ИЗУМЛЯЕМСЯ ВМЕСТЕ С АЛЕКСАНДРОМ ТРАПЕЗНИКОВЫМ

№ 2015 / 22, 18.06.2015

БЫЛ ЧЕЛОВЕК В ЗЕМЛЕ УЦ,

СЛАБ, СЛЕП И ВСЁ ТРЕВОЖИТ…

 

Только что в Москве в возрасте 60 лет скончался талантливый кинодраматург и прозаик Валерий Александрович Залотуха. Его дебют в качестве сценариста состоялся в 1984 году, когда вышел фильм «Вера, Надежда, Любовь».

Потом были картины «Макаров» (1993), «Мусульманин» (1995) и «72 метра» (2004), принёсшим ему наибольшую известность. Стал лауреатом премии «Ника» за сценарий к «Мусульманину». Его повесть «Последний коммунист» (дебютная в качестве «чистого» прозаика, в 1992 году) вошла в шорт-лист премии «Русский Букер», была издана во Франции и Голландии. А всего им создано более двадцати сценариев к художественным и документальным фильмам. Ещё одна повесть «Великий поход за освобождение Индии» (2006 год) прошла менее заметно для читателей и критиков. Но главный роман его жизни, без преувеличения, это – «Свечка» (издательство «Время»), над которым Залотуха работал 12 лет. И успел закончить перед своей смертью.

19

Огромное произведение в двух томах, почти в 90 печатных листов. «Зачем такая толстая книга?» – задаётся вопросом Андрей Битов. Сам же и отвечает:

– Из-за цены вопроса. Зачем «Война и мир» такая же толстая, как сама Россия? Что кроме великого («правдивого и свободного») языка и непомерного пространства мы имеем? Почему мы до сих пор не можем справиться ни с проблемой выбора, ни с обретением менталитета? Почему не можем сами себя понять? Каждый настоящий русский писатель, так или иначе, ставил этот вопрос перед собой, осознавая или угадывая. Автор «Свечки» решился ответить самому себе на него так (надеясь на читателя): хватит разделять советское и русское! Кажется, снова (как никогда, как всегда) вовремя поставить сегодня вот так вопрос.

Герой этого романа Евгений Золоторотов – ветеринарный врач, московский интеллигент, прекрасный сын, муж и отец – однажды случайно зашёл в храм, в котором венчался Пушкин. И поставил свечку. Просто так. И полетела его жизнь кувырком, да столь стремительно и жестоко, будто кто пальцем ткнул: а ну-ка испытаем вот этого, глянем, чего стоит он и его ценности. Пытаться передать ощущения от чтения «Свечки», а тем более сюжет – занятие неблагодарное и тщетное. 1700 страниц текста – как хвойно-лиственный лес, по которому надо бродить и рассматривать деревья, погружаясь в собственное мироощущение, присаживаясь порой на пенёк и отдыхая. А выход из чащи каждый находит сам для себя, без помощи компаса. Так что же, мы дождались наконец-то настоящего большого русского романа о времени, о судьбе, о человеческой душе, достойного внимания каждого вдумчивого читателя? Не будем спешить с выводами. Время покажет.

Но вот что пишет об этом романе Андрей Немзер: «Ветеринар – профессия тихая, домашняя, уютная. Однако герою «Свечки» выпали на долю не менее головокружительные и страшные приключения, чем его прославленному коллеге доктору Айболиту. Как и в мудрой сказке, всё закончилось хорошо, но для того, чтобы обрести любовь, дом, внутреннюю свободу и веру, лопоухому идеалисту Жене Золоторотову пришлось пройти сквозь такие испытания, что заставляют вспомнить судьбу Иова. Подлые игры властителей и предательство тех, в кого верил, жестокость почти неразличимых уголовников и стражей порядка и цинизм изощрённых умников, глумление над верой и её пакостная имитация, хамство богачей и душевная опустошённость замордованных обывателей, проклятье братоубийственного прошлого и равнодушие к будущему, самообман и отчаяние – вот та тьма, в которой горит свечка. Горит и не сгорает, потому что рядом с живодёрами, трусами, политиканами, фарисеями и ханыгами живут добрые, совестливые, благородные люди, чей душевный склад не зависит ни от социального статуса, ни от безжалостных правил, что навязывает князь мира сего. Они ошибаются и грешат, попадают в трагические и невероятно смешные положения, далеко не всегда успевают помочь друг другу (но и так случается совсем не редко). Им бывает непереносимо больно и страшно, но им же даруется настоящая радость. Словом, в романе Валерия Залотухи всё привычно и невероятно. Как у Пушкина, Достоевского, Толстого – как в русской жизни».

