«АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА» НА РУССКОМ ФОНЕ
№ 2015 / 25, 09.07.2015
Знакомьтесь: автор книги «В поисках «Американской мечты» – Стивен Лаперуз – независимый американский учёный, эссеист, основатель открытого лекционного форума в Москве English Language Evenins (ELE).
Независимый – одно из главных качеств в характеристике этого философа-публициста.
До какого-то промыслительного виража, рубежа – типичная биография американского юноши из респектабельной семьи: Университетская Военная Школа (1971 г.); Новый Колледж при Алабамском Университете (1977 г.) …
Мировоззрение формируется в соответствии с американским «символом веры», провозглашённым третьим президентом США Томасом Джефферсоном (годы правления 1801–1809) в Декларации независимости, принятой 4 июля 1776 года.
С тех пор и по сей день она исповедуется гражданами Америки как цель и смысл жизни. Стивен Лаперуз анализирует её воспитательное горнило, вспоминая свои и сверстников юношеские годы.
Итак, в чём смысл американского «символа веры», по Джефферсону?
В Декларации раз и навсегда сказано: «Люди созданы равными и наделены их Творцом определёнными неотчуждаемыми правами: жизнь, свобода и стремление к счастью». В этом основополагающем документе заложен позитивный демократический смысл. Он рассматривался как вызов феодальному строю: вместо власти королей – предполагалась власть народа; вместо сословных привилегий – равенство всех граждан в правах; вместо монархии – республика. «Чего же боле?» Казалось бы, «вашими устами да мёд пить». Но до «пития мёда» дело не дошло.
«Отец американской демократии» Томас Джефферсон подложил под Декларацию «философскую мину». Он провозглашал, что естественный физический мир можно познать только опытным путём и чистым разумом. Любое притязание на «ОБЛАСТЬ ДУХОВ», считал он, – непознаваемая фантазия, если не умышленная фальсификация.
Отсюда – идеология: всепоглощающий прагматизм в так называемом «стремлении к счастью». Если в среде первых колонистов «американская мечта» ещё включала «высокие материи» – богословие, религию как поиски истины, то, цитирую, «к началу двадцатого века американские университеты… исключили из научного оборота такие древние и классические гуманистические понятия, как любовь, вера, надежда, сочувствие, духовность, религиозность, верность – то есть всё то, что может хоть как-то помочь молодым людям обрести ориентиры и жизненную философию».
Изначальная идея «Американской мечты» пережила «преждевременную старость» и деградировала. В эссе «Доллары побеждают и Данте, и Дарвина» Лаперуз перечисляет ассортимент нет, не идей, а удовольствий, которые давно стали целью достижения и смыслом жизни. «Материальный мир и «тысяча природных удовольствий» – комфортабельные дома, автомобили и вечеринки, предметы роскоши, счастливая семейная жизнь и прочное общественное положение, занятия спортом и отдых на природе» – это и стало «Американской мечтой». «Эмоциональные и физические наслаждения этого мира были для нас гораздо более реальными и важными, чем мировая история или философские идеи». «Мы хотели быть богатыми, очень богатыми и при этом наслаждаться своим богатством».
«Мы» – это поколение американцев, чьи студенческие годы пришлись на 70-е прошлого века. Но и в начале двадцать первого приоритеты не изменились. Это то же самое «стремление к счастью» и «свобода» в способах его достижения, которые прокламировал Джефферсон.
«Способ достижения» – это когда каждый сам за себя. «Прекрати думать!» – девиз «простого американца». Только ли «девиз»? Не часть ли слагаемых американского менталитета, главный принцип которого, по слову С. Лаперуза, «сотворим Бога по нашему образу и подобию»? В этом лозунге что-нибудь новое? А не припомнить ли нам библейские времена Моисея, когда племя иудеев соорудило «золотого тельца», который и стал для них «богом».
Только ли тогда? И только ли для них?
В 1779 году в Америке был принят «Билль о религиозной свободе», автором которого тоже был Джефферсон. Справедлива и правомерна его основа: право каждого на любое вероисповедание. Категорический запрет на принуждение принять ту или иную форму веры или подвергать верующего преследованию.
