Дилетант
Рубрика в газете: Проза, № 2021 / 35, 23.09.2021, автор: Иван САБИЛО (г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ)
Дочке Ольге Докучаевой
Родион и сам не знал, как помириться с братом, а мириться нужно позарез. Ему по непонятной причине стукнуло в голову отправиться в нелегальное казино. Пошёл за компанию с бывшим одноклассником Катковым, который слыл везучим игроком. Он назвал Родиона дилетантом и подсказал, как нужно выигрывать. Прежде всего не отвергать первую мысль, которая приходит в голову. Чаще всего она плодородная, потому что является твоей интуицией. А интуиция, с одной стороны, опыт прошлого, с другой – творческое озарение. Родион согласно кивал: дескать, понимаю, так и буду следовать.
По каменной лестнице спустились к железной двери ниже первого этажа и нажали кнопку. Катков сказал пароль: «Кузнец своего счастья», им открыли. Катков и на этот раз немало выиграл, а Родион проиграл в рулетку всё, что у него было, двенадцать тысяч. Вместо того, чтобы включить голову и покинуть казино, решил немедля отыграться и взял у Каткова в долг на неделю пятьдесят тысяч. И снова проиграл. Долг нужно отдавать целиком и в срок. А где взять? Если только у брата, который три или четыре месяца кряду копит на мотоцикл. Но они уже две недели в ссоре, и, судя по всему, Илья не собирается мириться. И ссора, в общем, пустяковая. Подумаешь, Родион поцеловал жену Ильи при гостях, что собрались на пятидесятилетний юбилей матери. Но Илье показалось, что поцелуй был чувственный и даже как будто ответный со стороны жены. И взвился:
– Ты что себе позволяешь, мелкий? – сердито спросил Илья, когда они, не сговариваясь, вышли в лоджию. При этом его чёрные, широкие брови грозно сдвинулись к переносице.
– О чём ты? – усмехнулся Родион, хотя понял, что Илья имел в виду.
– Не прикидывайся, Родька.
– Неужели про поцелуй? Так это ж по-дружески, по-братски. Алька так хорошо сказала про нашу маму: «Вы не только самая счастливая, но и самая богатая женщина – мама двоих сыновей!»
– Но ты видел, как при этом ухмыльнулись гости? Дескать, одна жена на двоих.
– Фу, Илюша. Я в жене своего брата женщину не вижу. И потому никаких чувств не имею. Кроме того, ты же знаешь, я человек ленивый, не любопытный…
– Всё, хватит. Объявляю мораторий на наши с тобой отношения.
– И надолго?
– Пока на месяц. Там посмотрим.
Можно было постараться объяснить брату, что в нём распустила хвост заурядная ревность, не имеющая оснований, но Родион не стал. Не хотел придавать значения тому, что само по себе никакого значения не имело. И недели не пройдёт, как Илья одумается и отменит свой полоумный мораторий. И слово-то какое ядовитое нашёл, будто он не человек, а целое правительство, которое считает себя вправе совершать коллективные глупости.
– Я не принимаю твой мура-торий, – исковеркал слово Родион. – Хотя бы потому, что мне оно не по душе. Идём к столу, мы в гостях у матери и отца.
– Если у матери и отца, то не в гостях, а дома, – резко одёрнул его Илья и направился первым.
Такого у братьев ещё не было. Жили мирно, во всём понимали друг друга. Илья ведущий, Родька ведомый. Оба являлись курсантами учебного военного центра при Морском техническом университете. И после выпуска Илья пришёл в отдел главного механика военного судостроительного завода. Туда же, только двумя годами позже явился Родион. И стали они заниматься делами обследования и ремонта заводского оборудования. С помощью родителей собрали денег, влезли в кредиты и купили по однокомнатной квартире в одном доме, в одном подъезде, на девятом этаже. Илья без промедления стал семейным человеком, взяв в жёны балетную девушку Алину. «Алина-балерина», – рифмовал отец, радуясь выбору сына. Аля стала ходить беременной, и родила Сашку – чудесного парня, который сходу влюбил в себя всю семью. Внешне Алина после родов ничуть не изменилась (особый дар!) и вскоре вернулась на работу, которую любила больше всего на свете.
