Алхимия «звёздной болезни»
Нетипичное исследование жизни и природы творчества поэта Михаила Анищенко-Шелехметского
№ 2022 / 13, 08.04.2022, автор: Владимир КЛИМЕНКО (г. Самара)
Из справки, опубликованной на сайте Самарской писательской организации Союза писателей России:
«Анищенко. Родился 9 ноября 1950 года. Служил в армии. Работал корреспондентом многотиражных и областных газет, ответственным секретарём областной газеты «Молодёжная волна», сотрудником пресс-службы Самарской городской администрации. Окончил Литературный институт… Лауреат Всесоюзной литературной премии имени Николая Островского. Поэт. Член Союза писателей России с 1997 года.
Произведения: Что за горами: Стихи. – Куйбышев: Кн. изд., 1981; Не ровен час: Стихи. – Куйбышев: Кн. изд., 1989; От тебя это было: Стихи. – Самарское отд. Литфонда России, 2001; Тебя ещё нет, меня уже нет: Стихи. – Самарское отд. Литфонда России, 2001; Квадрат тумана, роман. – Самара: Русское эхо, 2008; Поющая половица: Стихи. – Самара: Офорт, 2008; Образ: Стихи. – М.: Прогресс-Плеяда, 2008»
Это моя первая большая публикация об известном самарском поэте Михаиле Анищенко после его безвременного ухода из жизни в 2012 году. Признаюсь, много лет сомневался – писать или не писать, печатать или не печатать написанное, пережитое. Почитав же «художественную» автобиографию из-под пера Михаила, в коей в своих несчастиях он винит в основном всех, кроме себя, а также посмертные слезливые, далёкие от реальности сочинения поклонников и поклонниц поэта, я всё же решился.
Горькая правда лучше, чем сладкая ложь!
Я мало чего знал о Михаиле в 70-х годах прошлого века, потому что у каждого из нас по жизни была своя колея. По мере вхождения в журналистскую и писательскую среду в начале 80-х годов (я тогда служил в милиции), всё чаще слышал о нём разноречивые отклики от коллег по журналистскому ремеслу и представителей известного в Куйбышеве литературного объединения «Молодая Волга», которым руководил поэт Анатолий Ардатов. Михаил Анищенко, парень из рабочей семьи, сам рабочий одного из машиностроительных предприятий Куйбышева, входил в пятёрку лучших стихотворцев этого объединения. Его стихи публиковались в местном поэтическом альманахе и областной прессе. Многие признавали его поэтическое дарование, но отмечали вспыльчивый, скандальный характер, драчливость…
Должен признаться, что лично я от куйбышевского-самарского «литературного цеха» всегда держался подальше, поскольку от его ремесленников за версту разило зловонным перегаром спиртного, болезненным самолюбием, высокомерием и лицемерием. Мне достаточно было общения с отдельными более-менее трезвыми поэтами, писателями, обладавшими здравым умом, талантом и тактом. Справедливости ради следует сказать, что не менее зловонной (в прямом и переносном смысле) была и остаётся куйбышевская-самарская журналистская среда, но в ней всё же ощущалась относительная дисциплина и даже ответственность за написанное и опубликованное – ремесло обязывает.
К сему добавлю, что многие типажи обоих цехов достойны пера сатириков, особенно те, кто с какой-то собачьей преданностью обслуживали власти предержащих, пристроившись в партийной, советской и профсоюзной прессе, радио и телевидении. Такие же сегодня и их последователи, по-собачьи преданно обслуживающие нынешних временщиков, олигархов и криминалитет. Всё тот же и Союз журналистов, находящийся на содержании у заказчиков информационной какофонии, создающей для простолюдинов, обывателей ложную картинку так называемой стабильности в самарской провинции, особенно во время очередной предвыборной кампании.
И Михаилу Анищенко ради заработка довелось «повариться» в этой тоскливой токсичной среде, что не могло не отразиться на его характере, пристрастиях, привычках, мешавших с головой уйти в литературное творчество, к чему он был призван…
В 1977 году Михаил был принят в Литературный институт имени А.М. Горького, через два года в Куйбышеве вышла в свет его первая книга стихов «Что за горами», отмеченная премией ЦК ВЛКСМ имени Николая Островского. После столь стремительного взлёта поэт попадает в круговорот событий, обстоятельств, отношений, спровоцировавших «звёздную болезнь», сопровождавшуюся душевными порывами, разрывами на фоне известных пагубных привычек. Коллеги по журналистике и местной писательской организации лишь наблюдали за болезненной ломкой поэта, но никому в голову не приходило остановить его от падения. Наоборот, литературные и журналистские цеховики, среди которых было немало завистников, собутыльников, поклонников и поклонниц – наливали и наливали… По этой причине «восходящая звезда» самарской поэзии – Михаил Анищенко, невольно оказавшийся в жизненной и творческой колее Николая Рубцова, трижды исключался из Литературного института, который окончил лишь в 1988 году.
В 2001 году Самарским отделением Литературного фонда России тысячным тиражом была издана очередная книга стихов поэта под скорбным названием «Тебя ещё нет, меня уже нет…». В ней чёрным по белому было напечатано вот это откровение:
Хотя б напоследок – у гроба,
Над вечным посевом костей,
Подняться на цыпочки, чтобы
Стать выше проклятых страстей.
Подняться туда, где и должно
Всю жизнь находиться душе.
Но это уже невозможно,
Почти невозможно уже.
В моей памяти остался один «одноактный спектакль», участником которого был и Михаил Анищенко, срежиссированный председателем правления самарской писательской организации Александром Громовым перед его очередными выборами.
(В ту пору Михаил уже расстался со своей семьёй; завёл отношения со странной соседкой по даче; неожиданно бросил работу советника мэра в городской администрации, куда его пристроила влиятельная поклонница; получил немалую отходную сумму денег и перебрался на п.м.ж. в п. Шелехметь, в свой дом, ставший свидетелем угасания поэта на фоне алкогольной зависимости, эпизодических творческих авралов, и много чего ещё, о чём позднее расскажут близкие ему люди, согласившиеся на интервью через несколько лет после смерти поэта).
Спектакль был разыгран в стенах областной библиотеки. На собрание были приглашены и ветераны организации, и послушная союзная молодёжь, особо опекаемая председателем, поскольку она обеспечивала перевес голосов за него в случае непредсказуемого бунта стариков. Эти бунты, как правило, возникали в канун выборов председателя и правления организации, но быстро угасали из-за волевой немощи бунтарей. Самыми заметными «пассионариями» в своё время были поэты Диана Кан и Евгений Семичев, в конечном итоге смирившиеся со всем тем, против чего пытались бороться. Да и авторитет их среди писателей был «подмочен» рядом неадекватных поступков.
На это собрание из шелехметского «логова» явился и Михаил.
Его болезненный вид говорил об очередном запое: худой, помятый, на голове растрёпанные седые волосы, цвет лица серый, взгляд мутный, губы с синевой, руки трясутся… Перед началом собрания начальник писателей, бывший, к слову, комсомольский функционер, сам много лет страдавший от пагубной алкогольной зависимости, для смягчения напряжённости среди предполагаемых революционеров, организовал импровизированную выпивку в одном из закоулков библиотеки.
Как и предполагалось председателем, опьяневшие «инженеры человеческих душ», в том числе и Михаил Анищенко, после возлияния были готовы голосовать за что угодно и за кого угодно. Слово стыд не отражает в полной мере то, что я чувствовал тогда, глядя на этих людей, называющих себя поэтами и писателями.
Верю ли я слову этих стихотворцев и прозаиков? Нет, не верю. Они жили и живут по каким-то двойным, тройным стандартам, вне морали: на словах они одни, в деле – другие, в гражданских проявлениях или непроявлениях – третьи, быстро меняют окрас как хамелеоны, в зависимости от общественно-политической обстановки или окрика очередного хозяина. Вот и сегодня многие поэты и писатели, бывшие комсомольцы и коммунисты, легко перестроились, будто по команде сверху перебежали под крыло РПЦ и стали изображать из себя «глубоко верующих»; кто-то изображает из себя политических деятелей под крылом оппозиционных партий, на самом деле купленных и управляемых «хозяином», «императором».
Да, они освоили ремесло стихосложения, сочинения повестушек и рассказиков, да, начитаны, да, красноречивы, внешне харизматичны. Но многие – нечестны, эгоистичны, лукавы, высокомерны, трусливы, ленивы, алчны, лишены совести и чести в общепринятом понимании этих понятий людьми здравыми, не обременёнными перечисленными качествами «посягающих на вечность».
Складывается впечатление, что существует какая-то особая категория людей с пограничной психикой и расторможенной головой: с одной стороны, одарённых, с другой стороны, страдающих от этого дара, изнуряющего их, доводящего до исступления из-за творческих неудач, признания и непризнания, нездоровой популярности или, напротив, безразличия окружающих.
По мере обретения всякого рода фобий, они начинают играть в мессианство, ожидать от общества особого внимания, всероссийского признания, хотя обществу они по большому счёту «по фигу», «по барабану» «до лампочки», как и властям. И у чиновников Союза писателей до каждого «гения» руки тоже не доходят, слишком их много развелось. Вот и приходится им, незамеченным, недооцененным впадать в печаль, заливать её горькой, искать всякого рода приюты, лазейки хоть к какой-нибудь славе, пусть даже дурной, скандальной. Не миновала эта участь и Михаила Анищенко-Шелехметского, не совладавшего с даром стихотворца, однажды «скромно» изрёкшего:
Прощевай, моя опушка,
Прощевай, тропа в бору!
Ухожу… Но, словно Пушкин,
Весь я тоже не умру.
Я могу назвать фамилии сотен таких сочинителей, в том числе широко известных, «признанных литературной элитой» и различными группами поклонников, с их подачи обласканных и властями. Но это ничего не значит и ни на что не влияет ни в мире литературы, ни в гражданском обществе. Мир литературы и гражданское общество давно существуют параллельно, редко пересекаясь.
