Мир стал туманен, зыбок, сер

Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2021 / 15, 22.04.2021, автор: Александр МОХНАЧЁВ

---

ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ КАДР

Сужу себя сурово, беспристрастно:
Всё то, чем в своей жизни дорожил,
В итоге оказалось пошлым фарсом,
Где я играл статистом – но не жил.

А жизнь иная – промелькнула рядом:
Любовь и радость… Верные друзья…
Непрожитая мною жизнь моя
Мелькнула мимо двадцать пятым кадром.

Я видел эту жизнь в коротких снах,
И женщину, обещанную Богом, –
С точёным профилем – и в платье строгом…
И утром просыпался весь в слезах.

Быть может, это блажь, но верю я:
В том кадре всё, что ждёт меня за гробом –
И верные надёжные друзья,
И женщина, обещанная Богом.

ТАКИЕ НУЖНЫЕ СЛОВА…

Ирина, ангел мой земной!
Чем ты меня околдовала?
Я ведь беседую с тобой
так, словно ты не умирала.
Вот и сейчас – мне облик твой
с потусторонними глазами –
рисует в ярких красках память –
такой реальный и живой.
О, если б я сумел забыть
тот чёрный день – то воскресенье!
Но мы у памяти – рабы,
и я, увы – не исключенье.

…Уже смертельная болезнь
свои ростки в тебя пустила…
«Скажи, а ТАМ… ТАМ что-то есть?»
взглянув на небо, ты спросила
и посмотрела мне в глаза –
как смотрят маленькие дети…
Я усмехнулся и сказал:
«Забудь, Ирина, бредни эти!
«Тот свет» придумали попы,
Чтоб нас дурачить, понимаешь?
Всё это – сказки для толпы…»

«А ты ОТКУДА это знаешь?»
Её вопрос был слишком тих –
но покачнулась вдруг планета,
и мир вокруг меня затих –
как будто тоже ждал ответа.
Ах, мне бы, дураку, понять,
что я – последняя надежда!
Найти б слова, тебя обнять –
как я обычно делал прежде.
И ты поверила бы мне –
что я спасу, что всё устрою –
так верят золушки герою
на белом сказочном коне…

Но не нашлись в тот миг слова –
слова, которые спасают –
ведь их хранит не голова,
они лишь в сердце обитают.
И прозвучала злая ложь:
Я – бодрым голосом кретина –
тебя заверил: «Ты, Ирина,
ещё лет сорок проживёшь!»

…Потом был онкодиспансер –
врачи, свиданья, запах смерти…
Мир стал туманен, зыбок, сер,
а по ночам – мне снились черти.
Я проклял свой агностицизм,
которым смолоду гордился,
забыл свой гонор, скептицизм,
и за тебя одну молился
неканонично и – убого…
Забросив все свои дела,
я – как умел – просил у Бога,
чтоб ты назло всему жила!

…И только у твоей могилы,
где летом выросла трава,
ко мне пришли под дождь унылый
те сокровенные слова:
«Иринка, ангел мой картавый!
Прости меня – он есть «ТОТ СВЕТ»,
где заживём с тобой на славу –
ведь смерти ТАМ – в помине нет!»

ЖИТЬ – ДЛЯ СЕБЯ?

Если я – не для себя, то кто же для меня?
Но если я – только для себя, то зачем я нужен?
Гиллель

Прожить ли для себя остаток лет?
(Бог знает, сколько мне осталось…)
Я – как Гиллель – впотьмах ищу ответ,
А тут ещё моя подруга Старость
Назойливо жужжит мне прямо в уши:

«Наплюй на всех, мой друг, меня послушай.
Оставь другим заботу о других.
Зачем тебе решать за них проблемы,
Они – зерно на жерновах Системы,
Что методично перемелет их
В муку…
И ты прекрасно знаешь,
Что будет так.
Зачем же ты страдаешь,
И старческое сердце рвёшь на части,
И полагаешь это – своим счастьем.
То жертвоприношение себя
В угоду тем, кого (пускай – любя)
Ты ставишь выше собственного блага.
Возьмись за ум, подумай бедолага!
Ведь вслед за мной к тебе нагрянут муки
Болезней тяжких… немощи несчастье…
Помогут ли тебе твой сын и внуки?
Скорей всего, – забудут в одночасье».

Да – доводы у Старости резонны,
И у природы есть свои законы:
«Пусть бедствует старик. Должно быть, жизнь права:
И львята никогда кормить не станут льва».*

…В конце стиха – согрев лапши на ужин
И притушив у лампы яркий свет,
Я написал для Старости ответ:
«КОЛЬ ДЛЯ СЕБЯ Я, ТО ЗАЧЕМ Я НУЖЕН».

*Процитировано двустишье сирийского мудреца и поэта X–XI веков Абу-ль-Аля аль-Маарри.