МИР ТЕСЕН

Рубрика в газете: Здесь могут быть драконы, № 2019 / 10, 15.03.2019, автор: Николай ВАСИЛЬЕВ

Мир тесен, и 350 нервных спартанцев курят в очереди к ущелью. А могли бы собрать “Лужники”. Разговор о современном литпроцессе с московским поэтом, издателем, культуртрегером Даной Курской, руководителем набирающего обороты издательства «Стеклограф».


Дана Курская

– Мы с тобой хорошо знакомы, поэтому – на ты. Я решил взять у тебя интервью для «ЛитРоссии» по причине, в частности, весьма заметной и успешной деятельности твоего некоммерческого издательства. Сколько книг вышло в «Стеклографе» за прошедший год? 28?
– 29. В основном это дебютные книги, но довольно известных поэтов, которые уже обрели свой поэтический голос и утвердили своё поэтическое право в современном литературном процессе. Но вот книг у них пока не было, или были очень давно. Яркий пример – Светлана Богданова, замечательный автор – не побоюсь этого слова, легендарный – который на долгое время вышел, по личным обстоятельствам, из литературной игры.
– Назови её главные книги.
– Книга стихов «Ностальгический газ», со стихами новыми и двадцатилетней давности – и невероятно нашумевший роман-антитеза «Сон Иокасты». 16 лет назад журнал «Знамя» опубликовал этот роман, который журнал «Итоги» назвал лучшей прозой месяца. Потом Светлана ушла из литературы и даже не знала, что о романе впоследствии было написано несколько диссертаций и множество критических статей.
– Кто ещё, на твой взгляд, состоялся, как поэт, но пока не получил должного признания?
– Например, поэт Олег Бабинов. Когда-то его публиковали, звали выступать, потом всё заглохло. Теперь Олег стал заново наращивать популярность. Люди, с которыми я имею дело, зачастую славы не ищут и громко о себе не говорят, я сама их вытаскиваю. У Бабинова вышла в «Стеклографе» прекрасная книга «Мальчик сломал слона» – можно сказать, семейная, потому что иллюстрации делала его дочь. К слову сказать, я всегда иду навстречу неожиданным желаниям автора. Например книга «Беглый огонь» Сергея Арутюнова была издана с оригинальной авторской вёрсткой, передающей такую…светопись огня. Народ, конечно, назвал вёрстку непрофессиональной, непрофессиональной она и была, но эксперимент очень интересный.
– Арутюнов-то переживает о непризнании? Судя по некоторым постам в фэйсбуке, его это тяготит.
– Он автор признанный, но переживает, как и все мы, однако держится в этой ситуации с достоинством. Из литературы он никуда не уходил, потому что это его, можно сказать, физиология, плазма его крови.
– А его недавнее заявление про премию «Московский счёт»?
– У нас всех довольно тяжёлое отношение к премиям. Что к «Московскому счёту, что к «Заблудившемуся трамваю», – на который «Стеклограф» в этом году сделал, пожалуй, одну из самых сильных, в плане подбора авторов, номинационных заявок, – что к моей собственной литературной премии «MyPrize». Человеку-поэту – всегда кажется, что премию не дали ему лично – или дали его личному врагу. Вокруг премии «Лицей», в которой я взяла второе место, тоже было много слухов и домыслов. Я скажу, как обладатель премии, что её дают за талант. Не за кумовство, это независимая премия. Но вокруг любых премий всегда будет, видимо, вот эта нездоровая атмосфера.