За прошедшие тридцать лет литературный цех России так деградировал, что говорить о его влиянии на общество, как это было во времена социалистического СССР, не приходится. Нынешние дипломированные литературы не всегда способны отделять зёрна от плевел, ложь от правды, искусный фальсификат от продукта подлинного искусства, сотворённого талантом светлых одарённых людей, слово которых лечит ум и души читателей. Такие были и есть в России, только их не слышно и не видно, потому что они брезгуют жить и пробиваться к популярности по неписанным правилам литературной богемы, коррумпированных чиновников писательских сообществ и их кураторов от властей. Ведь до какого позора докатились так называемые писательские союзы последние годы – до продажи членских билетов союзов денежным графоманам и прочим бездарным словоблудам!
Почему я так думаю и так пишу?
Потому что свободен от всякого рода союзных, корпоративных, групповых интересов, неприемлемых для меня придуманных кем-то уставов, правил и обязательств. Писатель, поэт, как я разумею, не профессия, не должность, а призвание, предполагающее свободу духа и свободу творчества. Всё остальное зависит от читательского интереса, если, конечно, твои произведения до него дойдут…
Не только я заметил распространённое явление в среде российских как бы интеллектуальных либеральных элит (интеллигенции) – частую смену взглядов, убеждений. При этом оправдывающих свою трусость, приспособленчество и измены цитатами из трудов неких «классиков», «мыслителей», – таких же трусов, изменников и приспособленцев из прошлого.
Вот и Михаил Анищенко в своём стишке www.stihi.ru/2012/04/19/7430 «Добрый Филя. Отчаяние» выплеснул с бодуна из почерневшей от злобы души вот такое:
Тянет гниющей травою из лога,
Дождик косой, как сапожник идёт.
Родина горькая, словно изжога,
Мучит ночами, и спать не даёт.
Жутко на родине, словно на плахе.
Люди мычат только «мэ» или «бэ».
Всюду бандиты, ворьё, олигархи
И берегущая их ФСБ.
Пьяненький Филя кричит за осотом,
Небо, пронзая обломком весла:
«Мне бы командовать натовским флотом,
Чтоб уничтожить империю зла».
Тьма вызревает на гаснущих сводах,
Звёзды над нами светить не хотят.
И на идущих во тьму теплоходах
Иерихонские трубы гудят.
До сих пор не могу понять, как у него язык-то повернулся…
Замечу, что Анищенко был в свои молодые годы убеждённым комсомольцем, но по мере утраты идейных, нравственных ориентиров, способности противостоять жизненным неурядицам, преодолевать препятствия на пути личностного и творческого развития, многократно менял свои взгляды, убеждения, что просматривается в его стихах разных лет. Но свою колею он так и не нашёл, растворился в подражательстве наставнику по Литинституту Юрию Кузнецову и в большей мере – горемычному русскому поэту Николаю Рубцову. Остро ощущаемая им собственная несостоятельность и довела его до душевного расстройства, озлобленности, свалила в чёрный мир религиозных заблуждений, мистики, фальшивого мессианства, свела в могилу.
В каком болезненном раздрае с самим собой, с близкими находился «мистический поэт» Анищено-Шелехметский, насколько зависим был от «зелёного змия», можно судить по его последнему порыву – побегу теперь уже из Шелехмети и Самары. Вместе со своей названной женой Омелией – Татьяной Пашковой – он отправился на ловлю желанной славы в Истру, ближе к московскому литературному бомонду, надеялся, что навсегда.
Я тогда работал в правительственном информационном агентстве «Самара» и в порядке творческой нагрузки вёл «Международный альманах «Литературная губерния», где с 2007 года постоянно публиковал и стихи, и, на мой взгляд, не очень удачные прозаические опыты Михаила, всячески поддерживал его. Я уже знал, что он в Истре, где ему снял квартиру поэт, предприниматель Алексей Ивантер. Михаил как-то позвонил мне на мобильный телефон и, еле ворочая языком, сказал следующее: «Володя, ты мой лучший друг!… Дай денег! Я тут у пивнухи, а у меня ни гроша!»
Друзьями, замечу, мы никогда не были; знакомыми, коллегами – да, но не друзьями. Но суть не в этом. Я ему ответил: «Миша, я в Самаре…» В ответ услышал, мягко говоря, недовольное бурчание. Это был наш последний телефонный разговор.
И раньше он не раз звонил, и не только мне, с заигранной нотой отчаяния говорил, что вот-вот повесится. В это время, судя по всему, «нутро его горело» после вчерашнего загула. Потом он молча выслушивал мои комплименты в его адрес, как бы успокаивался и присылал очередную порцию стихов для публикации, которые называл бредом. Стихи были написаны мастерски, но от них действительно веяло чем-то мрачным, смертельным, свидетельствующим о безысходности и беспросветности, куда поэт загнал себя сам:
Отпущу свои мысли на волю –
И в реке почернеет вода,
И жена от немыслимой боли
Побредёт неизвестно куда.
<…>
И под шорох кладбищенских листьев,
В беспросветной почти полумгле
Ничего я не вспомню о мыслях,
Погубивших меня на земле.
Как Николай Рубцов, смерть в крещенские морозы Миша себе не напророчил. Умирал в конце ноября под Ульяновским спуском у легендарной самарской пивнухи «На дне», на руках подруги Татьяны Пашковой, вернувшись из последнего побега в пресловутую шелехметскую «берлогу»…
Как читатель и человек пишущий, много лет отдавший редакторской работе на литературном сайте, признаюсь, что за годы своих прямых контактов с поэтами и писателями, пришёл к выводу:
от лживого человека – лживые слова;
от больного человека – больные слова;
от честного человека – честные слова.
Несмотря на так называемый «концептуальный подход», придуманный окололитературными теоретиками, отделяющими жизнь человеческого духа поэтов и писателей во всех его ипостасях от их творчества, я, прежде чем читать стихи поэта или рассказы писателя, всегда интересуюсь имеющимися подробностями его реальной жизни. Мне интересна первооснова, природа творчества данного человека, автора, а не заказные слащавые предисловия и авторская «художественная» (придуманная) биография, гримирующая толстым словесным слоем подлинный, нередко жуткий образ сочинителей.
Для меня лично примером высокого литературного творчества советской эпохи, мужской чести и гражданского мужества является всё, что связано с именем русского поэта Николая Алексеевича Заболоцкого.
Примером же ложной героики, домыслов о «всенародной любви», настойчиво навязываемой обществу, незрелой молодёжи известными группами либеральной интеллигенции – всё, что связано с именем лицедея, автора актёрских песен, разного качества поэтических текстов, «вольнодумца» на поводке, алкоголика и наркомана Владимира Семёновича Высоцкого.
А теперь обещанные интервью (большие фрагменты) близких Михаилу Анищенко людей, согласившихся на откровенный разговор (под запись на диктофон) через несколько лет после его ухода из жизни.
Мои вопросы и ответы Дмитрия Вырыпаева, экс-директора ГУ «Международный центр развития культуры Самарской области»:
– Дмитрий, как вы познакомились с Михаилом Анищенко?
– Мы познакомились, наверное, в 2007 году, практически через неделю после публикации в газете «Новые известия» статьи Евгения Евтушенко. Это было достаточно смешно: когда эта статья вышла, все начали бегать, я имею в виду чиновников. Ко мне в гости заглянул тогдашний пресс-секретарь Министерства культуры Илья Чернышов, который сказал, что есть такой поэт, которого Евтушенко невероятно высоко оценивает. Я попросил переслать мне по электронной почте эту статью и стихи. Когда закончился рабочий день, я прочитал статью. Она талантливо была написана и давала представление о Михаиле Анищенко. Потом прочёл стихи и… тут меня, как говорит молодёжь, накрыло. Сильные стихи очень были. Особенно в то время.
Что греха таить: культурой много лет никто не занимался, писателей никто не поддерживал. Они в какое-то подполье ушли и по большому счёту не были доступны широкой публике. Под таким глубоким впечатлением я провёл ночь.
Утром я позвонил Чернышову и попросил его организовать мне встречу с поэтом. Он пообещал это сделать. Я спрашиваю: ему после этой статьи собираются помогать или что? Он отвечает: «А что там помогать. В Союзе писателей сказали, что за полгода до этого издали книжку Анищенко – роман «Квадрат тумана», причём впервые за много лет».
И вот, спустя дней десять, он ко мне пришёл. Начало встречи было очень тяжёлым, потому что Михаил был абсолютно потухший. Он начал говорить, что никому не нужен, мне никто помочь уже не может. Я ему в ответ: ну что, мол, умирать будем прямо здесь и сейчас? Жутко я его этим разозлил, но тем самым и вывел из ситуации безысходности. Он сказал: «Не дождётесь!» Я ему не понравился, что обоснованно: сидит такой мордоворот в дорогом костюме, в неплохом кабинете и пытается ему «помогать». Прямо в клинч мы вошли. И тут я ему предложил традиционный русский жест: водку пьём? Он ответил: «Водку пьём». Я достал бутылку, мы выпили по стакану. Сейчас уже можно говорить, я не госслужащий. Водка может быть ядом, может быть и лекарством. В данном случае она была лекарством. Он расслабился, осмотрел мой кабинет, увидел портрет Президента Путина. Портрет необычный, а из журнала «Таймс» с надписью «Русский царь». Михаил оценил это: «Любите хулиганить?» Я ответил: не без этого. На нашей работе без хулиганства с ума можно сойти. Мы выпили ещё раз, закусили конфетками, лимончик был.
