Необъявленный визит
(Рассказ)
Рубрика в газете: Проза, № 2025 / 34, 28.08.2025, автор: Екатерина ИВАНОВА (ФЕДОРЧУК) (г. Саратов)
В день похорон Славка ночевал у бабушки, не то, чтобы очень далеко от дома, а всё-таки. Не надо мальчику видеть это: заплаканное лицо матери, растерянное – соседей. Звонки эти по телефону, какие-то люди снуют по квартире, не снимая сапог, дверь открыта настежь, а на лестничной площадке стоит крышка гроба.
Славка и не увидел в тот день этих явных примет горя, а видел он НЛО. Самый настоящий неопознанный объект в тот злополучный день завис над его домом, как раз когда он сломя голову бежал в школу, уже не надеясь успеть к первому уроку. Папа в то утро ушёл совсем рано, мама толкнула Славку в бок, чтобы вставал, и растворилась в пространстве. Поэтому-то, когда он вышел из дома, уже рассвело. Пугающее видение возникло перед ним в лучах восхода всего на секунду и исчезло. Может, и не было ничего, померещилось. Весь день Славка ходил под впечатлением столь сильным, что даже появление в классе новенькой, самой настоящей жирухи по имени Маринка не могло перебить ему впечатление: он видел! Он свидетель!
Потом он шёл домой и воображал, как расскажет про НЛО папе, а рассказывать про то, что опять подрался со старшаками, не будет. В крайнем случае скажет, что так было надо, что иначе нельзя, что…
– Слава! – воскликнула мама, – Слава! Какой ты у меня большой!
И обняла порывисто. Соседка баба Зина беззвучно плакала. Славка не сразу понял, что произошло, а когда понял, тоже попробовал заплакать, но не смог, поэтому ему стало стыдно. «Я, наверное, плохой человек, раз я не плачу, наверное, я не люблю, то есть не любил папу» – мелькнула мысль. И ему захотелось включить телек и смотреть что угодно, хоть кино, хоть мультики, лишь бы отвлечься. Но теперь ведь нельзя, да? Раз папы нет… нельзя веселиться, правда? Теперь ничего нельзя, а главное, нельзя задавать вопросы. Лучше молчать, тогда никто не узнает, что он он на самом деле бессердечный тип. Так говорила о нём бабушка и поджимала губы. К Ба его и решено было отправить, пока всё не образуется…
Собирались спешно… По небу шли сизые тучи, обещая в начале ноября приход зимы.
– Ну, ты давай тут…, – начала мама, но мысль не закончила. А Славка и так понял её мысль. Понял, что он теперь большой и самостоятельный. И он должен сидеть тихо и не мешать. Просто не мешать маме пережить вот это всё… И не мешать бабушке им помогать. Она и раньше, конечно, помогала: раз в месяц забирала мальчика к себе на выходные, чтобы он сидел тихо. У Ба было легко не мешать: она заводила Славку в отдельную комнату, усаживала за письменный стол, давала задание по чтению и уходила на кухню, готовить полезную еду, а не «эти ваши пиццы пластмассовые». В комнате не было телевизора, зато были стеллажи с книгами и огромное окно с широким подоконником. Славка в шесть лет уже неплохо читал, но, конечно, не ту фигню, которую ему подсовывали для «образования нормального человека», а всякие страшные истории про инопланетян. В газетах об этом много писали. От этих историй Славка не мог заснуть ночью: закутавшись в одеяло, он весь превращался в слух, чутко ловил каждый непонятный шорох, каждый вздох соседа на верхнем этаже… Ночь была полна сладкой тревоги…
А днём у Ба он садился на подоконник и смотрел на то, как снуют внизу маленькие и беззащитные люди. Сверху они все казались ему одинаковыми, как фигуры на шахматной доске. Тёмные и светлые. Он считал их: сначала до пяти, потом до десяти, потом он сбивался со счёта.
Вот так, сидя на подоконнике, он вполне подготовился к школе, практически некому не мешая жить свою жизнь и умирать свою смерть.
Похороны, как и положено, были через два дня после… В этот день, наконец-то пошёл снег, а мама, отправляя мальчика к Ба, конечно же надела на него хлипкие осенние ботиночки. И куда только она смотрела, и о чём только она думала!
Славка готовился весь день похорон думать про папу, но пока они с Ба шагали до остановки трамвая, который был в трёх кварталах от её «сталинки», он успел подумать о чём угодно, только не о правильном: о том, что не сделал домашку, и Крыса опять влепит ему двояк, что Стас задолжал ему три вкладыша, что он смог вдарить первым, когда пришли пацаны за деньгами, доказал, что он не трус, не мамкин сынок, как Васька, который вечно огребает… «Я крутой» – думал про себя Славка и украдкой вытирал нос.