– Может быть, она объяснима объективными причинами? Ну, побеждает тот, кто показался самым талантливым, хорошо. А отбор участников – отбор кандидатов на премию – как происходит, не по принципу ли знакомства, личных симпатий, «примельканности» в определённой тусовке?
– Ну вот «Myprize», например.Я даю её людям знакомым, но показавшимся мне талантливыми. А было много людей в шорт-листе премии, которых я не знала лично, а просто они прислали мне свои стихи.
– То есть, ты знакомишься с актуальной литературой во многом на основе присланных тебе стихов?
– Да.
– Много ли талантливых современных авторов? Вот Борис Кутенков говорит, что их количество даже избыточно.
– У меня свой московский счёт, так скажем, и общероссийский. Судя по моему поэтическому фестивалю «Myfest», это 350 человек. Те, кто достаточно активно участвует в литпроцессе и обладает в нём неким поэтическим правом.
– …Так вот. 350 человек. Как ты думаешь, существующий рынок – ну, я не имею в виду широкий книжный рынок, я имею в виду толстые журналы, небольшие издательства, которые потихоньку кого-то издают – его хватает на эти 350 человек? Так, чтобы люди жили полноценной литературной жизнью в настоящий момент, а не стояли несколько лет в очереди за публикацией, книгой или концертом?
– Нет, не хватает. Поэзия сейчас не на коне, не занимает важную позицию в жанрах литературы. С вероятностью 60% на сайте какого-либо издательства сказано: «Не присылайте нам стихи!» Поэзия уходит в сеть, она не востребована.
– Так, а те структуры, которые занимаются именно поэзией – могут успешно работать с таким количеством людей? Не очень, кстати, большим.
– Нет, они не справляются. Узкопоэтические издательства, такие, как «Воймега», в последний год, как мне кажется, снизили количество издаваемых книг и авторов. «Русский Гулливер» не очень много книг издаёт в год.


