно, при жизни вообще никто не читал. Да и после смерти… – Только спустя лет сто, если не ошибаюсь…
    Другой вопрос: что подразумевать под этим расхожим суждением – всегда пробьётся? Проникновение на страницы центральной печати? Вступление в Союз (ха-ха-ха-ха…)? Упоминание твоего имени в статьях К. Анкудинова и других представителей текущей литературы?.. Большие деньги за твои стихотворные строчки, безбедную творческую жизнь?
    Или всё-таки – относительно вечное служение читателю, его человеческому становлению, духовному росту и наслаждению? – “И славен буду я, доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит”?..
    Ну, к слову, что касается денег, не устаю повторять стишок Виктора Антонова – может, художественное открытие начала ХХI века? –

    Спросили, как-то, у меня,
    что в жизни ненавижу я…
    И я ответил, не тая,
    что деньги – ненависть моя!

    Действительно, ведь, давным-давно назрела необходимость преодоления человечеством состояния собственной товарности, необходимость превращения всех людей в братьев (каковыми они и являются на самом деле), необходимость коммунальной, а не капиталистической, трещащей по всем швам, жизни… – Ведь неровен час, – заметно уже даже и старшеклассникам, – пропустим момент, когда ещё можно вырваться из-под колпака прибавочной стоимости, пропустим… И “накроемся медным тазом”! И – “тебе ни бочки, ни пивной”… Ничего! Даже “трезвости” не будет.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.