Мрак притягателен
Рубрика в газете: Жизнь национальностей: в поисках гармонии, № 2020 / 27, 16.07.2020, автор: Баязид РЗАЕВ
Современные авторы пробуют себя в разных жанрах. Мы давно общаемся с Баязидом Рзаевым, молодым писателем азербайджанского происхождения, работающим в двух смежных жанрах: литература ужасов и нуар. На первый взгляд, это нетипичные для русской литературы жанры, но Баязид объяснил нам, почему такое утверждение ошибочно. Сегодня Баязид – наш гость.
– Какую страну ты считаешь своей Родиной? Что вообще для тебя значит это слово?
– Ты знаешь, в плане определения понятий «Родина» и «национальность» я могу выделить два подхода: примордиалистский, по которому человек изначально должен относить себя к какой-то национальной группе, и конструктивистский, согласно которому человек в принципе может себя относить к каким-то группам, а может и не относить. Наверное, с точки зрения первого подхода моей Родиной можно назвать Азербайджан, тогда как согласно второму подходу я всё-таки больше русский, потому что родился в России, вырос в России, первое слово сказал на русском языке. Если я бываю где-то за рубежом, то больше скучаю по России, чем по Азербайджану.
– Ты много путешествуешь, значит, должно быть, знаешь разные языки?
– Вообще я билингва, говорю и пишу на русском литературном языке и разговорном азербайджанском. Кроме того, говорю на турецком, английском, немецком (так как несколько лет прожил в Германии) и чуть-чуть на норвежском.
– Но все свои произведения ты пишешь на одном: русском. Истории у тебя выходят мрачными. Можешь ли провести параллель между фактами из твоей биографии и твоим интересом к нуару и литературе ужасов?
– Уход во мрак у меня произошёл после достаточно печальных событий, связанных со здоровьем. Конечно да, в детстве я зачитывался романами Стивена Кинга. Первая серьёзная книга, которую я осознанно прочитал – это «Кристина» Кинга, мне было тогда лет 10. Весь следующий год я читал «Оно» – словом, мне нравились мрачные сюжеты, но я не слишком углублялся в их философию, так как относился к жизни в принципе позитивно. Серьёзное увлечение литературой ужасов, особенно творчеством Г.Ф. Лавкрафта, у меня началось, повторюсь, после проблем со здоровьем. Да, я излечился, но понимал, что жизнь уже не будет прежней – я уже не смогу нормально заниматься спортом, должен буду всё время следить за собой. Не скажу, что я от природы очень позитивный человек, но пессимистом я бы себя тоже не назвал. Тем не менее, мне очень нравится так называемая «пессимистическая философия» (Цапффе, Сиоран) и спекулятивный реализм (Лиготти, Такер) – здесь мои предпочтения разделяет Раст Коул из первого сезона знаменитого сериала «Настоящий детектив» – и южная готика, которая косвенно относится к так называемому «полынному нуару», то есть граничит с вестерном.
– Объясни, что ты подразумеваешь под словом «нуар»? В последнее время это слово довольно часто встречается в фильмах и книгах, но подлежит совершенно разным трактовкам.
– Нуар – это некий культурно-философский феномен, пространственная доминанта которого – абсолютный мрак и безысходность, возникающие на фоне социального и философского перелома. Если учитывать классификацию Бахтина, то нуар – это абсолютное воплощение хронотопа кризиса. Для нас первое, что вспоминается при упоминании нуара, – это американские криминальные драмы и триллеры 40–50-х годов, у которых была своя узнаваемая эстетика: чёрно-белая картинка, детективный сюжет, люди в шляпах и длинных плащах, табачный дым, джаз, роковые женщины, лаконичность, цинизм. Я больше интересуюсь литературным нуаром. Давай замолвим пару слов о нём?
Раньше roman noir («чёрный роман» во Франции назывались английские готические романы. Французы ничуть не прогадали ни в лексическом, ни в литературно-историческом плане, так как нуар 20-го века – модернистский и лаконичный – является прямым наследником готики. И не только её – нуар прошёл через многие эпохи, вбирая в себя разные веяния; на него очень сильно в своё время повлияли Эдгар По, Шарль Бодлер и другие декаденты, немецкие экспрессионисты. О связи нуара с готикой красноречиво говорит неофициальное прозвище Корнелла Вулрича – отца литературного нуара. Его называли Эдгаром По XX века, в чём можно убедиться, не прибегая к трудам авторитетных филологов. Достаточно обратиться к рассказу Эдгара По «Сердце-обличитель», а потом прочитать рассказ Вулрича «Труп по соседству». Спойлерить не буду. Некоторые исследователи полагают, что именно европейцы зародили нуар в США, когда принесли туда свои послевоенные экспрессионистские настроения. Здесь впору вспомнить того же Фрица Ланга, великого немецкого кинорежиссёра, снявшего свои поздние фильмы в послевоенной Америке.