Было часов двенадцать дня. Я, правда, предупредил своих, что у меня беседа и не надо меня дёргать к министру и ещё куда. Спрашиваю: что, плохо так всё? Отвечает: «Плохо. В деревне меня терроризируют, денег нет, писать тяжело, в стране разруха и прочее…» Я говорю: ладно, примем терапевтическую дозу антидепрессанта и прикинем план действий. И накидали некую историю: он более фантазийную, а я практическую. То ли благодаря водке, то ли ещё чему, мы замечательно провели день и вечер, он читал стихи, в кабинет потихоньку собирался народ, который со мной работал. До вечера мы читали, пили, потом женщины развезли нас по домам. Случился праздник свежей неформальной жизни. И самое смешное, он говорит на прощание: вот, мол, мы погуляли, а завтра ты забудешь обо мне.
На следующий день в 10 часов утра я ему звоню: ты дома? Через 10 минут выходи, я за тобой заеду. Он ночевал в квартире своей первой жены. Я за ним заехал. Он признался, что болеет с похмелья. Я купил бутылку коньяка, дыню ташкентскую и поехали ко мне. И там часа за полтора мы конкретизировали, что нам надо делать дальше. Я его отвёз домой. И на третий день после этого я пришёл к министру Ольге Васильевне Рыбаковой по каким-то другим делам, а она меня спрашивает: «Ты, говорят, гулял на днях?». Я говорю: гулял с поэтом, с которым вы все бегали десять дней назад. Он, говорю, реальный поэт. Нас с вами забудут, а его помнить будут. Она: «Ты так думаешь?» Я: «Надо полагать». Она: «Прикинь, чем мы можем помочь…» Она дала добро на издание книги стихов Михаила. По моей просьбе состоялась встреча поэта и министра культуры. Они понравились друг другу. Он уже выглядел иначе – на выходе из депрессии. Книжку «Поющая половица» мы выпустили. В этой же книжке я разместил его опыт художественной биографии. Он получил гонорар за эту книжку.
Жизнь начала поворачиваться к нему передом, у него вырастали крылья. И он, воодушевлённый, поехал на Грушинский фестиваль. Его пригласил Борис Кейльман, чтобы он там почитал стихи. Жил он в вип-городке. Его народ слушал, чем он был доволен.
Мы договорились с организаторами фестиваля о поэтическом вечере Михаила. Должен был быть тендер, но никто заявку не подал, поэтому мы начали готовить вечер сами. Тендер всё ж таки выиграло Агентство Татьяны Ефремовой «Концерт-Самара». Сценарий уже был готов. Вечер планировался в ОДО. Были афиши, больше половины зала было занято. Он жутко волновался, заикался, кашлял. Я ему рюмаху налил, он курил от волнения, но вышел, почитал. Был дуэт, который пел песни на его стихи и другие исполнители, был хороший видеоряд. Это тоже придало ему энергии. О нём стали писать в газетах. Большой хороший материал о нём сделала Татьяна Самойлова для журнала «Перформенс». Была фотосессия, он любил позировать. В журнале «Русское эхо» была опубликована первая часть романа «Квадрат тумана».
Миша говорил мне, что однажды во сне к нему пришёл Шекспир и потребовал, чтобы он написал о нём. Потом Рембо… Прямо так и сказал. Увлекшись Шекспиром, он написал книжку за зиму «Бездна» – вариант названия мой. Министр выделила деньги на издание этой книги. Была презентация «Бездны» в галерее «Новое пространство» при Областной библиотеке. И за эту книгу он получил хороший гонорар. И здесь я ему сказал, что вряд ли смогу чем ещё помочь, потому что меня на госслужбе не будет, с министром отношения изменились не в лучшую сторону. И он заговорил об отъезде в Истру, меня же попросил присмотреть за его домом в Шелехмети.
Несмотря на препятствия, я успел приехать на вокзал и не с пустыми руками. Когда-то в Индии купил мужской перстень «9 планет» из белого золота с девятью драгоценными камнями. Его я и подарил Михаилу на прощание. В Истре у них не сложилось. Алексей Ивантер снял им квартиру, оплачивал её, устроил Татьяну на работу. Обещал устроить Мишу, но не сложилось, в том числе и из-за известной привычки, выбивавшей его из колеи. Он вернулся оттуда потухшим. Ивантер снял ему квартиру в Самаре, на Комсомольской, оплачивал. Поддержало Мишу то, что он стал публиковать стихи на сайте Стихи.ру, где быстро обрёл широкую читательскую аудиторию и был удостоен премии «Народный поэт».
В Михаиле была одна особенность: он очень хотел славы и, на мой взгляд, заслуженно, поскольку был невероятно талантливым человеком. И слава для него была неким инструментом, чтобы его стихи получили большую аудиторию. Одновременно он этой славы ужасно боялся. Вот такая ситуация зажима, которая явно прослеживается в его судьбе.
– Что вам известно о встрече Михаила с Евгением Евтушенко в Москве?
– Я эту историю тоже немножко знаю. Евтушенко пригласил его пожить у себя дома, ещё до Истры, в Переделкино, предоставил ему комнату, питание. Миша помыкался, ему было тесновато, начал искать, где бы выпить, а у Евтушенко алкоголя за столом не было. В результате он где-то напился, что было непозволительно, сам спровоцировал конфликт и от Евтушенко убежал…
– А кто «терроризировал» Михаила в Шелехмети? За что его, якобы, чуть было не убили местные, после чего появилась статья Евтушенко с довольно толстым намёком на традиционную болезнь русских талантливых сочинителей: «Веничка Ерофеев из Самары»?
– Не могу сказать, что терроризировали, убивали…
У них в Шелехмети сложившийся деревенский мир, вполне понятный. А тут близко с этим миром обитает некий персонаж, который никак в него не вписывается. И он там с мужиком, который возглавлял местную самогоночную мафию, вступил в клинч, Мише наваляли. Убивание это носило мифическое, комичное содержание. Получил он за дело. Пить было нельзя. Быстро становился неадекватным. Были у него сильные качели: эйфория-депрессия. Поскольку поэты всё эмоционально сильно переживают, именно в таком состоянии Михаил и позвонил Евтушенко, после чего всё и закрутилось…
– Как вы узнали о смерти Михаила и что было потом?..
– Если коротко, Миша нашёл предлог и сбежал в Шелехметь, там принял немалое количество подаренного ему какой-то поклонницей кедрового бальзама, сосед угостил ещё и водкой. К утру ему стало плохо, он отправился на пристань в Рождествено, оттуда на теплоходе в Самару, под Ульяновский спуск. Здесь у него произошёл сердечный приступ, о чём мне сообщила Татьяна Пашкова, встречавшая его. Врачам «Пироговки» спасти его не удалось. У Тани истерика. Мы её забрали к себе, дали успокаивающее, уложили спать. Позвонил Громову, обсудили организацию похорон. Громов сообщил о случившемся первой жене Михаила Татьяне, она – сыну, дочери в Краснодарский край. Алексей Ивантер помог деньгами. Нашли возможным похоронить его на городском кладбище.
Мои вопросы и ответы Татьяны Пашковой, названной жены Михаила Анищенко:
– Татьяна, расскажите, пожалуйста, немного о себе и о первой встрече с поэтом Михаилом Анищенко в посёлке Шелехметь.
– Я Пашкова Татьяна из рода Румянцевых. Родилась в г. Петропавловск Казахской ССР. Пришло время, моя мама решила переехать в г. Токмак (Киргизия). Там я училась в техникуме на гидрометеоролога. Мама меня не любила за то, что я рыжая в бабушку (говорят, что рыжие – от дьявола). Мама полюбила другого, у них родилась дочь. Я решила уехать в Тольятти, где встретила Володю, который потом стал моим мужем. В 1980 году мы поженились. Здесь родились мои дети, состоялась семья.
В 90-х годах муж хорошо зарабатывал, я в торговле работала. Меня всегда почему-то тянуло в Самару. В 1993 году были семейные трагедии, я пошла молиться в храм, услышала голос Матери Божьей, пошли потоки сильные, и я начала с той поры видеть и слышать…
В Шелехмети мы с мужем Володей купили дом. Мой сын выбрал это место. Он дружил с мальчиком из этого села. Я в это время училась на отделении педагогики и психологии Тольяттинского госуниверситета, но учёбу не закончила, диплом не защищала.
В 2003 году Господь издал Указ, что собираются приближенные или родственные души. 1 мая муж привёз меня в Шелехметь.
У меня была собака Рики (ризеншнауцер), мой охранник. Смотрю, какой-то алкоголик сосед в тельняшке, страшный такой. С другой стороны какой-то парень крутит одно и то же: «Ах, какая женщина…» Куда, думаю, я попала? Но мне очень понравилась природа. За калиткой сразу озеро. Я стала работать с Исидой. Это наша великая Матерь Божия!
Страшным в тельняшке, на первый взгляд, оказался поэт Михаилом Анищенко. Я говорю: «Здравствуйте, Михаил». Потом я его звала Михайлушкой. Он на меня смотрит. А я думаю: «Какой-то больной». Я говорю: «Хотите, я могу вам помочь?» А он отвечает: «А кто вы такая, Татьяна?» Я кое-что ему рассказала о себе, и он стал ко мне приходить. Мой муж, так получилось, не посещал меня месяца три, жила без денег, собаку было нечем кормить. Михайлушка меня подкармливал каждое утро. Запомнился суп с оливками, он называл его змеиным. Он становился ко мне ближе и ближе, стал в меня влюбляться…
Вода в округе была только у меня. Я всем соседям сказала: приходите, берите воду. Михайлушке я разрешила прорезать проход в деревянной оградке, чтобы он ходил за водой, что он и сделал. Когда приехал мой сын и увидел натоптанную тропинку от дома Михайлушки, сказал: «Да он ходит к тебе, потому что влюбился в тебя!». Нет, отвечаю, просто ходит за водой, он хороший человек, поэт, мне книжечку со своими стихами подарил.