На остановке трамвая они стояли минут десять среди толпы, которая росла… Ба размышляла на тему, не побежать ли к автобусу? Но в автобусе мальчика укачивало, поэтому в автобус нельзя, а вот уже третий прошёл.
– Ну, Слав, большой уже, да? Потерпишь.
– Ага…
Он потерпел. Автобус мягко двинулся в путь, и Славку замутило так сильно, что он вообще забыл обо всём на свете…
Они опоздали, гроб уже вынесли из подъезда и поставили на две табуретки. Мама, двоюродная сестра Ленка, папин брат дядя Петя, баба Зина, соседи сверху, соседи снизу, коллеги…
– Товарищи, те, кто не едут с нами на кладбище, должны проститься сейчас, – бойко распоряжался мужик в огромных сапогах. По толпе прошёл шёпот. Ехать на кладбище в такую погоду не особенно хотелось, поэтому они стали по одному подходить к открытому гробу.
– Дитё пустите, сиротинушку…
Славка подошёл к гробу. Снег пошёл сильнее и мальчик запомнил, что снежинки не таяли… Он глянул в небо, в надежде снова увидеть что-то необычное. Но небеса были закрыты тучами.
***
Славка делает уроки, а на кухне, за закрытой дверью идёт разговор. Слов не разобрать, только иногда в общем бубубу вдруг возникают островки смысла.
«Ты ещё молодая, найдёшь другого….», «Порода такая…», «Куда его понесло…», «аферист», «и пил ведь как…»
И снова «бубубу»… В целом Славка знает, о чём они там бубнят. Мама жалуется бабушке на папу, который оставил их в самый трудный момент, на то, что он много пил и не следил за здоровьем, поэтому у него отказало сердце, а сердце мамы было разбито.
Ба говорит: забудь, не стоит он твоих слёз… Ты молодая. А он эгоист. То есть был эгоистом. Всегда был эгоистом, думал только о себе, и вот…
Потом они начинали обсуждать Славку…
– Как я его без отца подниму?
– А как в войну воспитывали? Строгостью с ним надо!
Но строгой мама не была. Она собирала волосы в хвостик, носила потёртые джинсы, возвращалась с работы, когда Славке нужно было уже спать, смотрела в дневник задумчиво и уходила к себе. Она не знала и знать ничего не хотела ни про его подвиги в школе, ни про его «достижения» во дворе.
– Как дела, Слав?
– Нормально.
Ба строгой тоже не была, скорее внимательной. От этого внимания Славке становилось не по себе. Она приходила по субботам, тяжело вздыхала и шла гладить бельё, потом мыла полы, сурово поджав губы.
Потом начинала воспитывать: садилась за стол рядом и смотрела на него долгим взглядом.
– Встань-ка, или сюда, – говорила негромко, потом долго всматривалась в его лицо, и рассуждала про себя, – вроде не его порода, а вроде и его. Нет, не тебе за отца отвечать, не тебе за его грехи маяться. За свои ответишь… Её суровое молчание, её тяжёлые вздохи пугали Славку сильнее, чем угроза инопланетян. А впрочем… Угроза НЛО была серьёзной. Странные существа с серой кожей, огромными продолговатыми головами и тонкими руками похищали людей. Потерпевшие рассказывали об этом страшном опыте, спокойно глядя в камеру, и Славка верил этим рассказам. Верил тому, что инопланетяне могли проникать сквозь стены, читать мысли, управлять настроением… Передача называлась «НЛО: необъявленный визит».
– Я ничего не чувствовала, когда с ними разговаривала, как будто это была не я… Но потом они спросили меня, хочу ли я полететь с ними. И я сказала: нет, я хочу домой. Нет, я ничего не боялась. Я вышла из их «тарелки» и просто пошла. Не оглядываясь.
А ещё была жуткая мелодия: она начиналась тихо, потом нарастала непоправимо, в неё вклинивались странные слова, нечеловеческие, от них у Славки волосы вставали дымом.
Голоса, казалось, переговаривались между собой.
– Аиша, аиша? – вопрошал один.
– Аиша, аиша, – отвечал второй.
И мелодия падала в пропасть!
Страшная музыка, прекрасная. Ни забыть, ни запомнить. Славке казалось, что нечеловеческие голоса пытаются что-то ему сказать, о чём-то предупредить.