Родион тоже не прочь стать отцом, только подходящей пары никак не видел. В поисках знакомства ходил в музеи и на дискотеки, в кино и даже в цирк – нет, не встречалась ему та единственная, о которой он мечтал. Тут ещё подвернулся Дима Катков, и чёрт его дёрнул заглянуть с ним в казино, чтобы и там посмотреть на девушек. Они приходили кто поиграть, кто поболеть за своих и угоститься бесплатным спиртным. А были и такие, что не прочь познакомиться с понравившимся парнем для будущей дружбы и любви. Но, во-первых, здесь их оказалось мало, во-вторых, из-за плотного разноцветного асфальта на лицах невозможно было представить себе, как они выглядят на самом деле.
Илья, наблюдая неуютную жизнь брата, несмотря на свой мораторий, решил широко отметить день рождения сына Сашки. И попросил Алину пригласить кого-нибудь из её девушек. Алина позвала коллегу по театру Вику Пирогову – сероглазую брюнетку, с чуть заметными ямочками на щеках.
Двухлеток Сашка тут же разглядел в ней подружку, и весь воскресный день рождения – у балерин вечерние спектакли, поэтому собрались днём – почти не отходил от неё. Вика радовалась такому детскому доверию и хвастала: – Ага, представляете?! Меня любят самые лучшие существа на земле – дети и собаки. Они чуют во мне своего: дети – ребёнка, собаки – собачонку.
Родька глаз не отводил от гостьи. Вика тоже поглядывала на него, и дважды кивнула, – дескать, вижу твой интерес, и не имею ничего против.
– А чего больше вы находите в себе – ребёнка или собачонки? – задал Родька шутливый вопрос, чтобы как-то приблизиться к этой новенькой.
– Поровну того и другого, – откликнулась она. – А вы?
– Ещё не думал. Но мне нравится с вами разговаривать. Потолковать бы вдвоём.
– Да? И о чём же?
– Пока секрет.
– Хорошо. Для начала я вас приглашаю сегодня на «Жизель». Это в случае, если в кассе ещё остались билеты. Я там одна из двадцати четырёх виллис – девушек, которых неуёмная смерть забрала до их свадьбы. Если вам понравится то, чем я занимаюсь, мы с вами придём к разговору. Вы как?
– Идёт! – обрадовался Родька. – Интересно, узнаю ли вас?
– Попробуйте. Но, думаю, скорее всего, ошибётесь.
– Я постараюсь, – сказал он, будучи уверенным, что сразу и безошибочно выделит её.
Илья заметил, как они потянулись друг к другу, хотел подбодрить брата, но вспомнил о моратории и промолчал. Не настаивал на общении и Родион. Конечно, Илье спасибо, что познакомил с Викой, честь и хвала ему за это, однако заставлять его, чтобы нарушил своё решение о моратории, не стал. Илья объявил, Илья и отменит.
* * *
Вечером он приехал в театр, взял билет на верхний ярус и пошёл на «Жизель». Балет ошеломляюще подействовал на него – божественная музыка, волшебство танца и яркая, грациозная Вика, которую он узнавал чуть ли не в каждой из двадцати четырёх балерин. И, может быть, впервые убедился в том, что красота – действительно великая сила. Он даже забыл на время о долге. А когда всё-таки вспомнил, тихо застонал, проклиная свою казиночную страсть.
Он встретил её у служебного выхода из театра с букетиком из пяти оранжевых тюльпанов. Собрался вручить, но его энергично опередил долговязый, слегка сутулый парень с курчавой бородкой, широкой улыбкой и целой охапкой бордовых роз.