Но вот во что выродился «плюрализм» конфессий, по наблюдениям Стивена Лаперуза, сделанным во время жизни в Калифорнии в течение двадцати лет. «Не существует никаких обязательных догм… некоторые ищут и меняют «религию» – как меняют одежду, машину или квартиру». На вас не обратят внимания, и не только потому, что религия – ваше частное дело. А потому что «считается нормальным, если никто не спрашивает «о личных убеждениях» своих знакомых и даже «друзей». Когда люди не читают общих книг и не знакомы с общей системой исторических, культурных, религиозных и философских идей – почти невозможно разговаривать даже на бытовом уровне, а уж тем более помышлять о духовном или интеллектуальном общении».
Индивидуализм – точка отсчёта национального характера американцев. Человек отвечает только за свою жизнь. Отсекается всё, что не устраивает «частную личность». Этот принцип в глобальной политике Америки простирается планетарно. Отсекается всё, что не устраивает Штаты в их геополитических претензиях. Автор книги приводит выдержки из телевизионного обращения к нации – президента Клинтона, 29 ноября 1995 года. Объясняя использование американских солдат для миротворческой (?!) миссии в бывшей Югославии, президент заявил:
«С момента зарождения нашей нации Америка была не просто страной проживания. Америка стала воплощением той идеи, которая превратилась в идеал для миллиардов людей во всём мире. Лучше всего об этом сказали наши основатели: Америка – это жизнь, свобода и стремление к счастью».
На фоне сегодняшней геополитики США велеречивый апломб президента звучит как зловещая пародия.
Внутреннее содержание человека непременно проявляется во внешнем его облике. Логически оправдано эссе Лаперуза «Что скрыто за «Американской улыбкой»?» Давно популярен в мире термин «Голливудская улыбка», ставший нарицательным. Примерно со второй половины ХХ века «улыбка» эта стала в Америке повсеместна и выглядит как часть «национального достояния». Автор книги называет её «Американской маской», которая часто скрывает истинную сущность человека. Дежурная улыбка подобна будничному банальному ответу: «У меня всё в порядке».
Человек может испытывать душевные страдания, но на вопрос «Как дела?» он неизменно отвечает: «Прекрасно!» И улыбается чуть ли не во все тридцать два зуба, готовые укусить, если кто-то посмеет поинтересоваться его «частной жизнью». «Именно в этом, – пишет Стивен, – проявляется социальное и культурное влияние индивидуализма».
Но что же произошло с самим автором книги, который, как он сам признаётся, – дошёл до того, что стал интересоваться философией? И – добавлю – обрёл полную независимость взглядов. Помогло ли ему вырваться из плена «Американской мечты» обучение по индивидуальной программе Антиохского Колледжа, в котором преподавалась «школа человеческих отношений», или обучение в Германии и Швейцарии,– так или иначе – философское наследие мыслителей разных стран и эпох – стало для Стивена базой и инструментом в познании мировой культуры. И – в определении своего образа жизни.
Из многообразия имён учёных и размышлений об их концепциях, упоминаемых Стивеном, я бы выделила главные, которые исповедует сам автор. Это, прежде всего, Данте и его «Божественная комедия».
Цитирую. «В наивысшей точке своего долгого (виртуального) путешествия Данте пережил опыт самого полного единения с Богом, которое только возможно для человека, сотворённого по божественному образу и подобию».
Лаперуз ставит рядом миропонимание Рудольфа Штейнера и св. Серафима Саровского. Для обоих (как и для автора книги) ДУХОВНЫЙ КОСМОС – основополагающий элемент жизни, мировоззрения и космологии. Так, австрийский философ Штейнер, переживший в 1899 году внутреннюю встречу с духовной сущностью Христа, считал, что Существо Христа является центральным для всех религий, хоть в каждой оно и называется по-своему.
Личность святого Серафима Саровского, считавшего, что человек – «Дитя Божие» – сердцем прозревает небесный Свет, – была для единомысленного с ним Лаперуза – своеобразным «мостом» к русской духовности.
«Наша задача, – делает вывод автор, – не в «стремлении к счастью», а в преображении через сердце или ум. Джефферсон же определил наш (американский) удел как духовную слепоту».
Что же привело Стивена Лаперуза в Россию? Ответ краток: «Пушкинская площадь, 6 июня 1986 года». Вот описанные им впечатления того дня.
«На площади стояли люди всех типов и возрастов, декламируя стихи перед толпами слушателей. … Что касается русской поэзии, то я знал меньше, чем ничего, поэтому мог только глазеть на людей, произносящих непонятные слова.
