Белый, красный, голубой
Рубрика в газете: Рассказ, № 2020 / 34, 16.09.2020, автор: Влад ЧЕРЕМНЫХ (г. ПЕРМЬ)
Утром, в самое Крещение, инженер Фёдор Иванович Борщёв ехал на завод в санках, раскладывая день свой по намеченным делам. Накануне он всё точно продумал, нарисовал даже эпюру распределения усилий на грани резца и наметил провести испытания нового инструмента с самого утра. Санки легко скользили по расчищенной от ночного снегопада улице, мимо летели заваленные снегом по самую крышу дома, прохожие спешили на завод, настроение у Фёдора Ивановича было превосходное. Светлеющее небо и всё вокруг вдруг наполнилось перезвоном к заутрене. Фёдор Иванович снял шапку, начал креститься и кланяться проплывающим мимо знакомым с завода, и ему в ответ кланялись, узнавая инженера. – Боже, как хорошо! – говорил себе Фёдор Иванович, – счастье, вот же счастье!
Миновав проходную, он тут же направился в токарный цех, раскрасневшийся прошёл между станков к тому, на котором намерен был провести испытание. Инженера уже ждали два токаря. Рабочие почтительно поклонились. Фёдор Иванович поздоровался с каждым за руку, – ну что, с Божьей помощью примемся? Инженеру передали на чистой тряпице заготовку резца, Фёдор Иванович взял её в руку, подошёл к металлическому листу и, рисуя мелком результат своих домашних бдений, стал объяснять, как надо сделать заточку. У станка собрались все токари цеха. На инженера смотрели умные глаза.
«Они всё понимают, мы понимаем друг друга и хотим сделать хорошо, и ещё лучше, и ещё, и ещё…» – думал Фёдор Иванович, глядя на рабочих.
В это время к станку подбежал мальчишка-подсобник и, перебив инженера, громко сказал рабочим: «Там… красных по Реке ведут». Сначала, цыкнув на парня, рабочие дали пацану подзатыльник. А тот, разрывая все правила, закричал: «Их к прорубям ведут!». Мальчишеский голос прозвенел по цеху, оборвав работу станков, движение железа – тишина, и топот ног по металлическим плитам. Фёдор Иванович вместе с токарями выбежал на цеховой двор, солнечное сияние, усиленное снегом и льдом заставило зажмуриться, все побежали на берег. Река – ледяная дорога сверкала на солнце, и дымы дальних изб столбами поднимались в синее небо.
Топкий снег, хрип перехваченных морозом глоток и пар из хватающих ледяной воздух ртов. Выше по течению люди увидели пленных красноармейцев, идущих белой колонной, и серых солдат по бокам с колючими штыками. Утопая в снегу, заводские кинулись на самый край летящего в небо берега.
Забыв о сердце, Фёдор Иванович бежал со всеми, он падал, вставал и снова бросался в снежную зыбь – вот и край. В расстёгнутой шубе, с болтающимся по сторонам шарфом Фёдор Иванович встал над Рекой.
В звенящей тишине, по Реке вели пленных – раненых, избитых. Белое нательное бельё уже промёрзло, покрылось серебром инея, и пятна крови горели, как дыры в телах. Фёдор Иванович всё повторял: белый, красный, голубой, белый, красный, голубой …
Колонна красноармейцев всё тянулась и тянулась, а до берега долетал скрип их шагов, мат конвойных да храп казацких лошадей. Красноармейцев было не меньше роты. Гнали их к огромной чёрной дыре, и лёд там был красным.
Опираясь на товарищей, в колонне шёл Васька Косожихин – гармонист, матершинник и любимец на любой заводской вечёрке. Частушки из Васьки лились как написанные, он ещё и сам на ходу их придумывал. Посмотришь Ваське в глаза – врать стыдно, за друга последнюю рубаху отдаст и жизнь. Он и его товарищи были с Очёрского механического завода – вместе ушли добровольцами к красным, вместе сейчас шли на смерть.