– Спасибо, спасибо, я вам так благодарна, – ответно улыбнулась она и, отказавшись от букета, устремилась к Родиону. При этом улыбка на лице парня погасла, он сказал: «Хм», повернулся и пошагал прочь.
Родион протянул ей цветы, она приняла и поклонилась.
– Ну, и как вам спектакль? Мы не оплошали?
– Да что вы?! Такое ваше слово ничуть не вяжется с тем, что я увидел и услышал. Вы показали, как должна строиться работа у тех, кто создаёт волшебный мир.
– И разве никаких недостатков?
– Абсолютно! Если б так работали все в нашей стране, мы уже давно стали бы самой передовой державой!
– И что это значит?
– Поговорить бы. У вас и завтра спектакль?
– Да. И послезавтра, и за послезавтра. Но в четверг я свободна.
– Отлично! В четверг буду ждать вас из метро в половине седьмого.
* * *
Ночью он плохо спал, всё думал о Вике. Красивая, тоненькая, сероглазая, она как будто не ходила, а летала на невидимых крыльях. Да, Родька, ни по ком ещё твоё сердце не билось так часто и радостно, как по ней. Значит, она единственная, кого ждала твоя душа. Дело за тобой. Не спугни. Но и не промедли.
Днём на работе он с небывалым азартом участвовал в обсуждении негативного воздействия производственных процессов на окружающую среду. И напомнил о долгосрочной экологической цели сокращения выбросов загрязняющих веществ. Брат, наверное, слегка подзабыл о моратории и подмигнул ему. Начальник отдела – крупный, бородатый и лысоватый Вершинин похлопал Родиона по плечу и похвалил – молодец!
– Эдуард Алексеевич, можно вас на минутку? – обратился к нему Родион. А когда они отошли от стола, за которым велось обсуждение, спросил: – Можете одолжить на недельку полста тысяч?
– Полста нет, а пятнадцать найду, – он достал из кармана паспорт и вытащил из него три купюры по пять тысяч. – Подобный минимум устроит?
– Да, огромное спасибо. Через недельку верну.
– Рад, что помог, хотя бы и немного.
Родион посмотрел на часы – рабочий день подошёл к концу, пора на волю. За проходной он сначала направился к автобусной остановке, но тут же встал и замер – явилось неодолимое желание рвануть в казино. Нужно всё-таки решить вопрос о недавнем проигрыше и вернуть долги. Тот же час припёрлась и ехидная мыслишка, что его ждёт очередной проигрыш, но он жёстко расправился с нею, приказав не борзеть, и шагнул к метро.
Не стану рассказывать, как складывалась игра с его участием и как себя вёл Родион, только поведаю, что он проиграл и эти пятнадцать тысяч. Жуткая неприятность, от которой сделалось тягуче и сумрачно в голове. Горячечно набросился на память – у кого бы ещё занять? У родителей нет, всё истратили на квартиры для сыновей. Да и совестно просить у них для такой цели. Остаётся Илья, а для этого надо… Что?.. Где это противное слово пороло… проло… да, пролонгировать, вот оно! Чтобы он пролонгировал, то есть на время отсрочил свой мораторий.
Хотел позвонить Илье, и тут же одёрнул себя – о таком лучше всего разговаривать, глядя в глаза.
Ступая не своими ногами, будто злая неведомая сила привязала к ним по сто кило, поехал домой. Точнее, к брату, который уже забрал Сашку из детсада и укладывает спать, рассказывая или читая какую-нибудь попсовую байку. Жена ещё не вернулась после спектакля. А может, и Алина дома, и они продолжают купаться в своём триедином счастье.
Вагон электрички полупустой. Прямо напротив в красной куртке женщина лет тридцати пяти; достала телефон и стала громко разговаривать. Вагон узнал, что она собирается купить сыну электросамокат, не дороже пятидесяти тысяч.