Нуар прекрасно отражает время и социальные реалии: его расцвет пришёлся на 1940-ые годы, а та тягучая атмосфера цинизма и безвозмездности – это не нарочитое нагнетание, а сублимация настроений американского общества в период Второй мировой войны. Ощутимую лепту внесли и кинематографисты, которые побывали на войне, выжили и, вернувшись, стали выпускать очень мрачные и пессимистичные ленты – например, Джордж Стивенс, снимавший в 30-ые годы стандартные позитивные мюзиклы, в 1953 году выпустил очень мрачный и нуарный вестерн «Шейн», который вошёл в золотой фонд голливудской классики. Кстати, кинохроника Стивенса, запечатлевшая ужасы Второй мировой войны, даже использовалась на Нюрнбергском процессе. Заметь, нуар всегда появляется тогда, когда происходит перелом в обществе и теряются старые идеалы. Выражусь красивее: нуар произрастает из разломов в обществе. На фоне этого можно выдвинуть теорию о том, что в России в 90-е годы тоже был свой «русский нуар», возникший в том время, когда рухнули пропагандируемые государством идеалы равенства и братства, а на территории бывшего СССР начались войны. На этом фоне стали возникать такие фильмы как «Брат» и «Брат 2» Алексея Балабанова, первые сезоны «Улиц разбитых фонарей» и «Бандитского Петербурга», «Упырь», «Русский транзит» и тому прочее. Сюда бы я отнёс ещё «За последней чертой», хоть это и поздний советский фильм. Перечисленные картины, на мой взгляд – это чистейший русский нуар. Там нет резкого деления на Добро и Зло – абсолютно положительный герой и победитель в итоге может оказаться настоящим мерзавцем и подонком. Или попросту испортиться, потерять свою положительность.
– То есть, «Обыкновенная история» Гончарова – это нуар?
– Косвенно да. Ведь Александр Адуев в конце сильно меняется, становясь практически точной копией собственного дяди. Это соответствует классической литературной традиции – в конце герой должен измениться. Важно, в какую сторону.
– А какие ещё произведения русской литературы ты бы отнёс к нуару?
– Из литературы дореволюционного периода несомненно отнёс бы Достоевского с его пугающим Петербургом, Куприна с его циничной «Ямой», Чехова с его человеком с молоточком (фатум – важнейший архетип нуара), мрачные рассказы Андреева, Одоевского, Арцыбашева. Из советского периода я бы назвал «Мастера и Маргариту» частично нуаром. Ведь одна из его отличительных черт – неоднозначность. Например, Воланд – он олицетворяет Зло, но с другой стороны – творит Добро. Вспомним эпиграф из «Фауста» Гёте, который Булгаков выбрал для своего культового романа: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Потом, атмосфера таинственной ночной Москвы, её неопределённость, мрачная притягательность – это хоть и частично, но всё-таки нуар. Потом я бы отнёс к нуару «Камеру обскура» Владимира Набокова и московские повести Юрия Трифонова. А из современных произведений, конечно, я бы выбрал детективы Андрея Кивинова, особенно «Инферно» и «Блюз осеннего вечера». Вот это чистый нуар.
– Говоря о литературе и кинематографе, ты очень часто упоминаешь политику. Расскажи, что ты думаешь по поводу происходящих погромов в США? Может ли это дать пищу для новых жанров и новых мрачных произведений?
– Я считаю, что это первые трещинки грядущего перелома, их, конечно залатали, но не излечили. Почему-то наши жители СНГ так трепещат по поводу массового сноса памятников в США и переименований улиц! Хотя у нас же сколько раз Волгоград переименовывали – сначала Царицын, потом Сталинград, теперь Волгоград. То, что сейчас происходит – это нормальный процесс. С точки зрения мировой истории любые изменения происходили не очень гладко, а напротив – резко, с негативным переосмыслением былого. Например, художники Ренессанса очень негативно отзывались о культуре Средневековья, называя её «варварской». Хотя благодаря Арону Гуревичу мы знаем, что Средневековье не было таким варварским, каким нам представляется, там даже была кое-какая централизованная власть. Деятели искусств эпохи барокко крушили идеалы Ренессанса, в 18 веке их преемники отказывались от наследия барокко и так далее. То есть, происходящие в США события – это абсолютно объективный и проверенный временем процесс. Я не хочу давать ему оценку – просто за ним наблюдаю и считаю, что наше поколение стало очевидцем смены эпох. И, безусловно, на наших глазах появятся новые жанры и произведения, не лишённые своей мрачной притягательности.
– Ты говорил, что следишь не только за политическими событиями в США, но и в других странах – в том числе в Азербайджане, откуда родом твои предки. Как ты относишься к правительству этой страны?