Я была счастлива, что могу ему как-то помочь. Предложила ему: давайте, мол, я вас поставлю на свой канал, и вы будете писать, и выше пойдёте. Тут приехала его жена, на меня недоброжелательно посмотрела. Я понимаю… Но у меня никаких мыслей тайных насчёт Михаила не было…
Однажды он говорит: «Мы должны здесь жить и работать вместе». Муж не ревновал меня, у нас с Михайлушкой были отношения как у брата с сестрой. Однажды я приезжаю последним теплоходом, он встречает меня. Я такая нарядная. Он приглашает меня к себе, мы сидим до утра, говорим и говорим. И он мне объясняется в любви, говорит, что очень скучал. Почти месяц меня не было. Он в это время работает с владыками, получает информацию, что должны жить здесь.
Я не знаю, что мне делать. Пропадаю из своей семьи, закрываюсь дома. У Тани, его жены, отпуск, она приехала к Михаилу, но большее внимание он направляет на меня. Тут тьма сработала. Мне не надо было слушать его. Он в это время ещё не был разведён с женой. И мыслей не было таких, что они расстанутся. Но всё-таки я ему поверила и согласилась с тем, что мы должны здесь жить.
Мы встречаемся, начинаем работать, нас объявляют «высшей парой», которая должна работать по всей Самарской области и далее, радугой, должна идти наша работа по всей Земле. И мы, как истинные продолжатели рода Евы и Адама, начали работать на этом уровне. Было очень сложно. Он понимал всё это…
– И как развивались события дальше?..
– Когда мой муж меня потерял, я не знала как себя вести, что мне делать. А тут ещё сплетни по селу пошли про нас с Михайлушкой, дошли они до мужа и до сына. Был ещё негатив от местной бабушки-колдуньи. Муж Володя составил документы на дом, перевёл на меня, приватизировала я сама. Володя не понимал моего поведения. Он хороший человек. Я съездила домой, объяснилась с семьёй, что я всех люблю, но по предназначению свыше я уезжаю из семьи. С мужем мы развелись в 2006 году по его инициативе. С Михайлушкой мы были творческой парой…
Потом я все свои дорогие украшения сдала и дом продала, чтобы нам было на что жить. Мы стали жить в его доме. За мой дом я получила всего 250 тысяч рублей. Продажей занимался риелтор. Он, как выяснилось потом, продал дом за 600 тысяч – обманул нас. Я не стала разбираться…
Жена Михайлушки уже не приезжает, она послала его матом…
Глава Самары Георгий Лиманский продолжает платить ему зарплату. Однажды по зову учителей мы пришли к нему, но он нас не принял, и мы общались с его заместителем Валерием Трояном. Он посмеялся над нами, хотя мы много полезной информации передали ему через Эль Мория и Сен-Жермена, но он не послушал нас. И место главы города будет занято другим человеком.
Лиманский выплачивает ему деньги за то, что Михайлушка, как он говорил, не ходил в отпуска. Я увидела, что у него большая пачка денег. Он прятал их от меня, хитрил. Мы на эти деньги могли бы прожить, а он стал пить. Дал, правда, на бытовую технику. Михаил после этого уволился из городской администрации.
Как-то я гуляла, смотрю – чёрное пятно, какой-то объект был. Потом, когда я его фиолетовым огнём сожгла, он устремился поменять свою траекторию. Я поняла, что тьма работает, что мы под наблюдением. Михаил стал выпивать, ему всё не нравилось, стал капризничать. Я устроилась продавцом в магазин в селе Новинки. Три тысячи я получала. Миша пенсию получал, стало полегче.
Когда к нам приезжали из Англии по поводу Мишиной книги о Шекспире, им сказали: «Да вы что! Он такой алкаш, там такая хибара!» И этих людей вернули назад. А мы готовились. Сделать это могли городские или областные чиновники.
Зимой мы всё украшали в египетском стиле. Мы должны расширять уровни Вселенной. Михайлушка как-то сказал: не буду, дескать, с твоими владыками работать, мне нужны стихи, слава! У него пошёл канал такой, выровнялись блоки негативные. Он по ночам писал, я в 5 часов просыпалась, заменяла его, молилась и шла на работу…
Мишина сестра тоже занималась какими-то практиками, с его сыном Максимом ездила к Саи Бабе в Индию. Максим никаких отношений с отцом не строил…
– И всё же с семьёй он не прерывал отношения?..
– Он уезжал в Самару, Таня его, естественно, принимает, а он мне каждый вечер звонит пьяный, говорит: я тебя люблю, я без тебя жить не могу. Мне позвонили люди, сказали, чтобы я забрала своего любимого, он тут в клумбе валяется, не хочет идти к своей жене. Я приезжаю за ним, он такой лохматый, некрасивый. Забрали его вещи. Едем в ГАЗели, он говорит пассажирам, что он главный поэт России, а эта женщина украла вещи у моей жены. Такой он был.
Он жил так: писал, когда хотел, напивался, продолжалось это неделю и больше. Запойный был, очень много курил. Я просила его не курить, а он говорил, что он лучше пишет, когда курит. У Миши в голове один суицид был: пойду повешусь, упаду с балкона, очень хотел, чтобы его пожалели…
– И вы всё это терпели…
– Я его любила. Я говорила: пойдём, зарегистрируемся, живём уже 10 лет с тобой. А он всегда говорил: «Что ты меня хоронишь?» Идём на Троицкий рынок, он меня дочкой называет, унижает, материт, чтобы все слышали, и гордится этим. Как так?..
Когда напивался, вёл себя неадекватно, грязный, немытый бегал за мною, я его боялась. А потом становился нормальным человеком. Однако моя жизнь была самой лучшей в те почти 10 лет совместной жизни с Михайлушкой, в союзе с Природой. Он не был верующим, говорил, что не видно Бога, почему он не помогает? И всё же его поднимали всё выше и выше. Ему этого хватало.
– Что за вера, которую вы исповедуете?
– Рерихи – мои Учителя. У нас в России 532 точки проявления Бога. Лерианцы дают энергию творчества…
– Правда ли, что его жестоко избили шелехметские хулиганы,
заставляли его «рыть себе могилу в горах»?..
– Михайлушка мне позвонил ночью, меня, говорит, пришли убивать. Я утром приезжаю, его на самом деле избили, но всё было не так, как он описывает, что его возили в горы, рыли могилу…
Сказали, что он ходил подсматривать за женщинами в баню. Михаил был странный человек, скорее всего так и было.
Он винил меня в том, что произошло, стал издеваться надо мною. Когда приезжали его поддержать писатели Громов и Чепурных, он сказал, что выгонит меня. Это было унизительно. После этого он уехал к Тане, а меня бросил. У них хорошие отношения восстанавливались, а потом он опять запил. В это время Дмитрий Муратов в «Новой газете» опубликовал материал о Михайлушке со стихами, на редакцию вышел Евтушенко. Что было дальше вы знаете…
– Татьяна, много легенд появилось об обстоятельствах смерти Михаила. Расскажите, как это случилось.
– Одна женщина прислала ему из Сибири бальзам. В это время мы вернулись из Истры, живём в Самаре, на Комсомольской. Вижу, он засобирался в Шелехметь «поухаживать за цветами». Я прятала его паспорт, который ему был нужен, чтобы получить посылку с бальзамом, но случилось, как случилось. Он уехал в Шелехметь 23 ноября, встретился с местными пьяницами, пили всё, что у них было…
Приплыл Михаил из Рождествено на другой день. Как пил «Фанту», на губах всё засохло, бежал ко мне с рюкзаком, такой страшный, а народу много, ветер холодный был. Он меня начал целовать в губы, обнимать, что первый раз такое было. Я говорю ему, Михайлушка, давай отойдём, так нехорошо. А он начал хвастаться, что он большой поэт, пусть, мол, смотрят! Я уговариваю его: «Михайлушка, ты посмотри, какой ты грязный, падал что ли, пойдём в сторонку. И он взял вот так…»
Как бил меня ни за что. Меня муж никогда не бил. Рука прямо такая жилистая, размахивается, и в этот момент падает на меня, язык у него выпал изо рта.
Я думала, шутит, наверное. Он часто так делал, будто у него с сердцем плохо, а сам притворяется. Смотрю, а он падает. Два парня были рядом, я к ним обратилась за помощью. Они отвели его к скамейке, положили. Он говорить уже не мог.
У меня истерика. Женщина вызвала «скорую помощь», она не едет и не едет.
Я кричу: «Господи, спаси, Господи, спаси!» Позвонила Вырыпаеву Диме первому. Он не приехал. «Скорая» всё-таки приехала. Михайлушку как бомжа бросали в машину. Я им говорю: «Это поэт!» Они отвечают: «Это артист!» Вели себя медики очень грубо. Михаил, конечно, пьяный был…
Он умер в «Пироговке». После этого меня отвезли к Вырыпаеву, я там переночевала. Меня даже на прощание не пригласили в церковь, у гроба сидела бывшая жена. Мне никакого внимания. Меня поддерживал только Денисов Владимир, друг Михайлушки. Мы в храм попали только ночью…
По инициативе его бывшей жены меня выписали из дома в Шелехмети. Так я осталась ни с чем… Все знали, что он не работал, что я продала свой дом, я его одевала, он всегда достойно выглядел. Но так обошлись со мною…
После смерти Михайлушки я поняла, что всё потеряла, что никому не нужна ни тут, ни там. И захотела уйти. Дай, думаю, повешусь. И здесь мне звонок: родной голос Валерия Новоскольцева, я обрадовалась. Он стал возвращать меня к жизни, а я стала поднимать этого человека. Он с Отцом-Создателем работает. А я третья с ними нахожусь…
(«4 ноября 2021 года, на праздник Казанской иконы Божией Матери, на 58-м году жизни скончался поэт, публицист и общественный деятель Валерий Николаевич Новоскольцев», – сообщалось на сайте «Русская народная линия», – В.К.).
Татьяна Анищенко, бывшая жена поэта:
– Миша очень хотел славы. Всегда играл, подражал Рубцову… Однажды, когда я была беременна, захожу в туалет, а он подвешенный, в петле. Я ужасно перепугалась, а он смеётся. Постоянно говорил о смерти, играл этим, смотрел на реакцию.