Мимо парней деловито просеменил поп с крестом в руке, из-под чёрной рясы блестели на снегу сапоги из дорогого хрома.
– Куды спешишь, вошь Христова? – крикнул ему в спину Васька. Поп даже не оглянулся на него, так и пробежал вперёд к проруби. Тут Васька, сощурив глаза, посмотрел в небо и, то ли завыл, то ли запел – тихо, как бы из далека, набирал силу его голос: как по нашей речке плыли три дошшечки… – и во всё горло, набрав в грудь напоследок мороза, грянули парни, – эх, … твою мать, плыли три дошшечки, – и снова, – эх, … твою мать, плыли три дошшечки!!! – захлёбываясь ледяным ветром, уже орала вся колонна и крик этот, утверждая жизнь, нёсся над Рекою.
На колокольне, отзвонив к праздничной заутрене, стоял молоденький звонарь, прижимая к груди верёвки – он любил после перезвона потоптаться по звоннице, посмотреть на Город. В ушах у монаха ещё стоял звон, когда утро разорвали далёкие пулемётные очереди. Звонарь шагнул к перилам и увидел то, что не могли видеть горожане – за морозной дымкой, там, где вставало над Рекой солнце, с трёх санных тачанок расстреливали мечущихся по льду людей. Казаки не догоняли тех, кто бежал, бежал, бежал, куда-то по льду – всё равно замёрзнут на пир волкам. Монашек заметался по звоннице, как потерянный, упал на колени, снял шапку и быстро-быстро закрестился, потом обнял перед собой балясины и так стоял долго, долго, глядя вниз… и Кунгурская поплыла в слезах.
Васька лежал на спине и смотрел в небо. Над ним кто-то склонился и стал срывать с груди нательный крестик.
– Не трожь,… не ты весил, – выдавили губы. И всё… и синь поплыла, и густая, чёрная вода петлёй захлестнула горло.
Фёдор Иванович стоял в снегу, а в глазах было черным-черно.
– Покойники-то весной всплывут… у Сарапула, – донеслось до него, – вот тогда мужики-то поломят.
Так начинался в Городе 1919 год.
СТРАШНО! Гражданская война – результат стремления идеологов – руководителей добиться своей цели любой ценой. Этот рассказ надо послать Александру Лукашенко. Он готов подавить народный
протест силой. Пусть задумается.
Рассказ Влада Черемных на злобу дня.
Я технарь и привык при принятии решения оценивать причины и следствие. Именно по этому задаю себе первый вопрос: зачем? Второй: алгоритм реализации – как сделать? Так вот, оборачиваясь назад в август 1991 года отвечаю себе точно, – водомёты… далее по возрастающей для разгона толпы у Белого дома и прилегающих улиц. Офицер КГБ СССР – любой, кто был ближе должен был арестовать Ельцина и компанию, а в случае невозможности этого выполнить, уничтожить на месте. Боже, сколько крови, слёз, поломанных людей стоит то не выполнение Присяги.
Слава Тебе, Господи, за всё! Возможно, кто-то из расстрелянных злодеев и попал в Царствие небесное, но большинство (статистически рассуждая) угодило в ад: нечего было с большевиками дружить! Из белого воинства многие – в раю, это несомненно, а вот где аполитичные люди типа “инженера”? Не исключено, что и их Господь послал в ад, ибо нужно выбирать, на чьей ты стороне, за Бога ты или за дьявола?
Алёша Карамазов сказал брату, – убить! 300 лет мужики терпели чистюль, языком нашим брезговавших. Мужикам-то простится – в сердцах, в сердцах их жестокость, а вот чистюлям тем никогда. Не было у тех чистюль, да и у теперешних “верующих” нет ни Веры, ни Любви к России – только уязвлённое чувство потерянного превосходства.