– К правительству Азербайджана у меня однозначно негативное отношение. Ты сам можешь понаблюдать за людьми на любом российском рынке – сколько там азербайджанцев? Достаточно много. Но, извини меня, Азербайджан – это довольно богатая страна: там много полезных ископаемых, много нефти, много газа, целых шесть климатических зон, там можно создать великолепнейший инвестиционный и туристический климат, социальную программу уровня скандинавских стран. Притом это не такая огромная страна как Россия, где есть проблемы с логистикой – это небольшое и компактное государство, где можно такое провернуть..! Но в реальности мы видим современный султанат, где власть практически не меняется и, собственно, передаётся по наследству – сначала с 1993 по 2003 год Президентом Азербайджана был Гейдар Алиев (до этого с 1969 по 1982 годы занимавший пост первого секретаря ЦК КП Азербайджанской СССР), затем, с 2003 года по настоящее время, ту же должность занимает его сын Ильхам. Собственно, с приходом к власти Гейдара Алиева и начались проблемы азербайджанского народа: когда доселе крамольные темы стали вдруг освещаться и входить в культурный обиход. Сегодня люди реально сходят с ума от такой жизни, в стране очень низкие зарплаты и пособия по безработице, зато очень высокий процент мздоимства, ужасная система здравоохранения. Наверное, даже в какой-нибудь африканской Гане с медициной будет получше – я оперировал в Азербайджане ноги и знаю, какая там медицина. В результате этих факторов в обществе Азербайджана стали аккумулироваться негативные чувства, которые выливаются во внутренние и внешние конфликты. Но сейчас там всё больше возрастают протестные настроения – ведь не бывает такого народа, который всё время терпит.
– Мне безумно жаль, что мои современники, живущие в Москве, имеют весьма слабое представление об азербайджанской литературе. А ведь за этой литературой стоят века…
– Да, ты прав. Один Физули чего стоит. Он писал полные поэмы от своего имени – явление для своего времени уникальное, так как тогда авторы, особенно христианские, предпочитали анонимность из-за страха перед Божественной карой. Помимо них следует также назвать шаха Исмаила Сефеви, который был основателем династии Сефевидов. Он считается классиком азербайджанской литературы. Ещё раньше, в XI–XII века, был создан настоящий литературный памятник, эпос «Деде-Коркуд» о приходе огузов на земли современного Азербайджана и подвигах разных героев. Особенно интересен подвиг героя Басада, который побеждает огромного циклопа. Тебе это ничего не напоминает?
– Как же, победа Одиссея над Полифемом из поэмы Гомера.
– Именно так. Вспоминаем немецкого филолога Теодора Бенфея и его теорию бродячих сюжетов: согласно Бенфею, мифологические сюжеты практически всех народов связаны с индийским эпосом, из чего учёный делает вывод, что изначально человечество возникло в Индии и распространилось по всему свету. Вместе с народом по Земле кочевали и сюжеты, где-то видоизменяясь, но в целом сохраняя своё содержание. Потому в культуре разных народов постоянно повторяются сюжеты сказок, эпосов и легенд. И мрачных историй, конечно же.
– Очень интересно. А что скажешь про современную азербайджанскую литературу?
– К сожалению, я не очень сильно в неё углублялся, однако могу назвать очень хорошего русскоязычного писателя Эльчина Сафарли. Также могу отметить Сеймура Байджана, Гюнель Мовлуд (у неё недавно вышел автобиографический роман «Лагерь», где она описывает свои злоключения в лагере для азербайджанских беженцев времён Карабахского конфликта) и Алекпера Алиева. С последними двумя знаком лично, например, у Гюнель я редактировал роман «Секс во время диктатуры», у Алекпера – роман «Эмигрант». Из перечисленных импонирует только Сеймур Байджан. Кроме того, я лично знаю Чингиза Гусейнова, писателя-«шестидесятника». Его сын, Гасан Гусейнов, преподаватель-филолог из НИУ «ВШЭ», засветился в одном скандале: он назвал русский язык «клоачным». Его переврали, так как изначально Гусейнов говорил про большинство Интернет-медиа и используемую ими лексику, стиль написания текстов, сильно отличающийся от классической русской литературной традиции. Это не язык Пушкина или Гончарова, а искажённый, клоачный язык. С тем же, что русский язык сам по себе «клоачный», я, как его носитель и кодификатор, категорически не могу согласиться.
– Подводя итог нашей беседы, спрошу вот что: мрак притягателен? Может ли он принести какой-то позитив?
– Мрак мне всегда казался притягательным, и меня всегда интересовало, как он притягивает других людей. И, как это ни парадоксально, он способен приносить и позитив. Например – постараюсь изложить мысль в крайне доступной форме – когда человека беспокоят какие-то проблемы, то чтение мрачной повести или просмотр ужастика может стать для него отдушиной: он понимает, что у других людей есть иные, более серьёзные и страшные проблемы, чем у него самого, и это, возможно, приносит некое успокоение. Именно мрак, будь то кинематографический или книжный (если у вас хорошее воображение) – это самый лёгкий и безопасный способ получения адреналина. Тем не менее, с мраком надо быть очень осторожным, потому что он способен затянуть в свой омут. Человек будет страдать и получать удовольствие от своего страдания, на ровном месте, теряя многие возможности, которые уже не вернуть. Жизнь и так очень непростая штука, так ещё и целенаправленно её себе портить…
Беседу вёл Александр РЯЗАНЦЕВ
Добавить комментарий