– Понимаешь, – поясняла кому-то она, – прямо кончается Пашка: хочу самокат, жить без него не могу. Я и так, и этак – он ни в какую. Знает, что отец деньги прислал… Ну да, и аварии, конечно, и даже катастрофы, как же без них. Частенько такие цацки приводят к беде, но он уже большой, пятнадцатый годик… В том-то и дело, что у них в классе чуть не у каждого такая таратайка… Ладно, еду к брату, он в технике разбирается, пускай подберёт… Хорошо, что у тебя дочки – с девочками меньше хлопот.
Женщина убрала в сумку телефон, достала кошелёк, вытащила из него рыжевато-красные пятитысячные купюры и стала их листать-пересчитывать. Родион посмотрел налево-направо, видит ли окружающий народ, что дамочка столь неосмотрительно ведёт себя в метро. Нет, кажется, обстановка безопасная, в основном, женщины и трое мужчин – все утонули в своих сотовиках, и не обращают внимания на пассажирку.
Пересчитав, уложила их в кошелёк и утопила в сумочке.
Меценатка моя! – осенило Родиона. – Про аварии она не напрасно. Её здоровый баловень Пашка может сильно пострадать от «таратайки». И что? Она же и будет потом проклинать себя, мучиться, что уступила канюке сыну… Тихо, Родя, не накручивай себе причины, чтобы не войти в контакт с меценаткой. Хотя, если подумать, сама виновата, раз на виду у всех затеяла возню с крупным налом.
Свою остановку он пропустил, а вышел через две вслед за женщиной. Перед эскалатором приостановился, ощутив, как болезненно трепещет сердце, однако взял себя в руки и стал подниматься.
Наверху временно упустил её из виду, но вскоре снова обнаружил, и двинул вслед. При этом установил, что она среднего роста, хрупкая, с изящной, едва заметной кривизной в ногах и узкими бёдрами. Ничего особенного, такая не будет сопротивляться, нужно только прочно взять за плечо и дёрнуть, чтобы напугать. Рвануть из сумки кошелёк и включить бодрый аллюр.
Вот она миновала кафе «Причина», за ним аптеку с ярко-зелёным крестиком – символом жизни, и повернула во двор. Здесь никого; деревья, кусты, дорожка к подъезду… Пора!
Он прыгнул к ней, схватил за плечо – она ойкнула, вмиг развернулась и хлястнула кулаком в челюсть. Теряя сознание, он увидел, что стена дома будто бы начала приподниматься, на мгновение застыла и рухнула на него…
Родион стал приходить в себя после того, как она пошлёпала его по щекам. И не совсем чётко, но уже различал слова:
– Давай, давай, не притворяйся. Ты не на футбольном поле. А то вызову полицию.
Услышав «полицию», Родион открыл глаза и медленно встал.
– Что со мной? Кажется, на меня рухнул девятиэтажный дом?
– Спасибо за комплимент. Но то был всего лишь правый боковой, который отправил тебя в нокаут. Ты чё набросился? Чё хотел?
Родион уже пришёл в себя и вспомнил свой порыв.
– Извините, девушка, я ошибся.
– Ничего себе ошибка – драть куртку на человеке.
– Я думал, вы другая… я принял вас…
– Именно так, другая! И больше не принимай. А если всё-таки надумаешь, сперва поинтересуйся, какого звания боксёр перед тобой.
– Да, да, спасибо. Я больше не буду. Ещё раз извините. Всего доброго!
Родион покачал головой, осуждая себя, и направился к метро. И беззвучно стонал по пути: «О, дурак! Пошлый дурак! Она пощадила тебя, а могла действительно кликнуть полицию. И что тогда? Нет, к чему ей полиция? Сама вводит санкции, если кто захочет чужих денег. Лучше любой полиции и судов… И в казино тоже. Ты захотел чужих денег, а в результате…»
Болела челюсть, плохо открывался рот. Он попробовал разговаривать – стал вслух читать: «В пустыне чахлой и скупой, на почве, зноем раскаленной…». Да, речь на месте, и это заслуга челюсти. Он рассмеялся так громко, что впереди обернулся и недовольно посмотрел на него старик.