Он после событий с этой Татьяной возвращался домой, просил прощение за то, что натворил, ругал эту женщину, плакал. Она, мол, зовёт. Такое впечатление, что она обладала гипнозом, постоянно звонила ему. Но он принял её игру, хотел посмотреть, проверить на себе то, о чём она говорила ему, внушала, что они будут влиять на Самару, Вселенную и т.д.
Анатолий, сосед по Шелехмети, сказал потом, что они ничего не пили плохого. Миша попросил купить чистой водки, он купил, выпили. Утром Анатолий пошёл на рыбалку, шторы были у Миши зашторены на окнах, спал. Потом уехал. Видимо, плохо ему было. Как было дальше, я не знала…
***
Думаю, этих подробностей из первых уст вполне достаточно, чтобы осознать суть смертоносной алхимии «звёздной болезни», доведшей поэта Михаила Анищенко до преждевременного ухода из жизни.
Ничего личного. Только правда.
Для В. А. Клименко и для читателей.
Владимир Александрович, искренне приветствую вас! Не сомневаюсь, что всё написанное вами о поэте – правда. Но есть и другая правда: никто из российских поэтов не смог так пронзительно показать, что пережил русский человек после реставрации капитализма в России. Михаил Анищенко – лучший русский поэт начала 21 века (это не только моё мнение). Именно по этой причине я написал семь статей о его поэтическом творчестве. Желающие могут прочитать их в литературных журналах: Сибирь, Великороссъ, Клаузура, Новая Немига литературная, Звонница, Причал, Сибирский Парнас, Нижний Новгород, Северо-Муйские огни и многих других. Пишу об этом не для саморекламы, а чтобы у читателей, не знакомых с творчеством Михаила Анищенко, сложилось объективное представление о поэте.
Валерий Румянцев, г. Сочи.
Анищенко часто не справляется со своей трагедийностью, она слишком натуральна у него, как алмаз без огранки. Присутствие Кузнецова. Очень талантливый Анищенко, таких очень мало, таким и надо помогать, а не устраивать массовки в СП. Талатлива и статья Клименко.
Очень серьезную тему поднял Клименко. Но запутался в трех соснах.
Пора бы уже знать и понимать, что практически ВСЕ творцы художественных ценностей (в особенности – литературных) в быту похожи друг на друга. Заглянув в бытовую жизнь сугубого большинства великих творцов (без преувеличения – великих!) нормальные люди отшатнутся.
Это факт. Конем этого не объедешь.
И сделать с этим ничего нельзя.
Это не только в России так (но в России – особенно).
Отюда вывод: надо научиться разделять БОЖЬЕ и ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ в творце. И смело говорить: да, великий гений отечественной поэзии, но в бытовой жизни – опустившийся алкоголик, изувер, а то и карманный вор. Да, великий гений отечественной прозы, но в бытовой жизни – трус, предатель, приспособленец…
Ярчайший пример – Аркадий Гайдар-Голиков. Замечательный детский писатель, тончайший, нежный… А в бытовой жизни – серийный убийца.
Смело надо говорить об этом! Это единственный путь, в конце которого нас ждет понимание.
Какой все же молодец этот милиционер: запротоколировал одиссею последних лет жизни выдающегося русского поэта! Глядишь, так и в историю русской литературы попадет вместе с Михаилом Анищенко.
А то, что не понял «из какого сора растут стихи, не ведая стыда», так на то он и милиционер! Как писал знаток этой профессии Дм.Пригов:
В буфете Дома Литераторов/
Пьет пиво Милицанер/
Пьет на обычный свой манер/
Не видя даже литераторов…
Благодарю редакцию газеты за публикацию моей статьи.
Комментаторам отвечу словами классика:
“Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспоривай глупца”.
Честь имею.
1. Эту статью В. Клименко сейчас читал после появления комментарий на сайте “ЛР”, откуда впервые узнал, что был такой поэт Михаил Анищенко, практически современник и, как предлагается, гениальный поэт. Казалось бы, что всех известных я знаю.
2. Знаю и читал печатавшихся известных Вал. Сорокина, В. Хатюшина, Л. Котюкова и др. в литжурналах. Гениями их не называли, но премии давали.
3. Из советских поэтов (после ВОВ 1945 года) для меня и друзей-поэтов не гением, а народным поэтом является Н. М. Рубцов, на стихи которого бардами написаны более 160 песен.
4. Наша группа из СПР с 2001 года проводит ежегодный поэтический и лит. конкурс “Звезда полей” и в альманахах опубликовано более 600 (шестьсот) поэтов, десятки из талантливых, но назвать гениями не удалось пока.
5. То, что шестидесятник-лауреат от ЦК КПСС Е. Евтушенко отметил М. Анищенко меня лично насторожило, ведь Е.Евт. лично знал Н. М. Рубцова, но ни разу не написал хвалебной статьи о Народном поэте.
6. Специально посмотрел стихи М.Анищенко в стихи.ру. Рифмой и образностью владел прекрасно.
НО это – Исповедь не признаваемого, жалобы на непонимание, обличение “начальства”, богатая лексика на базе начитанности, интимная лирика (куда ж без неё), поиска истины-философии вне Православия (и Троицы), как духовной основы для русского этноса России.
7. И главное. Света в стихах Михаила Ан. нет. И нет песенности. А это – Первый показатель Народности для признания.
8. Статья В. Клименко содержательна, образ М. Анищенко высвечен в интервью.
В порядке обсуждения
Здесь всё правда. Но это правда для живых.
Для Миши Анищенко это не более чем полуправда…
В свое время я пытался найти недостающую часть, тогда же была написана вещь в жанре нон-фикшн “…И больше – ничего (Всё, что осталось”)… Уверен, что лучшие стихи Миши-Апостола все рано останутся. Знаю это с 1977 года, когда мы вместе однажды поступили в Литинститут. Тогда он был полон надежд. Что-то сбылось, что-то – нет. А то, что были у Мишки свои чёрные дни… Да надо ли так подробно сегодня о них говорить? Может быть, есть смысл обратиться к лучшим Мишкиным стихам, чем к не самым лучшим о нём диктофонным записям?..
С удовольствием поддержу Фёдора (к. № 4), а то из ответа В. Клименко комментаторам так вытанцовывается, будто Фёдор и является классическим глупцом.
Я лично дальше первых двух-трёх абзацев такие статьи не читаю.
А вот присланную в газету Михаилом подборку к своему 60-летию перечитал (“ЛР”, 2011, № 5):
Родина – опасная, как бритва,
Мне грозит сумою и тюрьмой.
Кажется, спасения не видно,
Но чудесен промысел святой!
….Не спасут ни доллары, ни злато
Тех, кто мир насилия лепил.
Вот и всё, наперсники разврата.
Бог вас выдал. Чичиков купил.
………………………………………………………..
…О, да, я нищий, я бесправен.
Но в доме, чистом от греха,
Меня и голод не заставил
Сварить бульон из петуха.
…Враги мои! Вы были правы.
Россия – рай для подлеца…
…………………………………………………….
…Буду я “Невою” ржавой бриться,
Стука ждать, как страшного суда…
Всё, что было, снова повторится,
Скучно жить на свете господа!
…………………………………………………………
…Гибнет моя Россия,
От Костромы до Кушки.
“Радуйся, Дева Мария…” –
В церкви поют старушки. –
Эх, если б только старушки пели в церкви, одни только старушки, это было бы ещё полбеды…
Владимир Клименко написал талантливый биографический очерк о самарском, нет, русском поэте Михаиле Анищенко. Не было бы этого очерка я, наверное, так никогда бы и не узнал о жизни и творчестве земляка-волгаря, ровесника. Спасибо Владимиру Клименко! “Драматическая” линия проходящая через весь текст в финале достигает трагикомической силы (в рассказе Татьяны Пашковой о своей жизни с Михайлушкой). Господи, какие “сюжеты” подбрасывает иногда жизнь! Будут переиздавать, хотя бы на малой родине, стихи Михайлушки, будут о нём знать и другие поколения.
1. Читаю то, что показал некто (поскольку нет его регалий) А. Турчин. М.Анищенко изображает из себя жертву: от чего? от кого? Кто за ним гонится кроме водки с коньяком? И блужданий между “жёнами” и крышей над головой. Цитирую “крылатые” посылы- Заявления М. Ан.:
1.Родина — опасна (???), как бритва ,
Мне грозит сумою и тюрьмой.
2.…Враги мои! Вы были правы.
Россия — рай для подлеца…
Кого это имеет в виду рифмующий?
3.…Буду я «Невою» ржавой бриться,
Стука ждать, как страшного суда…
Что же такого натворил рифмующий? Ждёт ареста?
4.Ничего я не вспомню о мыслях,
Погубивших меня на земле.
Где здесь Логика? “не вспомню…” о мыслях, однако “погубивших…на земле”. Похоже на пьяный бред.
И этого блуждающего “гениального” некоторые комментаторы хотят навязать -для чего? –
Во многом прав “Профессор Преображенский” относительно “непризнанных гениев”.
Не надо Мишу Анищенко в прокрустово ложе укладывать. Я хорошо знал его со времен Литературного института. Он уже тогда жил с занозой в сердце. И, когда ранка кровоточила. боль утолял спиртовой анестезией. Так что ничего нового Владимир Клименко для меня не открыл. После смерти моего товарища я набрался смелости и опубликовал переписку с ним на сайте “Российский писатель” Николая Дорошенко. Жесткую и откровенную. Где никаких измышлений. И эту горькую правду знали практически все его друзья, и не только в Самаре. Почему понадобилось спустя десятилетие выносить ее на свет Владимиру Клименко. Я думаю, из лучших побуждений. Отнюдь не для того, чтобы сорвать покров тайны воздействия его стихов на читателя. Это невозможно. Верные его почитатели таковыми и останутся. Одно меня беспокоит: – куда устремится их жизненная дорога? Желательно выше горизонта.
