На ночь надеяться неловко…

Пародии Владимира Буева на стихи Михаила Гундарина

№ 2021 / 31, 26.08.2021, автор: Владимир БУЕВ 
Владимир Буев

 

Михаил Гундарин

Андрей Сергеич Птах был просто человек

Не то, чтобы дурной, не так, чтобы опасный.

Но вот уже к нему над зеркалами рек

Два ангела летят, малиновый и красный.

Малиновый красив с нечётной стороны,

Но мёрзнет, потому Больших Огней поклонник.

А Красному тепло и в Ночь Пустой Луны,

И в День Закрытых Глаз, и вечером во вторник.

Их общая печаль мелькает в зеркалах.

Андрей меж тем сидит и трёт с усильем шею.

Один короткий спазм – и он падет во прах,

Но ангелы споют несчастному Андрею.

 

Владимир Буев

Андрей Сергеич Птах был просто человек.

Но был ли этот тип приличным человеком,

коль примагнитил он, заканчивая век,

двух странных по своей расцветке имяреков?

Поди тут разберись, какой с небес сигнал.

Не белый херувим один. Второй – не чёрный.

Знать, падших нет средь них. Но красный? Маргинал?

Малиновый? Возможно, этот рукотворный.

Андрей Сергеич Птах не хочет околеть,

А потому проснуться тужится активно.

Трёт шею в грёзах он, что начала синеть.

Готов договориться с небом конструктивно.

Не знает Птах Андрей, что был обманут он.

Мошенники за нос всю ночь его водили.

Из кошелька его украден миллион.

…И заодно трюмо злодеи прихватили.

 

Михаил Гундарин

 

ПИСЬМО

Двадцать девять коротких слов,

и ещё одно, сверх программы.

Слишком мало для книги снов,

слишком много для телеграммы.

Но достаточно для письма,

завершающего десяток

обещаньем свести с ума,

или просто сменить порядок

ожиданья даров простых,

предвкушенья большой награды…

Слишком частой для остальных,

слишком редкой для тех, кто рядом.

 

Владимир Буев

 

В ГРЁЗАХ

Подсчитал слова, как педант.

Ровно тридцать. Изъять какое?

Слово каждое – что глава.

Слово каждое – ключевое.

Говорят: в телеграмме текст

слишком длинен – словцо сверх штата.

Безусловный во мне рефлекс:

сразу хочется крыть всех матом.

Так и сделал: дары понёс

всем, кто рядом и кто далече.

Слава Богу, всё утряслось:

сон прервался – не покалечен.

 

Михаил Гундарин

 

Чу – спутник пролетел!

Оседлая звезда,

ну что ты предпочла своей свободе?

Пастуший посох, пыльные стада,

да дудочку, да пять простых мелодий,

где первая «Пора на водопой»,

вторая – «Сбор командного состава»,

«Опасность – третья – будет славный бой!»,

четвертая – «Чужак, грядет расправа».

И, наконец, томительная трель,

которая и манит, и тревожит –

«Я вижу цель! Вперед, я вижу цель!»

А, в общем-то, все пять одно и то же.

А, в общем-то, и твой фатальный дрейф

индифферентен лишь до слов отказа –

а там посмотрим, феникс или блеф,

а там решим, возмездье или разум.

 

Владимир Буев

 

Свобода для звезды

возможна лишь со мной.

Я из богемы и

способен дать свободу.

Твой выбор мелок: хулиган тупой –

тюрьма душе и поклоненье сброду.

Там жарят спирт, но не стихи поют.

Там мат на мате матом полирует

(не трёх- – пятиэтажный неуют).

Там с дамой не флиртуют, а лютуют.

А в общем-то один и тот же чёрт:

что я, что кто другой – оно едино.

Познала ты число такое орд,

что все мужчины для тебя – овчина,

не стоящая выделки земной.

Но ведь и вас таких вокруг – что грязи.

Дрейфуй, блефуй, кажись себе звездой.

Мой возраст не таков, чтоб быть в экстазе.

 

Михаил Гундарин

 

Этак блесни и так

в пятом слове с конца,

многоугольный знак,

иероглиф Дворца.

Выпяти белый лист:

подтолкни изнутри.

Был он безмолвен, чист –

нынче поговорим.

Если захлопну том,

не исчезай во тьме,

бегай с гурьбой, гуртом,

но откликайся мне.

Буква моя, двойник!

Научилась душа

говорить напрямик,

отвечать не спеша.

 

Владимир Буев

 

Сесть я готов на трон

в зале тронном, как царь.

Выпил, впадая в сон,

не один я стопарь.

Чтоб престол Хуанди

негой согрел меня,

ты на колени пади

и полежи полдня.

Так покайфую я,

целый освоив том.

Из огня в полымя

я гарцую умом.

Кто ты в моих руках?

Дева иль книжица?

Буква-мираж в глазах?

…Пыжится ижица.

 

Михаил Гундарин

 

Книжку «Правила жизни в саванне»

как-то ночью, задумчив и пьян,

я листал в остывающей ванне

(помню, в частности, клич обезьян

«акакАчча-угИрру-игИрру»,

что-то вроде “вперед, командир!”).

Я забыл ту чужую квартиру

как и прочую сотню квартир,

где для нас открываются краны

и по трубам течет благодать…

Основное из правил саванны –

никогда в нее не попадать!

 

Владимир Буев

 

Обожаю я нежиться в ванной

(где тьма тьмущая гурий живьём).

Да, я спутал нирвану с сованной,

как и райские кущи – с хламьём.

Обожаю я сомнище гурий,

но вокруг обезьяны кружат.

Организм от таких бескультурий

вместо рая отправится в ад.

Мало водки в желудке, похоже.