Маме тоже нравился Жан Мишель Жар, но в страшные истории она не верила и телевизор выключала. «Что-то там есть, в космосе», – говорила она задумчиво, – «что-то есть».
Иногда Славке казалось, что инопланетяне наблюдают за ним неотступно, а иногда, что им на него плевать: сколько бы они не вздыхали в квартире снизу, сверху, сколько бы не шелестели листвой за окном…
Училке тоже было плевать: 30 человек в классе, и Славка был не самым худшим из хулиганов в параллели, но хулиганил ощутимо.
– Ты за всё ответишь, – повторял Славка пугающее его слова и лупил Маринку Фёдорову.
Маринка вызывала в нём сложные чувства. Была она жирная корова – тумбочка на толстых ногах, была она на голову выше Славки и в плечах шире, но смотрела на него сверху вниз виноватым взглядом, как будто ей было совестно, что она занимает слишком много места в этом мире. Он бы и не бил её, зачем? Но она возникала перед ним в самые неподходящие моменты, вставала на дороге, загораживала свет. Мешала, короче. Ну и попадало ей. Не только ей, конечно, но другие были нормальные. Танька быстро бегала, фиг её поймаешь. Светка больно лягалась, так что Славка её особо и не трогал, только плевался в её сторону жёваной бумагой. Пацаны, те могли сдачи дать, всё по-честному. А эта стояла как неживая, так что хотелось её расшевелить, чтобы она тоже треснула его по голове портфелем, как делала это Машка, или толкнула бы, что ли. А она молчала и ждала, когда всё это закончится. Прямо как мама. Хотя мама и не была жирной, но её так же хотелось встряхнуть.
Славка лупил Маринку, но Маринка, как и мама, оставалась безучастной к его стараниям внести ясность в этот мир. А потом в школу вызывали родителей. Приходила, конечно, Ба. Она скорбно кивала головой, когда Крыса-Лариса раскрывала перед ней череду Славкиных подвигов. Ба кивала головой и обещала принять меры. Славка обещал, что он больше не будет. Извинялся перед Маринкой. Снова и снова. И снова. Маринка молчала. Молчала и её мама… Но молчали они по-разному. Маринка просто ждала, когда всё это закончится. А её мама… Она не была жирной, была обыкновенной, не тонкой и не толстой, лицо круглое, а на нём круглый рот, полукруглые брови… А смотрела она так, как будто находилась вообще не здесь, а где-то на другой планете, и созерцала там недоступных взгляду Славки марсиан или венерианцев…
– Твой отец был аферист, а ты весь в него, – говорила Ба после таких визитов в школу.
Славка толком не понимал, что значит это слово… Вернее понимал так: аферист – это человек, который придумал какую-то противозаконную штуку, чтобы заполучить чужие деньги. Но со слов Ба выходило, что аферист – это было нечто другое: нечто очень опасное, но трудно определимое. Аферист – как твой отец.
Иногда Славка перед сном представлял себя таким крутым аферистом: на коне и в шляпе, как он скачет по бесконечным прериям, как всадник без головы, только с головой, конечно, а враги разбегаются от него в рассыпную. Во сне он смеялся.
А в школе нет. В школе он бил первым, как и положено бессердечным людям. Бил и взрослел. И мир взрослел вместе с ним стремительно.
***
Славка шёл куда глаза глядят, а глаза у него глядели в разные стороны. А всё потому, что они с Коляном друзья, самые настоящие. Колян его теперь уважает. Славку мутило, потому что он впервые выпил… Прозрачная жидкость обожгла внутренности, ударила в нос невыразимой вонью, глаза заволокло слезами.
Они выпивали в гараже, где ему налил первые сто грамм Серый, а Колян смотрел на всё это и одобрительно кивал лохматой головой.
Что было после, Славка помнил плохо. Ему, кажется, врезали, потом он, видимо, заснул… Потом его вырвало два раза, и после этого стало легче. Они пили за упокой души Маринки.
А теперь он просто шёл пошатываясь. Не домой, нет! Туда, где мама и её новый ухажёр Борька, он не пойдёт ни за что! Мерзкий Борька с мерзким голосом, мерзкой бородкой. И мама говорила этому Борьке, такая: отбился от рук. И говорила ему, как ей тяжело одной.
Когда умерла Ба, Славка учился в шестом классе, тогда же из дома исчезли папины вещи. На их месте оказалась пыльная пустота, которая скоро заросла всяким барахлом, как зарастает глубокая рана соединительной тканью: не болит, но напоминает о себе. И мама сделала короткую стрижку.