Русь, Россия часто в его стихах мрачна и не в ладах с болящим сердцем его. Но в пору ясности мысли, которая устремлена из прошлого в будущее из под его пера вырывается глубинное чувство любви к Родине.. Редкое для поэтики Михаила стихотворение: “День победы” Прямое попадание в день сегодняшний с каплями крови, окропляющих русскую землю.
День Победы. Смертная тоска.
Как вагон, Россию отцепили…
Подменили даты и войска,
И героев павших подменили.
–
Мир спасён. Америке – виват!
Для России – водка и корыто.
Что ты плачешь, маленький солдат,
За проклятым Одером зарытый?
–
Возрождайся, память, из обид
Под сияньем воинского флага!
Что Париж, Варшава и Мадрид,
Что весь мир без взятия Рейхстага?
–
Русский дом измазали смолой,
Оплели лукавыми словами.
Встань, солдат, над пеплом и золой,
Посмотри в утраченное нами.
–
Там, вдали, где праведники лбом
Бьются в пол святого каземата,
Спит Земля в сиянье голубом
Под пилоткой русского солдата.
Александру Логинову.
Мне нравится, как вы сказали:
“Русь, Россия часто в его стихах мрачна и не в ладах с болящим сердцем его. Но в пору ясности мысли, которая устремлена из прошлого в будущее из под его пера вырывается глубинное чувство любви к Родине..”… – Хорошо сказали; на мой взгляд – точно определив сущность всякого подлинного художества, того основания, без которого художества (или художничества) не бывает.
Также обстоит дело и с С. Есениным, и с А. Твардовским, и с В. Высоцким… Да даже – с самим Николаем Васильевичем Гоголем, который, как известно, вовсе не был пьяницей и наркоманом, а позиционировал себя как монаха.
Так что нет никаких основания для беспокойства, Александр, согласитесь… – Всё пучком!
“Всё на местах, – как сказано у последнего нашего поэта-пророка, – и жизнь моя, и смерть!”
По мысли и чувству – хорошо, но нет единства образа. Тут и пилотка, и смола, и вагон, и водка, и корыто…
Мешанина какая-то.
Неумелое стихотворение.
Вы что – не видите этого, Александр Логинов?
11
Мы с тобой у Кабанкова встречались…
1. Цитирую “крылатые” строки от М. Анищенко:
“День Победы. Смертная тоска”…
“Для России водка и корыто…”
2. Другие верные строки тонут в общем негативе подачи Дня Победы.
3. На такой текст никакую адекватную музыку не напишешь!.
4. И никакого сравнения с песней “День Победы” Владимира Харитонова, музыка Давида Тухманова.
5. А фронтовая песня “Катюша”, казалось бы не имеющая прямого отношения в Победе, является Народной песней и Сейчас, которая исполняется сербами на митингах в защиту России и Блокирована с 24 февраля с.г. либералами-редакторами ТВ-каналов (пока я не слышал ни на ТВ-1, ни “Россия”, ни на центральном ТВ). За Такое надо снимать с должностей.
Не все стихи на музыку ложатся. А то что Михаил стал народным поэтом по версии “Стихи Ру” не есть истина в последней инстанции. Разговор на эту тему сложен. Да и не здесь в комментариях его зачинать. С песней Харитонова и Тухманова “День Победы” Анищенко мало соотносится. Он про сейчас. Да, негладко, но не выморочно и не по. накатанной Такие стихи не поют. Это не победные марши. Вот на стихи Семена Гудзенко есть песня: “Когда на смерть идут – поют,
А перед этим можно плакать…” Пронзительная. Исполнителей вы знаете. Но не застольная. И не маршевая. Народная ли?
1. Да, есть стихи, которые не поют. Их читают со сцены для сопереживания зрителю. Из того, что я читал – сумбурные, “для России водка и корыто..”, чернотой талантливо зарифмованы, хотя поэт начитанный. А что Толку? Горе – от ума.
2. На стихи.ру читаю известную русскую Людмилу Щипахину. Удивляюсь: Зачем она “полезла” к графоманам? В 2015 году она думала, что ей дадут “народного”? С такими её стихами, как см. ниже; “Вставайте, русские, вставайте!”
….
У нас страна – не захолустье.
Не трусьте, русские, не трусьте.
На гребне каверзных событий,
Терпите, русские, терпите.
В прогноз конца и скорой смерти,
Не верьте, русские, не верьте.
В ряды невидимые строитесь.
Не бойтесь, русские, не бойтесь.
От сна и ужаса очнитесь
Молитесь, русские, молитесь.
И вновь – доспехи надевайте.
Вставайте, русские, вставайте!
…
С такими идеями “Вставайте, русские…”, г-н В. Кравчук никогда не даст “народного” поэта. Знает, кого и за что награждать.
3. Мне знакомые предлагали дать стихи на сайт Кравчуку. Я отказался сразу.
4. Прочитал на “стихи.ру” Владимира Клименко- содержательно и по теме, напр. “Товар”
……
Реклама, реклама, реклама!
Все мелькает в экране, в окне.
До последней минуты, до самой,
На рекламной несемся волне.
Вот куда, только, сами не знаем.
Хоть не верим, но так уж поет!
Все съедаем, съедаем, съедаем,
Что реклама для нас разжует.
Предлагает, то бедным товары,
То товары ценой не для всех,
То поманит надеждой навара
Или счастье сулит и успех.
Мы привыкли и не замечаем
Всех нелепостей и дурноты,
И как должное воспринимаем
Постоянный рефлекс тошноты.
Раз уж так получилось, приемлю.
Только как-то нелепо звучит:
«Я продам свою частную землю» –
Объявление в прессе кричит.
Всю абсурдность его понимаю,
Только нас не могу я понять –
Может, только тогда осознаем,
Когда «землю» заменят на «мать»?
….
5. Мих. Анищенко комплексовал, т.к. понимал, что выше “головы” – не прыгнешь. Это его беда. Лучше было заниматься полезным – напр. детьми и внуками, или работами на даче, тогда и Темы, и мастерство соединились бы.
В порядке обсуждения.
13
Единство образа нарушается лишь “смолой”. Понятно, что здесь должно было стоять “Русский дом измазали дёгтем”, но нужное слово не подошло ни по ритму, ни по рифме. Только в этом и выражается неумелость стихотворения; всё остальное на месте – ни какой мешанины, не преувеличивайте.
Слабое стихотворение. Только две строки хороши:
“Спит Земля в сиянье голубом
Под пилоткой русского солдата”.
На основе этих двух строк и надо бы строить образный ряд. Но автор явно не умел этого делать. Набросал в стихотворение каких-то газетных лозунгов, реминисценций из чужих стихов…
Неумейка он был, этот ваш Анищенко.
Для ник. Оолы Шуудан:
Вот пара строк:
И глядят на меня из огня староверы,//
Прижимая к груди не рождённых детей.
Чтобы так написать, надо быть Анищенко. А чтобы назвать его неумейкой, хватит и ника Оолы Шуудан.
Почувствуйте, как говорится, разницу )
Лучшие стихи Миши Анищенко, повторяю, останутся, а забудутся стихи неудачные, написанные, м.б., в часы не самые лучшие и не с ясной головой. В черновиках у поэтов такого материала всегда достаточно.
Так что Саша Логинов прав: не надо Мишу Анищенко в прокрустово ложе укладывать. Равно как и делать из него непризнанного гения. Время все расставит на свои места. Тот же Рубцов: сколько у него стихов? Сотни. Сколько на музыку положено? Сотни полторы. А что мы можем сиюминутно из Рубцова вспомнить? “В горнице моей светло, // Это от ночной звезды…”, и почти всё на этом. Зато эти строчки помнят уже полвека, и вряд ли забудут…
Вполне возможно, что у М. Анищенко и не отыщется ни одного хорошего стихотворения – всех произведений я не читал, не знаю. Вполне возможно, что ему удались лишь отдельные катрены, двустишия и стихи, – с этим нельзя не согласиться. Но и то, что перед нами поэт, а не графоман, произведениями которых заполонены, как правило, все периодические издания, – это факт!
1. На комм 8, 11, 12, 18, 20, 21. Хватит оправдывать и оправдываться за попытки навязать М. Анищенко в качестве “поэта”. Даже в моменты просветления стихи у М. Ан. по строкам разнородны. Искать “жемчужные зёрна” можете продолжать.
2. На 20 – Сергею Чевгун-у о Н.М. Рубцове. Хитромудрые редакторы песенных программ и концертов Иногда Специально дают Только “В горнице” и “Букет” . И молчат о песнях “Привет, Россия! Родина моя..”, “Звезда полей”, “Зимняя песня”, “Журавли”, “Тихая моя родина”, “Душа хранит”, “Северная берёза”, “Ты с кораблём прощалась” и ещё 150 песен на музыку народных авторов-бардов (есть СД-диски)
3. Молчат о Рубцове оба Ивановых от СПР, молчат о закрытии и разгроме (2009, 2012 и 2019 гг.) Трёх Экспозиций Рубцова в Москве. Минкультуры возглавляли Медынский (до 2019 г.) и сейчас О.Любимова. Зато Вознесенскому создали Центр.
4. Молчат, что Рубцов получил смертельную дозу радиации во время ядерных испытаний на Северном флоте и было одно тогда лекарство “красное вино” (а системное переливание-замена крови для матроса не предусмотрено). А Рубцов – член СП СССР (1968 г.) и выпускник Литературного института (1969 г.).
смотрите сайт http://www.rubcow.ru “Звезда полей”
Для чего “ЭТО” написано? Автор, ответь! Дань последней моде: охаивать (и это мягко сказано) великих? Пушкин в интимных делах относился к женщинам, как к животным; Тургенев слабохарактерный, подленький трус; Рубцов – горький пьяница… ПРочитал этот опус – словно в сортире извозился. Для чего автор стратьи специально ездил к Пашковой в Тольятти? Чтобы узать что-то о Михаиле? Как о человеке, как о поэте? “Паходу” ездил только за грязью. Удивляет и редакция газеты: зачем эту грязь публиковать?