Смог же в сотне я прежних квартир!

Благодать жертвы требует тоже.

…Но сегодня я – чур! – дезертир.

 

Михаил Гундарин

 

СЕРДЦЕ

Чёрным и белым написано: «двадцать пять лет».

Что расстилается, то и под стать утюгу.

Нам было меньше, но мы уже знали секрет

И уцелели на самом февральском снегу.

Всё, что прошло мимо этих припудренных глаз,

было свободно остаться в зрачках ледяных.

Эта свобода и лечит, и мучает нас,

но не свободой, а сердцем узнаешь своих.

Оптику мутной зимы разобрав по зерну,

линзу исправив, приладив надежный прицел,

заново видишь: совместную нашу вину

может судить только тот, кто заполнит пробел.

 

Владимир Буев

 

Круть на заборе! Написано несколько слов.

Что расстилается – вовсе не то же, что льстец.

Тайны познав, мы на снежный ступили покров.

Не перенёс бы собачих морозов юнец.

Эти глаза о свободе молят и вопят:

те и другие, и третьи, чтоб сердце взорвать.

Что эти пудра и лёд с мужиками творят!

Будто на кол насадили меня умирать.

Зёрна посеяв зимой, соберу урожай

летом иль даже весною: прицел подберу.

Ниши, пробелы, лакуны и дыры пускай

ма́нят иль даже маня́т перед сном детвору.

 

Михаил Гундарин

 

проходя как рябь по воде

(вот именно: проходя

как весенний грипп), не у дел

оказываясь, дитя,

зачитай мне сводки простых обид

немудреный кодекс нашей любви

посмотри наверх, сделай вид,

по горячему оборви

 

Владимир Буев

 

весь список выкати зараз

своих обид-претензий,

публичным сделаем показ

белья и ждать рецензий

начинаем прямо с минуты сей,

вспомним, что белье у нас есть грязней,

потому намного модней,

для людей ещё горячей.

 

Михаил Гундарин

 

МАЙ

Слишком холоден май для двоих, и слова не спасают.

А спасали не раз – но, как видно, исчерпаны сроки.

Мы сидим у окна и глядим, как скворчиные стаи

Заселяют пространства, и помыслы наши жестоки.

Например, взять рогатку и выйти в зеленую рощу.

То есть, в детство вернуться с хорошим, весенним трофеем.

Пару стекол разбить в старой школе – что может быть проще?

Но откажешься ты, да и вправду нелепа затея.

Нужен выход иной, здесь другие полезны советы –

Скажем, пьяным напиться, в чужой оказаться постели,

Стать звездою экрана, богатой невестой, но это

Мы уже испытали и более не захотели.

Впрочем, время цветенья черемухи –смутное время.

Так вокруг говорят, и мы тоже теперь в этом круге –

Словно почки на дереве, строчки в халтурной поэме,

А вернее всего, словно пара чулок в центрифуге.

Долго наша любовь притворялась простой пасторалью,

Бескорыстным лубком, чёрт-те чем обернувшись в итоге –

Отрывным календариком, а не последней скрижалью,

Не магнитной скалой – бережком неприметным, пологим…

 

Владимир Буев

 

Доболтался до степени той, что речам уж нет веры.

Красноречие стелется дымкой, стекая в канаву.

Мы мечтаем пернатых зажарить – ну, вот изуверы!

Столь жестокие мысли царят. И обоим по нраву.

А потом на большую дорогу с кавказским кинжалом

(Там, где тихая ночь и кремнисты пути в небосводах).

И побольше душонок загубленных – планы авралом.

Мужику полагается думать в семье о доходах!

А потом уж кутить так кутить! Ну, причём тут семейство?!

По постелям скакать, словно козлик, обласканный жизнью.

Мне зачтётся в итоге, а небом простится злодейство,

Ведь конец впереди – и враги мои спляшут на тризне.

Так скорее писать! То стишок, то поэму в верлибре!

Пусть постели заправятся сами, а души уймутся!

Коль проглажена простынь, в душе если прибраны фибры,

Значит, время настало подпрыгнуть и переобуться.

Пастораль растечётся по телу живительной влагой.

Много ду́рней желает побить – тут под коврик забиться:

Больше шансов предстать старику симпатягой,

Если выпятить немощь: любая девица польстится.

 

Михаил Гундарин

 

Люблю октябрьские аллеи

С листвою мокрой под ногами!

В те дни, когда асфальт темнеет,

Твой рыжий плащ похож на пламя.

Я в сером, я сливаюсь с небом

На фоне опустевших улиц.

И кто из нас в том парке не был,

Да только многие ль вернулись?

И ты проходишь мимо, мимо

Под обветшалой кровлей года,

И купиной неопалимой

Трепещет нищая природа.

Твой след невидимый прекрасен.

Я тру замёрзшие запястья.

Лампаду в сумерках не гасят,

Хотя и это в нашей власти.

 

Владимир Буев

 

Ты дама яркая, как пламя,

Я серой мышкой подбираюсь

К тебе в надежде, что не к яме.

Хочу тебя, аж задыхаюсь.

Я предлагаю (как романтик)

По парку погулять под вечер

В лице твоём брезгливый смайлик:

Мол, что за нищий тут тинейджер!

Я говорю: щедра природа!

Ты нижнюю губу топыришь,

Другого требуешь подхода.

Кривишься вся и дебоширишь.

Руками шарю по карманам,

Но денег нет и на столовку,

Не говоря о ресторанах.

…На ночь надеяться неловко.

2 комментария на «“На ночь надеяться неловко…”»

  1. Несколько раз похохотала! Какое жизнеутверждаюдее сочетание романтической грусти и это безжалостного остроумного подтрунивания! Спасибо, вы сделали мое утро!)))

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.