– «Стеклограф «на этом фоне, с 29 книгами за год, смотрится, конечно, перспективно. Чуть позже я спрошу, откуда ты берёшь деньги. А пока вернёмся к людям и цифре. 350 авторов – это со всей страны?
– Да.
– …Я ещё раз задам вопрос, потому что удивлён, во-первых, и потому что этот вопрос кажется мне принципиально важным. Получается, что вся структура литературного процесса в стране – я не говорю об издательствах уровня «Эксмо», я говорю про различные журналы, толстые и не толстые, про маленькие издательства – вот про это всё, откуда книги просачиваются в очень ограниченное количество книжных магазинов в нескольких городах страны, тиражом экземпляров в сто-двести – вся эта структура не может обеспечить 350 авторов?
– Нет, не может.
– Я понял. Откуда ты берёшь деньги?
– Я работаю директором собственного ивент-агентства. Хотя, честно говоря, ивент-бизнес (организация корпоративов и праздников) сейчас загибается, заказов очень мало. Я стараюсь договориться с типографиями о постоплате, когда это возможно. Занимаю. Выкручяиваюсь. В принципе, сто экземпляров издать не дорого.
– Это тысяч десять рублей?
– Примерно так. В общем, в таком режиме комфортно издавать две-три книги в год. Но не 29. И нервная перегрузка у меня, конечно, налицо.
– То есть, это твои деньги, из твоего кармана?
– Ну да. Иногда я предлагаю авторам – тем, которые хотят издаться побыстрее, не стоя в очереди – оплатить услуги типографии. Но это не плата за собственно издание книги. Вёрстку, иллюстрации, презентации – всё это издательство делает бесплатно.
– А те, кто ждут, адекватно переносят ожидание? По твоим рассказам, товарищи поэты периодически устраивают скандалы, истерики, ругань в соцсетях.
– …Я себя чувствую порой как героиня фильма «Догвиль» Ларса фон Триера. Сначала все вокруг очень хорошие – а потом они вешают на тебя большое колесо, спят с тобой всей деревней, и при этом ты всегда должна приходить к ним «по звоночку». Была недавно ситуация, когда человек, искренне расположенный ко мне и к издательству, говоривший, что он понимает ситуацию, что он готов ждать своей очереди – думаешь, какой замечательный человек и поэт, дай ему Бог здоровья – через пару недель начал травить меня в соцсетях. Хотя говорил, что готов ждать хоть год. У человека уже была на руках вёрстка и обложка. Человек не понимал, что, по сути, он выпрашивает у меня деньги. «Мне нужно издаться немедленно» – стал говорить этот замечательный поэт. А мне что было делать, почку продать? Для ускорения процесса, видимо, он решил начать травлю в соцсетях. Для меня это всё очень страшно и болезненно переживается. Два раза в подобных ситуациях меня увозили в больницу с сердечным приступом.
– …Да чего ж с этими людьми не так-то? Почему они такие? По природе?
– Я думаю, да, поэт по природе часто бывает эгоцентричным и неприятным человеком.
– А как же… ну, какое-то чувство поэтического достоинства, какой-то кодекс поведения, солидарность с коллегами по цеху?
– …Я пытаюсь прощать этих людей. Я знаю, что никто, кроме них, не напишет вот этих, уникальных стихов, и потому поэтов нужно жалеть и прощать. И я прощаю – где-то там, в вышине. Но книгу им после таких историй издать не могу – хотя некоторые друзья говорят, что, мол, а ты всё равно издай. Но я, наверно, тоже эгоцентричный и неприятный человек – я не Иисус Христос и не могу пойти этим людям навстречу, какими бы талантливыми они ни были, после пережитого унижения.
– Слаб человек и грешен?
– Да, хотя люди безусловно талантливые, и стихи у них безусловно хорошие. На сайте «Стеклографа» висит список авторов, которые будут изданы в обозримом будущем и ждут своей очереди – человек может посмотреть на этот чудовищный список и прикинуть, что в издательстве работает всего три человека – я, художник и верстальщик, мы при этом работаем ещё и на основных работах, поскольку издательство не приносит нам дохода – человек может посмотреть на это и сделать нехитрый вывод, что мы не можем издавать 29 книг в месяц. В год – можем, но не в месяц. Значит, надо стоять очередь. Но людям кажется, что вот именно их, лично их задерживают больше всего.
– То есть, у многих из этих 350 человек внутри сидит страх, что вот сейчас его лично «опрокинут» и оставят на обочине – страх оказаться непризнанным – откуда он берётся? Это особенность времени?
– Думаю, да. Потому что, если говорить о Серебряном веке, то там, конечно, всё было поделено, как зоны влияния у мафии, процветала конкуренция – но своя аудитория у всех была, на обочине никто не оставался. Если говорить о «шестидесятниках», то они были достаточно едины, работали «на порыве» и охотно делились между собой местами и аудиториями.
– В 90-х была похожая ситуация?