Роман «Свечка» уже собрал много самых доброжелательных отзывов литературных критиков и читателей. Причём не только из либеральной среды. Но, пожалуй, самое негромкое и проникновенное признание прозвучало из уст настоятеля храма в Переславле-Залесском, священника Андрея Кулькова: «Спасибо Вам за доброе русское слово, за хорошую литературу! Нет, я так радовался только в 17 лет, когда первый раз прочитывал Фёдора Михайловича…, когда в 13 лет читал «Мёртвые души»!».

Постскриптум. Для частичного понимания романа уместно будет привести два характерных эпиграфа к нему. «Был человек в земле Уц» (Книга Иова). И «Слаб и робок человек, слеп умом и всё тревожит» (А.С. Пушкин).


 

АННИГИЛЯЦИИ СМЫСЛОВОГО ПОСЛАНИЯ

 

Если ваш прозаический текст содержит нецензурную брань, а его герои, занимаясь инцестом, строят некую великую и всемогущую Машину Любви, чтобы с её помощью изменить мир (ни много, ни мало), получив в детстве удар поленом по голове и оттого оглохнув, то будьте уверены – ваше произведение назовут самым дерзким и провокационным романом десятилетия. Как в случае с книгой «На золотых дождях» Андрея Бычкова (издательство «Эксмо»). Впрочем, я упрощаю. Роман, безусловно, постмодернистко-метафизический, сверхавангардистский, а на этом пространстве возможно всё, любой набор слов, образов, звуков и хаотических идей. Любые аннигиляции смыслов. Претенциозный поток сознания – это уже заявка на гениальность. А если ещё добавить чуточку религиозности из разных конфессий, слить в одно, приперчить садомазохизмом, то вообще прелесть.

15Нет, вовсе не случайно автор учился в своё время на гештальт-терапевта (психиатра), защитил диссертацию по поверхностным гиперядерным состояниям и сам является учредителем литературной премии «Звёздный фаллос» («Звездохуй»). А в последнее время, как уверяет «Независимая газета», стал весьма весомой культовой фигурой в московском литературном сообществе. Это и неудивительно: Бычков автор семи книг прозы в России и пяти на Западе (там аннигиляции смыслов любят особо). Его сценарий «Нанкинский пейзаж» получил «Приз Эйзенштейна» немецкой кинокомпании «Гемини-фильм», гильдии сценаристов России и Специальный Приз Международного Ялтинского кинорынка, а одноимённый фильм Валерия Рубинчика (2006) получил ещё три международные премии. Он лауреат премии «Золотой Витязь – 2012» (Серебряный диплом) за сценарий «Великий князь Александр Невский». Лауреат Международной Премии Русской литературы в Интернете «Тенёта-1999». Лауреат премии «Бродячая Собака-2009» Клуба Литературного Перформанса совместно с музеем «Зверевский Центр Современного Искусства». Лауреат Международной литературной премии «The Franc-tireur Silver Bullet – 2014» (USA). Лауреат премии «Нонконформизм 2014» (за роман «Олимп иллюзий»). Финалист премий «Антибукер-2000» и «Нонконформизм-2010». Номинировался на «Премию Андрея Белого». Номинатор – известнейший метафизический реалист Юрий Мамлеев, чьи слова: «Человек – вертикаль, направленная вверх до бесконечности и вниз до бесконечности» вынесены в качестве эпиграфа к этому роману на обложку книги. А ещё пьеса Бычкова «Репертуар» была участником Международного фестиваля IWP (USA) и даже поставлена на Бродвее («NYTW», 2001). Словом, творческой судьбе практикующего гештальт-терапевта можно только порадоваться.

«На золотых дождях» – книга не просто нарочито хулиганская и эпатажная. Ему и этого мало. Кто-то из его верных поклонников сказал, что всё творчество Бычкова – это та ницшеанская интенция, когда требуется разобраться со всеми прежними кумирами, унавозить грязь затоптанной прежней моралью и идолами, чтобы из вырванных драконьих зубов выросли титаны новой зари. Да, это весьма заратустренная книга (любимое произведение Ницше для Бычкова, по его собственному признанию – «Так говорил Заратустра»), ведь зло, как сказано, это лучшая сила человека, любовь равна убиванию, а главный герой Вальдемар – вообще всем сверхлюдям сверхчеловек.