Выйдя из метро, заглянул в телефон – без пяти двенадцать, поздно к Илье. Приехал домой, хотел поставить чай, но понял, что никакая еда теперь не полезет в горло, и забрался в ванну. В голове бешено крутились нескончаемые события минувшего дня. Один день, а сколько всего! Иному на неделю бы хватило, или даже на месяц. Бурно живёте, Родион Кузьмич. И, в основном, бестолково. А ещё хотите понравиться Виктории – нужны вы ей такой! Но, как говорится, любовь не выбирает, она идёт и покоряет, – переделал он знаменитые строчки «Мы времена не выбираем…»
Вспомнив о Вике, глубоко вздохнул и погрузился в ванну с головой. Почти минуту лежал под водой, а когда вынырнул и снова набрал воздуху, ощутил себя именно тем, кем являлся на самом деле, – молодым, здоровым и, на своё счастье, влюблённым. И первое, что он сделал, сначала мысленно, а потом вслух произнёс благодарные слова: – Спасибо, Вика, что ты вошла в меня, как месяц май входит в природу! Спасибо, Илья, за твой мораторий – он напомнил мне об этике. Спасибо, женщина из метро, за твой отрезвляющий нокаут – он вставил мне мозги туда, где раньше их не было. И даже вам, дорогой Родион Кузьмич, спасибо, за вашу способность понимать всё то, о чём вы сейчас бормочете!
Он выскочил из ванны, вытерся и пошёл на свой матрас.
* * *
Утром, проснувшись, полежал, не двигаясь. Тут же сладко потянулся и встал. Поджарил пельмени с яичницей. Напился кофе с творожной ватрушкой, которую неизменно покупал в «Пятёрочке», и вышел из дому. И увидел брата – большой, чуть-чуть бородатый по моде, стоит себе под берёзой и улыбается.
– Привет, Родька!
– Привет! Кого-то ждёшь?
– Ну да, тебя.
– А мораторий?
– Отменяется.
– Напрасно.
– Почему это?
– Потому что я к тебе с просьбой выручить.
– В каком смысле?
– Дать в долг шестьдесят пять тысяч.
– Почему так мало?
– Мне хватит.
– Ты шутишь?
– Не до шуток. Дашь или нет?
– Но…
– Понял, не дашь. Пока.
– Ты это… Постой. Дам, конечно, только хотелось бы знать…
– В казино проиграл. И, если не отдам…
– В казино?! Это что-то новенькое. Разве… Мне Алина сказала, что ты произвёл хорошее впечатление на Вику. Она…
– Илья, не томи. Обещаю, больше ни ногой в казино.
– Да, если у тебя получится. Казино – зараза цепкая, почище коронавируса. Когда нужно отдавать?
– Чем раньше, тем лучше.
– Хорошо. В четверг Алина свободна от театра, она заберёт Сашку. В четверг и дам.
– Спасибо, брат!
Они обнялись, отчего-то оба рассмеялись и пошли к метро.
* * *
Если бы у Родиона спросили, как он провёл эти несколько дней до свидания с Викой, он бы вряд ли что ответил. Он думал только про Вику, ждал встречи с нею и ничто на свете не могло даже на миг вытеснить её из Родькиного сознания. Даже обещанные Ильёй деньги не волновали его, только Вика, и ничего больше. Побаливала челюсть и, наверное, поэтому изредка и весьма отдалённо вспоминалась женщина со своим «правым боковым», «падающий дом» и её такие простые и точные слова: «Не притворяйся, ты не на футбольном поле». Сказочная женщина! Если бы не её «правый боковой», могло быть самое прикольное: полиция, следователи, тюрьма… Ух, какая жуть! А мама с папой? А Вика!..