– В начале 90-х людям было точно не до стихов. С конца 90-х началось интересное поэтическое движение, тогда и был задан бешеный ритм, который постепенно нарастал и теперь господствует: все бегут, бегут, и каждый боится, что система выплюнет его за беговую дорожку. Сейчас развиты компьютерные технологии, интернет, поэтому трудно не встать на эту беговую дорожку, если у тебя есть компьютер. Вот одна поэтесса сейчас активно предлагает всем завести свой паблик.
– Бог с ней, с этой поэтессой. Но почему люди не ценят всё-таки интернет, с которым, по идее, больше ничего и не надо, и всё равно хотят издать книжку, хотят каких-то, условно говоря, «понтов», хотят быть кем-то и чем-то отмеченными и оценивают других по тем же критериям?
– Человеку хочется всероссийского признания. Если он получит всероссийское, захочется всемирного. Это естественно. С пабликом в интернете, наверно, так вот сразу известным не станешь. А поэты, как мы уже отметили, эгоцентричные люди и хотят быть услышанными как можно скорее и как можно большим количеством народа.
– Они всегда такими были?
– Я думаю, что с тех пор, как Ева сорвала яблоко и сказала – смотри, Адам, яблоко. Она хотела быть услышанной, и ей внимал весь райский сад. Я думаю, это в человеческой природе, и поэтому да, поэты всегда такими были.
– Сейчас реально получить всероссийское признание – когда нет доступа к широкому книжному рынку? Ну чтобы твою книгу продавали в «Буквоеде» хотя бы. Это ведь, такое чувство, нереально, если ты не Ах Астахова какая-нибудь.
– В питерский «Буквоед», кстати, довольно легко попасть. Книги «Стеклографа» там есть, насколько я знаю.
– Хорошо, в Питере можно. А в Москве?
– В Москве я работаю с магазинами «Фаланстер», «Циолковский», «Порядок слов». Книги Светланы Богдановой сейчас дожидаются срока своего выставления на полках «Московского дома книги на Арбате». Им, руководству магазина, была нужна какая-то история вокруг книги, и Светина история их впечатлила. А я могу о каждой книге и её авторе рассказать отдельную историю. В принципе, я думаю, что продвигать книги в книжные магазины – реально, просто это зависит от работы самого издателя. Мне помогает то, что я веду себя с книжными магазинами очень по-человечески и не строю из себя большого профессионала. Здравствуйте, я сама из Челябинска, некому больше заняться современной поэзий – помогите, мол. Люди видят, что это качественные книги, известные авторы, и часто идут навстречу.
– А как ситуация с этим в провинции? Например, на Урале, откуда ты родом?
– Есть замечательный книжный передвижной магазин «Поэзия» поэта Александра Самойлова. Саша сам ходит с сумками и продаёт книги на концертах, при этом его передвижной магазин действительно пользуется на литературном Урале большой популярностью.
– На Урале всё-таки есть литературная традиция, школа, как, наверно, и в Сибири. А что остальные регионы? Волга, юга? На севере, например, откуда родом я, с этим очень не густо.
– …Вот насчёт Сибири, про которую ты упомянул. В Новосибирске и Томске есть невероятно сильные поэты, известные на всю Россию. К примеру, Андрей Щетников, Антон Метельков, Игорь Силантьев, Юлия Пивоварова. Это очень сильные и известные авторы, но они стоят в литературном процессе особняком, и им это, мне кажется, нравится. У меня давно было желание провести один из дней моего поэтического фестиваля «MyFest» в Новосибирске, но я почувствовала от местных авторов и культуртрегеров… не отторжение, но некую холодность. В том духе, что у нас тут свой праздник. У меня ощущение, что литературный Новосибирск – это такой, знаешь, город романтических персонажей, вампиров, благородных прекрасных вампиров, каждый из которых граф Дракула, а не кто-то там – ходишь среди них, боишься, и тут один из них затаскивает тебя в подворотню и говорит: вообще-то я не вампир, держусь тут изо всех сил – как вы там вообще на воле? Силантьев как раз такой – добрый, душевный, рубаха-парень, всем и каждому поможет. Прекрасный прозаик и поэт, доктор наук. И вот такой человек живёт в Новосибирске.
– Я понял, он такой рубаха-парень, который живёт среди других хороших парней, которые носят эту рубаху под кожей.
– Да! (смеётся).
– Что скажешь про Томск?
– Томск более спокойный, менее пафосный город, чем Новосибирск. Сейчас там набирают обороты замечательные поэты Борис Пейгин и его жена, Лариса Мареева. За последние два года они совершили невероятный прорыв, невероятно выросли, как поэты – они взрывают уже не только сибирские, но и московские литературные площадки, печатаются в толстых журналах, у Пейгина выйдет скоро книга в «Стеклографе». В общем, Томск тоже на всё это дело горазд. Что касается остальной России…
– Вот да, остаётся же ещё огромное пространство. Там вообще что-то, по твоему опыту, есть?