Прежде всего, меня поразил их неподдельный энтузиазм … Стихи читали старики, молодые студентки и такие домохозяйки, которые в Америке вряд ли отважились бы выступить публично или выучить наизусть стихотворение. Глядя на их лица, однообразные платья и хозяйственные сумки в руках, трудно было поверить, что эти простые женщины могут так страстно читать стихи. Я ПРОСТО НЕ ВЕРИЛ СВОИМ ГЛАЗАМ – ЭТО БЫЛО НЕПОСТИЖИМО. (выд. автором книги.) … И это Советский Союз? Возможно ли такое?! Да что же это за страна?!! Я был заинтригован и очарован. …Именно здесь, на Пушкинской площади, после нескольких часов, проведённых возле памятника поэту, мои отношения с Россией были установлены раз и навсегда».
В 1994-м году Стивен Лаперуз переезжает в Россию.
– Не разочаровались? – спросил его в 2007-м году корреспондент Би-би-си.
– Нет, – ответил Стивен. – В Америке я мог на неделю вперёд предсказать свою жизнь. Здесь – она может измениться в течение часа. На Западе считается, что вы сами себе должны помогать. Русские – более открыты. Психология россиян мне близка.
Ещё в 1990-м году Лаперуз пишет и издаёт в Америке книгу «К духовному единению Америки и России». Цель – «содействовать взаимопониманию и духовному общению русских и американцев и способствовать «алхимическому» слиянию Американского Рассудка и Русской Души». Что и говорить – цель благая, но вряд ли достижимая в обозримое время, как бы ни заклинать «алхимическое» слияние в «экстазе». Скорее, можно определить жанр этого сочинения как Рыцарскую Утопию.
Но есть внутри книги любопытные параллели о духовных связях некоторых философских течений. Лаперуз видит их в американском трансцендентализме Эмерсона и Торо и славянофильстве И.Киреевского и А.Хомякова. (Трансцендентный – недоступный опытному познанию.)
О Ральфе Уолдо Эмерсоне нужно сказать чуть подробней. В своих книгах «О природе» – 1836 года и «Нравственная философия» – 1860-го писатель настаивает на радикальном изменении прагматического отношения человека к Природе. Цитирую. «Длинный ряд веков и опыта, чему научил он нас в понимании природы и нас самих? … Войны, чума, голод, холера обнаруживают какое-то озлобление в природе, которое, будучи возбуждено преступлениями человека, должно быть искуплено человеческими страданиями». Или: «Повсюду человеческие общества находятся в руках партий, а не людей божественных». Л.Н. Толстой считал Эмерсона «христианским религиозным писателем».
Генри Дэвид Торо – тоже уроженец города Конкорд и друг Эмерсона. Русскому читателю он известен с конца 70-х годов прошлого века, когда в серии «Литературные памятники» издательство «Наука» выпустило в свет его нашумевшую книгу «Уолден, или жизнь в лесу» тиражом сто тысяч экземпляров.
Дэвид Торо не просто проповедовал спасительную необходимость возвращения человека к природе, но не пикников ради. «Неплохо бы,– писал он, – среди внешнего окружения цивилизации пожить простой жизнью…» Он и сам избрал такой способ жизни. «Я жил один в лесу, на расстоянии мили от ближайшего жилья, в доме, который сам построил на берегу Уолденского пруда в Конкорде, в штате Массачусетс, и добывал пропитание исключительно трудом своих рук». Торо уверен, что «большая часть роскоши и многое из так называемого комфорта не только не нужны, но положительно мешают прогрессу человечества. «…Живя в роскоши, ничего не создашь, кроме предметов роскоши, будь то… в литературе или искусстве. …Быть философом – значит не только тонко мыслить или даже основать школу; для этого надо так любить мудрость, чтобы жить по её велениям – в простоте, независимости, великодушии и вере».
Великодушие простиралось на всё живое, что окружало добровольного отшельника. «Я присматривал за дикими животными, поливал бруснику, карликовую вишню, каменное дерево, красную сосну и чёрный вяз, белый виноград и жёлтые фиалки, – а то они, пожалуй, погибли бы в засуху».
Он ощущал себя частью и «гостем природы».