Весь день в четверг шёл дождь. Родион перед входом в метро сложил зонтик и стал ждать Вику у эскалатора. Вот и она – в прозрачном розовом плаще-дождевике с капюшоном и картонной коробкой в руке. Под дождевиком можно разглядеть на плече золотую цепочку и крохотную сумочку-ридикюль.
– Небольшое угощение, – протянула она коробку. – Здесь моя любимая сласть – мороженое. Чтобы не таяло, я завернула его в бумажные пакеты. Вы любите мороженое?
– Всегда! Прямо с детских лет. Мороженое и яблоки антоновку. Ещё дыню и виноград.
– О, вкусы наши совпадают.
– Правда, антоновка почему-то пропала. А на ужин у нас будет жареная рыба с картошкой и вино каберне.
– Спасибо, но лично я удовлетворюсь только мороженым, – рассмеялась Вика.
– Картошку – балет не позволяет?
– Именно так.
Дом Родиона рядом с метро. Вика в прихожей сняла дождевик, а Родион повесил зонт на ручку двери. И, глядя ей в лицо, не удержался:
– Мне нравятся не накрашенные девушки. Тогда мы имеем дело с лицом, а не с лакированной деревяшкой.
– Но я-то лакированная! – рассмеялась она.
– Разве? Не может быть.
Вика достала из сумочки голубую салфетку и прикоснулась к уголку рта – на ней остался чуть заметный розовый след.
– Надо же! – сказал он. – А как будто и нет ничего.
– Среди прочих искусств, питающих хореографию, прочно укрепило себя искусство макияжа, или декоративной косметики. Ни одного артиста не выпустят на сцену и не станут снимать в кино без грима. Поэтому и мне приходится подчиняться требованиям жанра.
Родион пригласил её в комнату и заметил удивлённо-восторженный взгляд Виктории. Понятно, почему: она увидела круглый стол, четыре стула, несколько книг на подоконнике и большой ватный матрас на полу у стены. Да, ещё в самом углу на чёрном столике покоился компьютер с открытым экраном и проигрыватель с пластинками в пожелтевших от времени бумажных оболочках.
– Вы любите пластинки?
– В общем, да. От деда и бабушки достались. Они оба часто не просто слушали пластинки, но и распевали вместе с артистами. Такой хор выходил – закачаешься. Да-а, были люди в наше время!
– Приют холостяка, – повела она рукой. – Оказывается, для того, чтобы жить, нужно совсем немного.
– Чтобы жить, да. А чтобы жить хорошо, нужно кое-чего побольше, – сказал он и поставил коробку с мороженым на стол. – Прошу, располагайтесь. Хотите, музыку найдём?
– Нет-нет, музыки мне хватает. Побудем просто так.
– Конечно, ваше искусство не отделимо от музыки.
– И не только моё. У меня ещё младший брат Виталька скрипку терзает. Каждый божий день по несколько часов. Правда, в основном, вечерами, когда я в театре.
– И родители ваши театральные деятели?
– Нет, мама экономист, банковский работник, а папа программист, составляет сметы на строительство зданий и домов. Знаете, Родион, хорошо бы, поместить минут на десять… Впрочем, и холодильника у вас нет?
– Потом будет. А мороженое, если растаяло, нальём в чашки. Будто ликёр.
Виктория раскрыла коробку, размотала бумажные пакеты и достала блестящие цилиндрики в серебристой фольге. Их содержимое лишь немного размягчилось, но всё-таки оставалось мороженым. Выложили в чашки, он сходил за чайными ложками, стукнулись чашками, и Родион сказал:
– За вас, Вика! За ваши успехи на сцене и в жизни. А я, если позволите, буду вам помогать.
– Хороший тост, – кивнула она. – Я так рада, что мы познакомились…
В прихожей позвонили. Пришёл Илья, принёс деньги.
– Держи. И больше не ходи…
– Тише, не надо.
– А что? Ты не один?