Сергею Чевгуну (к. № 20)
Обижаете, дорогой, обижаете… (шучу, конечно, для начала, обижаться не имею привычки – ни на кого и ни на что).
Как говорится: не надо всех под одну гребёнку… Я сиюминутно из Н. Рубцова могу очень много вспомнить – часто вспоминаю и людям декламирую.
А прочитаю вам, дорогой – раз уж пошла такая “пьянка по поэзии”, – стихотворение “Неизвестный”, которое, выучив когда-то на заре своей туманной юности, часто бурчу себе под нос – как говорится, “нам песня строить и жить помогает”:
Он шёл против снега во мраке,
Бездомный, голодный, больной.
Он после стучался в бараки
В какой-то деревне лесной.
Его не пустили. Тупая
Какая-то бабка в упор
Сказала, к нему подступая:
– Бродяга. Наверное, вор…
Он шёл. Но угрюмо и грозно
Белели снега впереди!
Он вышел на берег морозной,
Безжизненной, страшной реки!
Он вздрогнул, очнулся и снова
Забылся, качнулся вперёд…
Он умер без крика, без слова,
Он знал, что в дороге умрёт.
Он умер, снегами отпетый…
А люди вели разговор
Всё тот же, узнавши об этом:
– Бродяга. Наверное, вор.
Вместо комментария:
Не каждому в пору Русское Слово
Не каждому впору Русское Слово,
Не каждый осилит Русскую Правду,
Не каждый скажет, что бестолково
В народе, во власти без складу и ладу.
Всяк горазд стихоплётничать нынче,
Бесстыдно поэтом себя называть.
На Стихи-точка-ру появился обычай –
Стихоплётов «народными» признавать.
Люди утратили Русские Меры,
Русскую Совесть, Русскую честь.
Но где-то в глубинке пишет шедевры
Поэт неизвестный – о нём моя весть!
13.04.2022
В заголовке стихотворения опечатка: впору пишется в месте. Поправьте, пожалуйста.
В тему комм. 23 от Александра Турчина: “…раз уж пошла такая «пьянка по поэзии», — стихотворение…. посылаю авторское:
Редакторов я вроде озадачил?
….
Читал я повести, эссе, памфлеты.
Штудировать стишата довелось.
Увидел сложно очень в цехе этом,
Где бить по дури надобно насквозь.
….
Сообразил, что я других не хуже.
Писать я научился, как читать.
Мой труд возможно очень нужен
Для тех, кто хочет про себя узнать.
….
Читал: открыли критики средь ночи,
Как сложно было в тех условиях писать.
На кухне сел я сразу в закуточек,
Чтоб трудности подобные создать.
….
Я рифмы собирал из разговоров,
Что слесаря в курилках выдают,
Причём не тупят в пол нескромных взоров И благозвучия не признают.
….
Терзался, чтобы исключить халтурку,
Ямб и хорей, где мог, я применял,
Послал стихи с умом в «Литературку»,
И будущих признаний ожидал.
….
Там окопался друг мой Радхиевский.
Я раньше с ним в Одессе прозябал.
Он признан аж второй за Достоевским.
Я ж по лимиту на завод попал.
….
Он написал: «Метафор бедновато,
Синонимов, антонимов полно,
Публиковаться вроде рановато,
А вообще забыл меня давно».
…
Какой же Мишка друг, теперь скажите,
Раз вирши он разделал на убой?
Плюс дал совет для тех, кто не в зените:
Сильней работать, больше над собой.
….
И я пошёл в крутой спортзал качаться.
Блины катал, велосипед гонял,
А на матрацах стал я кувыркаться
И даже гриф от штанги оторвал.
….
Я сочинял в такси, в метро, в трамваях,
На заседаниях среди речей.
На даче даже при собачьем лае
Я изливался Байрона звончей.
….
После такой серьёзной тренировки,
Советов дам и отдалённых Муз,
Меня хвалили все и очень ловко,
Как будто я возглавил профсоюз.
….
Собрав стихов полезных на двухтомник,
Послал на отзыв в Гос- и Худиздат,
В надежде малой и вполне огромной:
Редактор всё поймёт и будет рад.
….
Так не прошло каких-то полугода,
Я получил рецензию-разгром,
Что тавтология уже не мода
И орфография слаба при том.
…
Особенно писал редактор смачно:
«Темы затасканы, слова пусты,
Поставлены вопросы неудачно,
Неясно, наводить зачем мосты».
…
И чтоб не загулял от грусти-горя,
Редактор кинул мне прозрачный фант.
Ему пригрезилось, тут не с кем спорить,
Что я по юмору сплошной талант.
….
Эти отписки даже мне приелись.
«Редактор-друг: Давайте – без воды,
И как судить о жизни-карусели,
На отзыв дайте мне свои труды».
….
Мне, кажется, я босса озадачил.
Молчит, молчит, который год уже…
Мне доложили, спорят там и плачут:
Метафор нет на ихнем этаже.
….
Лет десять – двенадцать тому назад я имел некоторое отношение к работе редколлегии саратовского журнала “Волга-ХХ1 век”. Основной “воз” тянула грамотная и способная главред Елизавета Мартынова, ей помогали трое профессионалов, в том числе я. (Парадокс: профессии “писатель” нет, а профессионалы имеются!) Когда поступали стихи уровня стихов Кириенко, я их “браковал”. Мои коллеги со мной соглашались. Иногда автор жаловался в минпечати или в минкультуры, и нам приходилось письменно доказывать, что эти плохо зарифмованные строки поэзией не являются. Журнал считался и сейчас считается изданием реготделения СПР и Минкульта региона. Мы печатали лучшее из того, что к нам поступало, не обращая внимания на принадлежность автора к СПР. Журнал безгонорарный! Но атаки со стороны реготделения СПР были. Мы отбивали эти атаки. Но эти “войны” мне лично были противны. Спорить с человеком, который пишет о себе: “Сообразил, что я других не хуже. Писать я научился, как читать”? Время только терять и нервы тратить!
Развлекаетесь, господа литераторы? А я зашёл на сайте “стихи.ру” на “помощник поэта” и набрал слово “звёздный” для поиска рифмы… и что же вылезло: звзд -слзы – берзы – грзы и т.д. Тут я набрал слово “ёж”… и вышла одна одинокая буква “ж”… (нет рифмы)… Можете проверить. По сообщениям СМИ буква “ё” устранена из русского алфавита решением Минобра. (Наши дети будут читать в букваре: Шумели листья берзы.) Работники Академии Наук рассматривают возможность исключения из русского алфавита и других букв. Продолжайте увлекательную дискуссию, господа!
Александру Турчинову и др. О чём мы спорим? О человеческой трагедии, положенной на рифмованные строчки. Лучше не надо. У каждого свои ноты, свой голос и свои инструменты. Sic.
На всякий случай… А то здесь вполне может быть так, что и не всякий понял. На всякий случай подчеркну: я не своё стихотворение прочитал (к. № 23) – не своё, а Николая Рубцова.
Юрию Кириенко: стихотворение “Товар”не моё, оно принадлежит моему однофамильцу.
Я свою страницу на Стихи.ру, где пуьликовался под псевдонимом Клим Хворостянский, закрыл из-за несогласия с политикой руководства порталаю
На № 27.
1. Г-н М. Каришнев-Лубоцкий. — Вы — прозаик, сказочник по профессии.
2. Я уже дал определение на сайте «Звезда полей», что «прозаик — это не состоявшийся поэт.» Ну не дано Вам мысли и тему Упорядочить в стихотворную форму, для чего требуется Логическое мышление и богатство лексики.
3. А то, что вы «браковали» поэтов в саратовском журнале «Волга-ХХ1 век», это — из Зависти.
4. Вы заявили, что в том журнале главреду «помогали трое профессионалов, в том числе я». Надо быть поскромнее. И покаяться в грехах.
5. Вы напоминаете мне Персонажа из стихотворения «Редактора я вроде озадачил», см. комм №26
На № 32
1. Г-н Юрий Кириенко. – Вы – инженер. Ещё занимаетесь сайтом “Звезда полей”. Это – Ваши “плюсы”.
2. Я никогда не именовал себя “поэтом”, хотя рифмовать умею гораздо лучше Вас. И способен мысли и тему упорядочить в стихотворную форму. В интернете можете посмотреть мою пьесу “Остров обезьян”, там есть стихотворные фрагменты (это я сочинил, это не перевод!) И в других моих пьесах есть стихотворные фрагменты. Прозаик – это тоже призвание, но нужно вовремя его почувствовать, а не убивать время и силы на сочинение слабых стишков. Логика и богатство лексики прозаику нужны не меньше, чем поэту.
3. В комментарии я чётко сформулировал, что я и мои коллеги по редколлегии браковали слабые произведения, а лучшее отбирали для публикации. Я не завистлив, Бог меня уберёг от этой “болезни”. Кому завидовать? Николаю Носову, Лазарю Лагину, Марк Твену, Виктору Драгунскому? Но это глупо! Они состоялись давно, они, к сожалению, умерли.
4. Почему я не могу считать себя профессионалом? Филфак окончил, был главным редактором и одним из составителей двух хрестоматий для учащихся, издал два десятка книг, опубликовал десятки рассказов, были поставлены 6 пьес в 30 театрах и в сотнях ДК, Домов творчества юных, гимназиях, лицеях, школах… Лауреат Всесоюзного и Всероссийских литконкурсов и литпремий… Я ничего не просил, рукописи предлагал – их брали. В чём мне каяться?
5. Мне Вас жалко. Хотел снова промолчать, но Вы и других людей цепляете. Вы мне тоже одного персонажа напоминаете: унтера Пришибеева. Перечитайте!