«Золотые дожди» проливаются на читателя из заумно-заоблачных далей Ницше. Машина Любви тут – это Машины Желания. И это, кстати, важное свойство книги Бычкова. Как совмещаются постоянно в «Дождях» профанное и сакральное, так и вообще – совмещается здесь крайне многое и, прежде всего, в языке. Многие преображают тут себе тела «так, чтобы Китай буквально лез из-под ногтей» – отсылка как к геополитическому футуризму (Китай диктует моду), так и к киберпанковской телесной трансформации. «Земля, полная кротов Православия» – аллюзия в спектре от внедрённых в советское время в РПЦ агентов КГБ до катакомбного христианства. А аминь тут мигрирует на восток, распадаясь на ам (ом) и инь (а где инь, там и ян, как в тайском супе «том ям»). Бычковский литературный стиль исполнен переливов смыслов, он то вычурный, то простой. Хотя, конечно же, не простой. Семантический эквивалент языка, как отмечают некоторые критики, крайне высок, он рвёт ткань привычного обыденного нарратива. С ним тут вообще обходятся предельно жёстко – примерно как с героями, которых подвергают пыткам, BDSM-содомированию и бандаж-связыванию на манер японского сибари. На руинах метафизических смыслов расцветает словотворчество, которое в итоге оборачивается антиязыком. Но его пытаются обрести как голубое сало у Сорокина. Из него же в эзотерических алхимических ретортах вызревает, как ни трудно догадаться, то, что было раньше изначального Слова и примордиальнее его – тишина. И Ничто.

Постскриптум. Швейцарский теолог-иезуит кардинал Ханс Урс фон Бальтазар писал о плене ограниченности: «Как и любое другое существо, человек рождается в плену: душа, тело, мысли, одежда – у всего этого есть свои границы, и всё это само по себе тоже служит границей. Всё, что нас окружает, делится на некое «то» и некое «это»; они отделены друг от друга и друг с другом не сочетаются». Гештальт-терапевт Андрей Бычков с мучительными потугами освобождается от этого плена и переходит в победоносное наступление. Марш-броском пробегает по минному полю конвенционального, разбивает ряды жанров, штурмует редуты экзистенционального… Хорошо сказано, а? А могу и ещё лучше: сегодня все границы стали прозрачнее, и трансгрессия – прохождение ранее непреодолимых барьеров – теперь даже не одна из практик, а часть реальности. Вдруг оказалось, что все мы, по автору, живём в «двойном» мире. Так что нонконформизм уже в «теле Системы», хочет Она того или нет. Мы часть Её бессознательного. Трансгрессивный прорыв в трансцендентное с аннигиляцией текстовых посланий на пятачке небольшого романа автором успешно совершён. Но оттуда нам не доходят никаких вестей. И не должно доходить. Разве что на индивидуальном приёме у гештальт-терапевта. Или того похуже – привязанным к койке.

 


 

НАПЬЮСЬ ИЗ ДОНУ,

ИЛИ КОПЬЁ МОЁ СЛОМИТСЯ…

 

17В издательстве «Лика» вышла книга Олега Мраморнова и Юрия Сухарева «Излучина». Оба автора с Дона, а сам сборник составлен из их произведений о донском казачестве. Тематическое единство не мешает жанровому разнообразию. В книгу включены и историко-литературные очерки, и воспоминания, и краеведческие этюды, и размышления, и бытовые зарисовки. Мраморнов, в частности, напоминает нам о замечательном донском поэте Николае Туроверове. Судьба его драматична, но его поэзии обеспечено долгое и пронзительное звучание. А вот очерк о весне 18-го года в Усть-Медведицком округе. Действия повстанцев из «Тихого Дона» разворачивались близко. Мраморнов пишет об уроженце здешнего края командарме Филиппе Миронове, тоже трагической фигуре той поры. Есть в сборнике статьи о Фёдоре Крюкове, о священнике Романе Кумове, о поэте Николае Келине, о многих других, сгоревших в пожаре Гражданской войны.

Юрий Сухарев знакомит читателя с героями 30-х – 40-х годов. А то удаляется в далёкие 18 и 19 века. Или возвращается в наши дни. Ему же принадлежит и прелюбопытнейший очерк-исследование «Первые летописные упоминания о казаках». А это уже вообще 15 век. Даже ещё раньше. Широко известно церковное предание о передаче донскими казаками Дмитрию Донскому после Куликовской битвы своих святынь. Там казаки описаны как малоизвестный на Руси «народ христианский, воинского чина» живущий где-то на Дону, имеющий там «города», в которых он хранит свои чудотворные иконы.

Постскриптум. В Доне много потаённого. Вот почему князь Игорь в «Слове…» пробирается с полком к Дону Великому, как к заветной, хотя и не вполне ясной нам цели? А почему Пушкин в последний год своей жизни – 1836-й – занимаясь толкованием «Слова о полку Игореве», в одном из замечаний написал: «Или сломится копьё моё, или напьюсь из Дону»?


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.