Приемлемо ли это было тогда, тем более сейчас в Америке (и не только в ней), когда люди предпочитают удобства в мегаполисах, раковых опухолях на теле земли? Есть ли последователи у Торо или его теории считают чудачествами наивного простака?
Последователь, на мой взгляд, Стивен Лаперуз, который искал в России «великодушие и веру». Возможно, он нашёл их в трудах Вл. Соловьёва и Павла Флоренского о Софии Премудрости Божией, в толковании подвижника Спасо-Елеазаровской обители Филофея (1465–1542), выдвинувшего грандиозный, промыслительный тезис «Москва – Третий Рим», в сочинениях Фёдора Достоевского, в открытости и жертвенности русской души… «В русской душе, – пишет Лаперуз, – заложена простая и насущная потребность поделиться мыслями, чувствами и опытом с другими людьми, а также потребность общения с природой, музыкой, искусством, Богом. В этом её фундаментальное отличие от американской психологии…»
Знаменательно, что на первых страницах своей книги С.Лаперуз, понимая глобальную оккупацию мира прагматической и бездуховной «Американской мечтой», писал о том, что «мечту» эту, даже в её первоначальном, исходном варианте, нельзя считать «превосходной заменой «Русской идеи» или её естественным эквивалентом». Он подтверждает эту мысль провиденциальным высказыванием русского философа Николая Бердяева в 1948 году.
«Можно себе представить необычайный рост экономической и политической мощи России и возникновение нового типа цивилизации американского типа, с преобладанием техники и с поглощённостью земными благами, которого не было в прошлом русского народа.
Но воля наша должна быть направлена на созидание иного будущего, в котором будет разрешена справедливо социальная проблема, но и обнаружит себя религиозное призвание русского народа и русский народ останется верен своей духовной природе».
«Останется» ли? – Вот вопрос, тревожащий американца Лаперуза. Всё чаще и всё грознее проступают эти сомнения на страницах его книги. Наблюдая, в основном, столичные приметы «разложения» русского духа, автор часто принимает «внешнее» за «внутреннее». «Когда видишь, что простые русские, как в большинстве стран мира, читают в журналах о сплетнях, личной жизни и мировоззрении так называемых «суперзвёзд» – ещё раз убеждаешься, как же пассивно живут простые, средние мужчины и женщины, и насколько же их жизнь определяется внешними силами (рекламой, популярной культурой, телевидением и др.)
Когда русские носят майки с названиями американских городов, спортивных команд или гигантских международных корпораций («Адидас», «Рибок»), словно превращаясь в бесплатную ходячую рекламу – перед нами человек в его вненациональном и внекультурном проявлении». И далее – серьёзные укоризны в «духовном сне» и «пассивности» русского народа: «массовая любовь к Сталину, проявившаяся на его похоронах»; «пассивность москвичей во время переворота 1991 года».
Все эти доводы поверхностны. Россию нельзя понять, основываясь только на расхожих ныне московских впечатлениях и кухонных пересудах. За границами Москвы – огромная страна, да, с множеством проблем, в том числе, и духовных, и экономических, и политических. И «искать» духовный и творческий потенциал России следовало бы в бесчисленных провинциях, в «глубинке». Но это бы мог сделать человек, владеющий русской речью и желанием понять сущность национальных интересов, а, следовательно, и характера на срезах жизни разных регионов. Образцом для меня в этом смысле был Антон Павлович Чехов, в чьём творчестве и подвижнической жизни мне видится ЖИТИЕ ВСЕЯ РОССИИ.
Недавно Стивен Лаперуз покинул Россию. Отправился в американский город Конкорд, к великим теням Эмерсона и Торо. Найдёт ли он там что-нибудь, кроме «теней»? Хотелось бы пожелать, чтобы нашёл …
Книга «В поисках «Американской мечты» тем не менее – значительное и актуальное явление, особенно на фоне противостояния двух держав. Хорошо, если бы она стала «настольной» для каждого американца и пробудила бы его от амбициозного «духовного сна», которое грозит перейти в стабильно «летаргический».
Свой очерк хочу завершить вневременным стихотворным посланием Ф.И. Тютчева, адресованным всем, кто пытается осмыслить исторический и духовный феномен России.
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней – особенная стать –
В Россию можно только верить.
Алина ЧАДАЕВА
Стивен Лаперуз. В поисках «Американской мечты». – М: Буки-Веди, 2015.
Добавить комментарий