– Да, с Викой. Проходи, угостим мороженым.
Илья заглянул в комнату, поздоровался.
– Молодцы, что вместе, – похвалил он. – Я бы тоже побыл, но заскочил на минуту, пока Сашка на горшке. Требует, чтобы немедленно показал, как пользоваться смартфоном. Два года всего, а уже, понимаете ли, страстишки. Но, как говорится, у мужиков такое бывает.
И ушёл.
– Мне Алина говорила, что ваши родители заняты торговым делом? – спросила Вика.
– «Торговое дело» – звучит капитально. У них проще: отец электрик в торговом центре, а мама там же продавщица в детском отделе.
– Видите, как? А сыновьям дали высшее образование.
– Дали, потому что сыновья взяли. У нас там было много таких, что и одного-двух курсов одолеть не сумели. Кто работать, кто в армию, кто куда. А нам с братом при выпуске, кроме дипломов, вручили лейтенантские погоны и даже именные кортики.
– И где они? Можно посмотреть?
– Пока что у родителей, там надёжнее. Но в любой момент зайдём и посмотрим. А в случае крупного военного конфликта Илью и меня ждёт Балтийский флот.
Родион заметил, что эти новости пришлись гостье по душе. Она чуть-чуть склонила голову к плечу и улыбалась. Родион нравился ей, и она этого не скрывала.
– Потанцуем? – спросила она.
– Желаете надо мной посмеяться?
– Почему вы так решили?
– Ну, это, как если бы соловей вдруг предложил вороне попеть заодно.
– Отличная метафора! Вышел бы угарный дуэт, – сказала Вика.
– А ещё угарнее, если бы сама ворона предложила соловью петь вдвоём, – рассмеялся Родион и спросил, включить компьютер, или проигрыватель.
– Да, проигрыватель. И запустить пластинку, что сейчас на нём. Хочу посмотреть, что вы слушали последний раз.
– А, там белиберда с Глебом Романовым. Может, лучше сентиментальный вальс Чайковского? Всё-таки классика?
– Нет, лучше с Глебушкой. Он был не только певцом и актёром, но и прекрасно танцевал. А пел на сорока языках.
Родион включил проигрыватель, раздалось похрустывающее шуршание иглы и грянули стихи:
В демократическом Берлине
Впервые этот вальс звучал.
И всяк поёт его отныне,
И всюду он любимым стал.
– «Домино» будет петь, – сказал Родион.
Зазвучал вальс на немецком языке.
– Я знаю эту песенку, – сказала Вика и протянула руку. – Объявляется белый танец – дамы приглашают кавалеров.
Родион взял Викину руку, бережно прикоснулся к талии и стал ходить, норовя попасть в такт музыке. Вика смотрела ему в глаза, улыбалась и сама старалась подстроиться под ритм и движения новоявленного танцора. Со стороны это могло выглядеть, как медленное топтание двух старикашек, если бы не их юные лица и смеющиеся глаза.
Вальс коротко прозвучал по-немецки и продолжился по-русски:
Домино, домино,
будь весёлым, не надо печали.
Домино, домино,
нет счастливее нас в этом зале.
– Он как будто про нас, – начал было Родион, но Вика поднесла пальчик к губам.
Видишь, я с тобой,
друг любимый мой,
Домино, домино, слышишь
счастье стучится в окно.
Глеб Романов завершил своё пение на жизнеутверждающей ноте, и они наградили его аплодисментами.
– Спасибо, Родион, – сказала она. – Боюсь, что со временем вы можете стать классным танцором. Данные налицо: рост, комплекция, длинная шея. И не слишком крупная голова.
– Всё, прошу зачислить на курсы! – подыграл он. И тут же спросил: – А мой завод? Там столько маеты, столько всего нужно заменить и поправить. Даже и думать нечего, не отпустят. К тому же я на службе, военный…
– Тогда у нас будут вне курсовые занятия. Их я беру на себя.
