САМОУЧИТЕЛЬ ПО ТЕОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ ДЛЯ ГОЛОСА БЕЗ ОРКЕСТРА

№ 2016 / 31, 05.08.2016

Памяти Новеллы Матвеевой

 

 

Здесь (см. заглавие) лучше, чем в справочниках и пособиях – Г.Поспелов ли, Л.Тимофеев, А.Квятковский – обозначена разница между фабулой и сюжетом.

Фабула, собственно, и совсем отсутствует, она вынесена прочь, её просто нет, а сюжет – и сложен, и напряжён, пронизан драматическим ожиданием.

Ехал солдат лесом, ехал долго, притомился. А тут навстречу бабка, глупая как пень, которая говорит: молодая жена солдата ему неверна. Солдат побледнел, зашатался, стал за- ряжать ружьё, чтобы убить неверницу (наперекор традициям пушкинской документальной прозы).

После едет он полем, а навстречу дед, который его успокаивает: бабка вздор молола, верна, верна солдату молодая жена. Солдат повеселел, стал разряжать своё ружьё (вопреки всем заветам чеховской драматургии).

Так, пока он ехал,

Пока подъезжал, –

Заряжал его, разряжал его,

Разряжал его, заряжал его

И как быть – не знал!

Автор иронизирует, хоть и не насмешлив. Над чем смеяться. Над фантомами? Чего бояться. Фантомов? Занятие сколь глупое, столь недостойное. Это биржи на ожидании то роняют, то поднимают индексы после самых пустых заявлений (ведут разработки по высасыванию энергии из пальцев) и ещё более пустяшных событий (у премьер-министра замуж выходит племянница). Впрочем, драмы и даже трагедии происходят отсюда нешуточные.

Как бы там ни было, слова всегда неточны, верна звучащая интонация.

Ночь напечатала прописью

Чьи-то на глине следы.

Так естественно это произнесено, что слушатель пропускает неточность. Напечатать можно курсивом, а прописью – пишут, сначала в школе, отрабатывая твёрдость почерка, затем, если повезёт, в ведомости или договоре (отсюда и устойчивое словосочетание «сумма прописью»). Но сказано так, что грех придираться, и пусть существует. Предположим, что и напе- чатано, и прописью, ибо это факсимиле, как любые следы: заячий младший полуустав, лисья скоропись, когда лиска идёт карьером, медвежья вязь.

Сомнителен – на словах – и другой куплет.

По дороге позабыли:

Кто украл, а кто украден.

И одна попона пыли

На коне и конокраде.

Не могут конь и хозяин укрываться одной попоной сразу, только попеременно, в очередь. Выручает интонация, подправляет и уточняет смысл.

Так живут одной семьёю,

Как хорошие соседи,

Люди, кони и медведи.

Что ж, так и жили в общежитиях и коммуналках, продираясь сквозь скандалы, размолвки, объединяясь на праздниках и в беде.

И автор прекрасно понимал, что держится всё на интонации, и песня продолжается, «словам вопреки».

Когда же оставались только слова, без голоса, без интонации, выстроенной на звуке, слова делались игрушечными, чудесными, и неживыми. Вот, хотя бы, образ из стихов: обезьянки промелькнули, будто посыпались кофейные зёрна. Красиво и совсем ни к чему. И совсем ни к чему эти поэмы, эти сонеты, мудрые, нравоучительные, но вне голоса.

И понятней, чем в специальных пособиях и справочниках, присутствие голоса – узнаваемый тембр, своя тональность – обозначало разницу между стихами и песней. А интонация, способ произнесения слов (которые в песне совсем не глав- ные, зато обязательные, если интонацией оживлены), указывали разницу между песней и песней авторской.

Другой ни за что, никогда эти песни спеть бы не смог. Вернее, они превратились бы просто в песни, теряя особенность жанра, привязку к голосу, конкретному человеку. И никакая Е.Камбурова, изображая лирический прилив, не могла это имитировать, потому именно, что – никакая.

…Из-за ветвей следить любила в детстве я,

Как человек шагал на каланче…

Не то чтобы ему хотелось бедствия,

Но он грустил – о чём-то вообще…

 

Спала в пыли дороженька широкая,

Набат на башне каменно молчал…

А между тем горело очень многое,

Но этого никто не замечал.

Разве сможет кто-то спеть эти слова, кроме самой Новеллы Матвеевой?

Впрочем, теперь уже совсем никто и совсем никогда.

 

Иван ОСИПОВ