В Самаре каждый год осенью проходит Всесоюзный фестиваль имени Михаила Анищенко. Поэзия Михаила Всеволодовича давно уже перешагнула самарские веси. Девять книг со стихами вышли у поэта, и его произведения вошли в несколько антологий, а также разлетаются по сети и периодике. И после ухода поэта книги с его стихами продолжают выпускаться. Это говорит о многом, как бы не пытались занизить его талант злопыхатели. И кому какое дело до его частной жизни, кто без греха? Главное, это его произведения, а их уже калёным железом из памяти времени не выжечь.
Хорошо написали в православном радио “Вера” о поэзии Михаила Всеволодовича Анищенко:
«Хотя б напоследок – у гроба,
Над вечным посевом костей,
Подняться на цыпочки, чтобы
Стать выше проклятых страстей.
Подняться туда, где и должно
Всю жизнь находиться душе.
Но это уже невозможно,
Почти невозможно уже….»
Это строчки поэта Михаила Анищенко, которого при жизни успели назвать «самарским Веничкой Ерофеевым» (не без оснований прививая ему родство с героем знаменитой повести «Москва-Петушки»).
Скажем без ассоциаций: это был мощный, стихийный, мятущийся талант. И – очень русский, нутряной, дерзкий, с непостижимо гибельным, если можно сказать, поэтическим размахом и одновременно – с непреходящим ощущением вечности.
«Сомнений быть не могло, – писал он, вспоминая, как мама читала ему русских поэтов. – У Руслана было моё лицо. Людмила любила меня и только меня. Память рокового дня витала надо мной, и это я, а не Тютчев, брёл без веры и надежды по бесконечной русской дороге… Много позже, я буду думать о том, что жизнь человеческая не имеет ни конца, ни начала, и никто не знает, кому сколько лет…»
Старик и старуха у печки сидят,
И тихо о жизни они говорят.
– Земля погибает от крови и зла…
– А курочка ряба яичко снесла…
– Река обмелела и лодка сгнила…
– А курочка ряба яичко снесла…
– Твой сын куролесит похлеще козла…
– А курочка ряба яичко снесла…
– Обрушится небо и Бог упадёт…
– А курочка ряба яичко снесёт…
– Да где же снесёт, коли лопнет земля?
– Найдёт, где снести, поперечная тля!
Снесёт под сиренью и возле крыльца…
– Так что же, старуха, не будет конца?
– Не знаю, не знаю… Но ты помолчи…
И молча сидят у горячей печи.
Сидят и молчат под скорлупкой яйца,
И нет нам начала, и нет нам конца.
Михаил Анищенко, «Курочка Ряба». Из книги «Песни слепого дождя».
«Русские сказки, мифы и легенды были как будто растворены в молоке моей матери, – вспоминал поэт. – Припадая к её груди, я вбирал в себя любовь к России. Эта Россия, как и материнское молоко, была безмолвной, безымянной, безнадёжной, застенчивой, невидимой, предназначенной только для меня одного».
Русь моя! Туман, поверья,
Пыль таинственных времён!
Как преступник к высшей мере,
Я к тебе приговорен.
К шуму сосен, к скрипу ставен,
К зову птиц издалека,
И к твоим тропинкам тайным,
Проходящим сквозь века.
Пусть порою путь без веры
Выпадает мне во мгле…
От всевышней смертной меры
Нет спасенья на земле.
Принимаю шум ненастья,
Свет звезды и крик ворон…
К наивысшей мере счастья
Я судом приговорён.
Мир вам, рощи да излуки,
Шелест, шёпот… Камыши…
Навсегда. До смертной муки.
До бессмертия души!
Михаил Анищенко, «Приговор». Из книги «Песни слепого дождя».
…Возможно, окидывая взглядом написанное поэтом, иной благочестивый критик не без укора порассуждал бы о богоборческих мотивах в поэзии Михаила Анищенко, – которые там встречаются. Хотя точнее бы говорить о мытарствах его скорбящей души, неотделимых от истовой любви к России. Её он ощущал – по-блоковски, каждой клеточкой своего существа.
В послесловии к посмертному избранному Анищенко, сибирский поэт Владимир Берязев – помянув и стихи, которые прозвучали – тихо порадовался тому, что исход из этого мытарства – светел, что в нём есть преображение, свобода и сила духовной правоты. И это – так. Михаил Всеволодович Анищенко прожил на земле всего шестьдесят два года. В русской поэзии должен остаться навечно.
Михаил Анищенко
***
Соседи, ставящие сети,
Смирите гневные басы…
Меня любили ваши дети
И ваши брошенные псы.
За горький запах самосада,
За незнакомые миры,
Меня на лавочках досады
Не распинайте до поры.
Есть у меня тетрадки в торбе
С ростками зёрнышек живых…
Там есть частицы вашей скорби
И ваших радостей земных.
Люблю я раков и улиток,
Я ничего у них не крал…
Я, как разбойник после пыток,
Всё небо в лёгкие вобрал.
Ну что вы сорите словами
На радость замшевых старух?
Я жил негромко рядом с вами,
Как подорожник и лопух.
Я бормотал стихи невнятно,
Любил измученных людей…
И осыпались с солнца пятна,
И в мире делалось светлей.
На комм. 35, 36 и 37 тов. или г-ну “Сагидаш”.
Я понимаю, что Вы считаете, что кроме М. Анищенко (при его “некоторых” недостатках) нет современных русских поэтов уровня М. Ан. Я принимаю этот вызов на сайте “ЛР”. И предлагаю авторские стихи того временного периода.
Веду на Русь свою дорогу
….
А я копаю вдоль Земли,
Веду на Русь свою дорогу.
Господь! Немножко помоги –
Направить путь к её порогу.
…
Уже отплакалась свеча –
Мы столько в жизни потеряли!
Все не рождённые молчат,
И наш Господь глядит в печали.
…
Втыкаю лезвие ножа
В сухую жёсткую дернину.
От напряженья нож сломал,
А путь не меньше половины.
…
Ногтями чёрными гребу
Песок, щебёнку, гравий, глину.
Я не хочу лежать в стогу –
Там, где все пьяные в дымину.
….
И я вгрызаюсь в дёрн Земли,
То ли спонтанно, то ль по плану.
Господь, Родимый, помоги,
Чем залечить любую рану!
….
О многом в жизни я мечтал
Когда копал и дни, и ночи.
Зачем мне глупый пьедестал?
Всё было в песнях, между прочим.
….
А на пути поставлен вал
Из сплетен, лести, лживых песен.
Я этот вал перекопал,
И откопал кусочек чести.
….
И я вгрызаюсь в дёрн Земли,
И до Руси совсем немного.
Господь, Родимый, помоги
Икону встретить у порога!
….
декабрь 1992 г., опубликовано в авт. сб. “Добрый вечер”, 2013 г. М., Изд. НКО “Рубцовский творческий союз”; см. сайт http://www.rubcow.ru “Звезда полей”
ПОЭЗИЯ – СМЕРТЕЛЬНАЯ БОЛЕЗНЬ.
НА ЧЬИХ КОСТЯХ НА ПЬЕДЕСТАЛ ТЫ ВЛЕЗ,
КЛИМЕНКО В., ЗАБЫВ О “НЕ СУДИТЕ”,
ПОЗОР САМАРСКИЙ В БУЛЛИНГОВОЙ СВИТЕ?!
“В отношении поэта невозможно жизнеописание – биография. Ибо вся жизнь поэта – это духописание. Все события в жизни поэта – это события духа. Со-бытие его духа с дыханием всего в этом мире – от капли – до небес, от червя – до человека. Единственный достоверный факт в жизни поэта – факт его рождения. Он родился, он был, он есть. Всё остальное в его жизни – в той или иной степени – миф. Подлинностью обладают только стихи. Если стихи не обладают для вас, как читателя, достоверностью, это значит лишь то, что в вашей душе не состоялось открытие поэта. Стихи – это единственное удостоверение личности поэта и документальное подтверждение фактов его события с нами в этом мире.”
Инна Парусова
Есенин, Твардовский, Рубцов, Шукшин, Высоцкий, Анищенко… им ли бояться фактов? Нам? В борьбе с каким врагом? Полно… Душевно рад, что сделалась вот такая необходимость сказать и здесь: Михаил Анищенко – Великий Русский Поэт.
Всем добра.
И я рад этой вашей реализовавшейся необходимости. Спасибо.
Суждение Инны Парусовой – это откровение, глубочайшая мысль в понимании духовного производства общества. В свете сего прозрения даже вся эта жэзээловская биографическая проза всевозможных варламовых, прилепиных и шаргуновых представляется лишь досужей суетой сует и томлением обывательского духа читателей.
На комм. 39 о творчестве М. Анищенко
1. К эссе И. Парусовой (о духоописании абстрактного поэта) И.Огнев в список известных поэтов поставил в конце М. Анищенко. Стихотворчество и душевные метания которого уже досконально разобрали автор в тексте статьи и в комментариях о незаконченности сюжетов
и с критикой содержательности стихов.
2. В комм . 37 “Сагидаш” приводит стих., который считает, видимо” безупречным.
3. Кратко критикую это исповедальное от М. А. и цитирую строки М.А.:
3.1. “Соседи, ставящие сети…” – на кого? на М.А.
3.2. “Брошенные псы” – псов со двора , что ли, выгнали те нехорошие “соседи”.
3.3. “Не распинайте до поры” – по логике – не сейчас – можете потом.
3.4. 3-я строфа безупречна (идея прощения недругов)
3.5. “Я, как разбойник после пыток…” – исповедальное “разбойник” и не простой, а заслуживший за Что-то пытки.
3.6. “Я жил негромко рядом с вами,
Как подорожник и лопух”..М. А. не чувствует двусмысленности подвернувшейся рифмы “лопух”.
3.7. “Я бормотал стихи невнятно…” – А кто мешал бормотать внятно? Искать надо смысловой синоним.
3.8. “Любил измученных людей…” – эта любовь двусмысленна.
3.9. “И осыпались с солнца пятна,
И в мире делалось светлей”.
Эти две строки – безупречны.
Резюме:
М.Анищенко не владел логикой создания цельного произведения. Что он, видно. чувствовал и потому комплексовал.