– Польщён, – рассмеялся Родион. – Обещаю идти к успеху семимильными шагами.
Они посмотрели в окно. Кажется, дождь перестал. Родион предложил:
– Хотите рыбы с картошкой и по капле вина?
– Спасибо, спасибо. Я бы с удовольствием, но не буду. Может, в следующий раз. А сейчас пора.
Он хотел проводить Вику до дому, но она разрешила только до метро. Здесь договорились о новой встрече на следующей неделе и снова в четверг. Теперь у неё.
* * *
Дни тянулись так, словно что-то нарушилось в природе. Словно в каждом из них случилось не двадцать четыре часа, а вдвое или даже втрое больше. Родион ждал четверга. Долг Эдуарду Алексеевичу он вернул на следующий день после встречи с Викой. Начальник отдела усмешливо сказал, что он на всякий случай принёс ему ещё тридцать пять тысяч – авось понадобятся.
– Спасибо, но меня выручил брат.
– Илька? – спросил Эдуард Алексеевич и посмотрел в угол, где тот за столом вычислял что-то на компьютере. – Внятный парень. Три года назад я собирался уйти, уже написал заявление, а тут пришёл к нам твой брат, и я порвал. Понял, что вдвоём мы сделаем отдел таким, каким он и должен быть. Ну, а с твоим приходом вообще наш сектор превратился в райское место.
– Шутите, Эдуард Алексеевич?
– Нисколько. Мы у руководства завода на хорошем счету. Скоро весь отдел получит неплохую премию.
Илья увидел, что они о чём-то живо беседуют и тоже подошёл.
– О политике речь? Думаете, вступать в НАТО или не нато?
Они оба хихикнули. Эдуард Алексеевич сказал:
– Ты ошибся, мы пустое не обсуждаем. И НАТу мы сто лет не нужны. Если вступим, оно разлетится на все составляющие. Ну, а сейчас, как говорится, за работу, господа-товарищи! Говорят, дураков работа любит. А нас она не только любит, но и кормит.
В субботу Родион позвонил Каткову, собираясь и ему отдать долг.
– Кто-кто? – нетрезвым голосом спросил Катков. – А, Родька! И что ты из-под меня хочешь?
– Давай увидимся, долг верну.
– Нет, Родя, не получится. Я в бывшей столице Пруссии Кёнигсберге, по-нашему, в Калининграде. Дружу с казино. И не безрезультатно. Понял? Так что побереги должок, буду дней через пяток.
Он сказал «не безрезультатно», – думал Родион. – Значит, в хорошем выигрыше. Даже стихами заговорил. Ай да Катков! Учился так себе, универов не кончал, а того и гляди, миллиардером станет. И машина у него, и девушек возит. А всё дело в казино. Нет, не в казино, а в особых способностях, вот в чём вопрос. А ты…
Он ходил по квартире, изредка поглядывал в окно, где светило солнце и нежно зеленела новая листва. И думал то про Каткова, то про Вику. Не забывал и про казино, где ему столь крупно не повезло. А ещё говорят, что в казино везёт новичкам и дурачкам. Вот он и новичок, и дура… А может всё-таки не совсем дурачок, раз не вписался в правила… Так, а что, если… Нет, нет, только не это. Забудь, притормози, не зарься на чужое, а то потеряешь своё. И до четверга не так уж долго, а там Вика, чудесная девушка и даже, может быть… А что, если после твоих неудач, там, за каменными ступеньками лестницы и за железной дверью тебя заждалась удача?
Он включил проигрыватель и стал слушать «Домино». Но теперь почему-то звучало не домино, а «казино, казино, будь весёлым, не надо печали…»
И сам не заметил, как сначала оказался на улице, потом в метро и, наконец, на каменных ступеньках лестницы, что бесповоротно вела к железной двери…
Отличный рассказ! Халява и зависть – наши пороки.
Бесплатный сыр только в мышеловке – многие так этого и не пойму!