Арслан ХАСАВОВ. О КУМЫКАХ (На конкурс «Расскажу о своём народе»)

№ 2016 / 45, 22.12.2016

Когда главный редактор «Литературной России» Вячеслав Огрызко позвонил мне с предложением написать эссе о кумыках, я задумался. Справочной информацией переполнены словари и энциклопедии. При этом, желающим узнать что-то об истории, численности, местах расселения любого народа необязательно лезть и в них. Всё это доступно, что называется, в два клика в сети Интернет. Что я могу добавить к этому?

«Рассказывать о своём народе сложно – всегда рискуешь что-то упустить, либо преувеличить», – пишет в своей знаменитой книге «Полынь половецкого поля» фолк-историк и, пожалуй, самый известный российский кумык Мурад Аджи. Опасность, кроме того, кроется ещё и в том, что говорить о своём народе (особенно если он малый, а ты готовишь не историческое исследование) принято максимально возвышенно и экспрессивно. Недостаток патетики в данном случае может быть воспринят сородичами как невежество, отход от корней или даже предательство.

Выход один – вслед за уже упомянутым Аджи – рассказать максимально личную историю – об ещё одном кумыке, плохом ли, хорошем ли – о самом себе.

 

Едва сняв верхнюю одежду, я прохожу в родительскую спальню. Открываю стеклянные створки книжного шкафа и не без труда нахожу книгу, которую искал. Попутно вытягиваю и один из ящиков стола – там в хаотичном порядке разложены фотоальбомы – «привет» из доцифровой эпохи. Выкладываю несколько из них на успевшую подёрнуться снежной плёнкой пыли горизонталь стола и, усевшись в кресло, открываю один из них.

 

* * *

Наш род ведёт своё начало из селения Брагуны, расположенного на полуострове между мощной Сунжой и буйным Тереком, в Гудермесском районе Чечни. Именно отсюда отец, будучи тогда моложе меня, сперва отправился в армию, а затем и в спецшколу МВД СССР в Киеве, чтобы в конце концов осесть в столице ныне одной из самых закрытых стран мира – Туркменистана. Все эти годы он обрастал семьёй – женился на девушке из Гудермеса, давшей жизнь моей старшей сестре, а потом и мне.

Пытаюсь вспомнить, когда конкретно я узнал, что я кумык и не нахожу яркого, единственного точного воспоминания. Родители, хотя мы и жили за тысячи километров от Кавказа, создали в нашей семье особую атмосферу – мы общались на родном языке, регулярно, даже в годы войны, ездили навещать родственников. По сути, кровные узы никогда не обрывались – я с самого детства знал своих дядь и тёть, двоюродных и троюродных братьев и сестёр, а географические границы никогда не вырастали на пути к осознанию своей национальной идентичности. Прекрасно помню, что в моём ашхабадском детстве моя «кумыкскость» воспринималась как особый дар небес, приключение, альтернативная реальность. Когда одноклассники разъезжались в близлежавшие сёла и аулы, меня ждал целый мир – далёкий и по-своему завершённый.

Благодаря такому подходу моих родителей, я хорошо помню уже ушедшую от нас бабушку – Мамов, созваниваюсь и с маминой мамой. Традиция этих поездок не оборвалась с годами и теперь, пусть не так часто, но уже я сам регулярно наведываюсь в родное село. Застал, к слову, я и отцовский дом, позднее разрушенный разливом Терека. Одноэтажное деревянное строение, окрашенное в синий – с рядами мелких подслеповатых окон.

«В этой комнате заезжий стоматолог вырывал мне зуб», – как-то рассказывал мне папа, указывая на небольшое помещение слева от входа.

Была во дворе и глиняная печь, в ней Мамов пекла хлеб и, тяжело опираясь на палку, подходя к столу под навесом, ломала его, ещё дымящийся, морщинистыми руками. Перед самой смертью, говорят, вспоминала меня, распоряжалась купить мне на базаре тарашку, и, без слёз не вспомнишь, уже незрячая, рассказывала, где именно нужно искать лучшую.

Что может значить нация сегодня?! Играет ли она в эпоху глобализации и всеобщей универсализации хоть какую-нибудь роль?! Вымирают языки и народы, их человеческие осколки, смешавшись или ассимилировавшись, создают нечто новое – часто с неясными или даже эфемерными контурами.

Религия, и это важно дополнительно проговорить, также призывает уважать, но не зацикливаться на национальной принадлежности, являющейся вторичной относительно религиозного братства.

По моим наблюдениям, отношение к собственной нации меняется в человеке с годами. В молодости, живущей другими заботами, естественное и вроде как необязательное, с годами поиск и изучение корней становится едва ли не навязчивой идеей. Углубление имеющихся связей, исследовательская и в меру сил и возможностей просветительская деятельность становятся устойчивой платформой и фундаментом, на котором позднее размещаются, и в контекст которых вводятся, все взлёты и падения прошлого.

Я ярко помню открытие моим отцом творчества Мурада Аджи. Имевшийся у него и до того интерес, скорее интуитивное ощущение необходимости поддержания связи со своим народом и землёй, вдруг получили своё чёткое, как ему показалось, обоснование. Он стал штудировать одну книгу указанного автора за другой, читал что-то вслух, желая разделить с близкими радость первого открытия. Появившиеся в нашем ещё ашхабадском доме затёртые томики старинных словарей и мемуаров свидетелей Кавказской войны, сменились книгами с часто эмоциональными и безапелляционными суждениями нашего современника.

Позднее в нашем доме появились и гораздо более серьёзные с точки зрения соответствия принципам исторической науки работы Камиля Алиева – подлинного подвижника в части изучения нашего народа.

Я вижусь с сотнями, если не тысячами, людей и со всеми так или иначе нахожу общий язык. Среди тех, с кем меня сводит судьба, нередко бывают и кумыки, и, странно в этом признаваться, я всегда испытываю по отношению к ним особое душевное тепло. Что-то непонятное или пока ещё неосознанное словно бы просыпается во мне. По каким-то пока неведомым мне причинам я начинаю испытывать ответственность пусть даже за малознакомого человека. При этом, как видно, я далёк от идеализации кого бы то ни было.

 

* * *

Я листаю книгу. В ней не только текст, но и иллюстрации археологических находок, фотографии гор и равнин, портреты великих предшественников в национальных одеждах. Снова возвращаюсь к фотоальбому. За каждым снимком всплывает своя собственная история.

За широким окном, выходящим на один из московских проспектов, постепенно темнеет. В какой-то момент в комнату с шумом врывается Амир – мой племянник, и тут же энергично повиснув на мне, предлагает выпить чаю.

Он тоже уже знает, что он кумык и даже сносно говорит на родном языке. Пригодится ли ему это знание и как он его использует в будущем – вопрос пока открытый.

 

---

Арслан Хасавов родился в 1988 году. Окончил историческое отделение Института стран Азии и Африки МГУ и магистратуру Высшей школы экономики. Автор повести «Смысл», сборника эссе «Отвоёвывать пространство», других книг.