– В средние века на этой части карты написали бы: здесь могут быть драконы. Я пыталась узнать, как там что происходит. Была в Тамбове. Оттуда родом Марина Кудимова, которую я бесконечно уважаю, и поэт-футурист Давид Бурлюк (он там учился, в Тамбове). Соответственно, половина Тамбова молится на Бурлюка с его заумью и авангардом, а половина – на традиционалистские стихи Кудимовой. Такое там разделение ценностей – на силлабо-тонику, грубо говоря, и верлибры. Вообще, в Тамбове что-то действительно есть, небольшая, но очень душевная движуха. Замечательные поэты – Веселовский, Луневская – замечательная библиотека, которой руководит Ольга Александрова, они готовы проводить концерты, приглашать поэтов из Москвы. Я всячески рекомендую Тамбов в качестве литературной площадки. Я пыталась наладить отношения с Пермью, например, но там не нашлось никого, кто хотел бы со мной взаимодействовать. В Самаре знаю только Любовь Глотову, замечательную поэтессу, но пока не вижу способа проникнуть в самарскую литературную жизнь. У меня не на всё хватает сил. Поэтому сейчас я обращаюсь ко всем, кто меня слышит из других городов – пишите мне, выходите на связь.
– То есть, в интересах литпроцесса литераторам надо и самим как-то выходить на культуртрегеров?
– Конечно. Есть, например, такой замечательный проект – «Культурная инициатива». Данил Файзов и Юрий Цветков ещё в 90-х сделали огромный прорыв в современной поэзии, они, можно сказать, положили асфальт, по которому мы ходим. Но видимо, сейчас они не каждый раз могут предложить читателю что-то новое.
– И продолжают раскручивать уже известные имена. Когда в стране 350 невостребованных литераторов. А толстые журналы?
– В толстых журналах, мне кажется, исходят из того принципа, что время ещё есть. Ещё успеется. А времени, на самом деле, уже нет. Я это понимаю, потому и занимаюсь новыми именами.
– Кто, кроме тебя, сейчас занимается «новьём»?
– Боюсь, никто. Я с большой теплотой отзываюсь о деятельности Бориса Кутенкова. Это подвижник, самоотречённый человек, отличный поэт. Но Борис любит копаться на кладбищах. Его проект «Они ушли. Они остались» направлен на то, чтобы мы вспомнили о тех поэтах, которых мы практически и не знали.
– Это важно. Но, с другой стороны, да, столько живых поэтов… И ими Борис тоже занимается.
– Его «Полёт разборов» – хороший проект. Там участвуют хорошие поэты, хорошие критики, там хорошая культура обсуждения. Есть ещё Николай Милешкин с его поэтическими вечерами в Малаховке, Елена Зейферт – поэт, чудесный критик, педагог – ведёт свою литературную студию, есть Людмила Вязмитинова и её, опять же, студия «Личный взгляд». Замечательный Юрий Угольников делает тоже очень многое. Но это всё… хороший студийный, филологический, библиотечный и университетский формат, который ничего принципиально нового, на мой взгляд, в литпроцесс не вносит.
– Хорошо, а что вносишь ты, чего нет, например, у Кутенкова?
– Я не ориентируюсь исключительно на известные и признанные имена. Я могу издать как легендарную Алину Витухновскую, так и молодого поэта Анастасию Кинаш. А вообще, культуртрегер – это тот, кто ворочает глыбы. Книги, фестивали, презентации, новые форматы, литературные премии, игры, спектакли, что угодно. И мне кажется, что на сегодняшний день я в этом смысле могу предложить больше всех.
– Тебе как-то удаётся справлять с тем, что поэтов читают только поэты? Выходить на читателя, который находится за пределами пишущего круга людей?
– На это и уходят основные силы. «MyFest» собирает огромное количество публики, но это, в основном, поэты, семьи поэтов, друзья поэтов. А я хочу в некотором смысле вернуть 60-е. Чтобы мы могли опять собирать стадион «Лужники», который будут заполнять читатели, а не только литературное сообщество. У меня есть на этот счёт своя программа, которую я пока рассказывать не буду. Но. Я создала сайт под названием «Литоскоп», чтобы большинство из тех самых 350 человек было собрано в одном месте. С визитными карточками. Потому что для постороннего, неискушённого читателя в публикациях в «Журнальном зале», например», чёрт ногу сломит. Поэту нужна своя визитка, два ярких резонансных стихотворения, которые на «Литоскопе» и представлены. Этот сайт я рекламирую везде – в сетевых пабликах, региональных газетах, библиотеках и даже в одном петербургском баре. И со временем, надеюсь, такая яркая и удобовоспринимаемая реклама вызовет подъём интереса к поэзии у массового читателя, на волне которого даже у такой коммерческой организации, как стадион «Лужники», возникнет резон обратить на нас внимание. И 60-е, насколько это вообще возможно, вернутся.

 

6 комментариев на «“МИР ТЕСЕН”»

  1. Сначала восхитился: молодец, Дана! А заглянул в “Литоскоп”, и разочарование! Такими стишками не только стадион не соберешь, но дай Бог, с десяток слушателей позевать в библиотеку соберутся. Ни одного стихотворения не встретил, чтоб тронуло сердце или задуматься заставило. Так, ни уму, ни сердцу!

  2. Собрать “Лужники” сейчас – это только на футбол. Не то время, да и люди, как поэты, так и слушатели, – кардинально измельчали

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.