А теперь земля уходила из под ног. Всё из-за Маринки!
Славка и не думал, что Маринка подложит ему такую свинью. По правде говоря, он о ней вообще не думал. Ему и без этого было чем заняться.
Но Маринка просто появилась у него на пути в джинсах… И зачем она их только одела, тьфу, то есть, надела? Стояла, такая, на его пути толстая и неуклюжая в своих джинсах, которые обтянули её всю. И смотрела спокойно. Смотрела и улыбалась с таким безмятежным видом, как будто ей всё равно, что сейчас Славка о ней скажет. Ну, он и сказал. А потом хотел, как обычно, завершить лёгким внушением, но Маринка, прежде, чем получить свой обычный– привычный пинок сказала… Она что-то сказала так тихо, что Славка сперва не понял.
– Чо?
– Дай мне пройти, – повторила она спокойно, ровно и чуть ли не по слогам.
А было это в коридоре, он пах свежей краской. Мимо пробежала на тонких звонких каблуках учительница музыки. Славке она нравилась тем, что не парила и занималась своими делами, пока класс стоял на ушах.
– Дай мне пройти, – повторила Маринка.
Вот тогда всё и случилось. На большой перемене. Он задал ей трёпку как обычно: несколько раз ударил в плечо, потом прошёлся грязным ботинком по штанам, потом ещё раз врезал, несильно, просто чтобы поставить точку. На груди у Маринки (а грудь уже была приличная) болтался кулончик на верёвочке. Славка пригляделся: точно, нацепила корова себе на грудь не колокольчик, а маленькую летающую тарелку из синего камня. Камень блестел на солнце. Но Славка был уже взрослый и не верил во всякую инопланетную фигню. Он с силой рванул верёвку на себя.
– Нет! Отдай! – закричала Маринка, – отдай, пожалуйста, это подарок!
И толкнула его в ответ. Изо всех сил. Славка не удержался на ногах, а шнурок лопнул и остался у него в руках. Маленький кораблик инопланетян покатился по полу. Славка, конечно, спуску не дал, проучил её как следует. И в класс пошёл, не оглядываясь. Он знал, что она не догонит и не ударит. Он слишком хорошо это знал.
На урок Маринка не пришла, но Славка не обратил на это внимание, подумаешь, нежинка, нефиг было выпендриваться. На следующей день Маринка не пришла тоже, и Славке было пофиг. На третий день Славка вообще о ней забыл.
А на четвёртый день Славка узнал, что Маринке не повезло. Если бы она не стояла столбом и не была дурой, скосолапив свои толстые ноги, этого бы не случилось! Так думал Славка, на уроках алгебры, и геометрии, и музыки, которую вела училка на шпильках.
Маринка никогда не встала бы на такие шпильки. Маринка никогда не встанет на такие шпильки. Маринка никогда больше не встанет. Славка прислушался к себе: что он, аферист и бессердечный человек сейчас чувствует? Он ведь не виноват, да? Она ведь не потому, что он её тогда толкнул? Ему ведь не нужно пугаться? Просить прощения? А может быть, ему нужно погрустить? Как тогда, с папой? Или нефиг? Маринка ему не папа и не мама. Она просто всех раздражала, а теперь раздражать не будет… Ну, как будто она перешла в другую школу? На этой мысли Славка как будто совсем успокоился.
Дома Славка закрылся в своей комнате и, пока мама с Борькой бубнили своё бубубу, думал. Но не о Маринке, а об инопланетянах. Он вдруг опять представил себе их удивительные лица, и подумал о том, каким маленьким, гадким и ничтожным выглядит теперь в их глазах. А глаза у инопланетян, наверняка, как на снимках в газете – огромные, в пол лица и печальные. Чёрные-чёрные. «Они там, где свет», – так подумал Славка. В ту ночь ему удалось заснуть, совсем даже не вспоминая о Маринке, и видеть яркие солнечные сны.
Утром он схватил рюкзак, сунул в рот бутерброд с колбасой, помчался в школу. И, уже подбегая к школе, вспомнил, что сегодня Маринку будут хоронить.
***
С ней никто особо не дружил, потому что была она жирная, а на колготках у неё вечно красовалась дыра на самом видном месте, сапоги были стоптанные, ободранные, очки огромные, за ними глаза казались маленькими, как у свинки. Это потому что минус-диоптрии сильно уменьшают предметы. Юбка на ней топорщилась. Продолжать? Ну, никто так прямо всё это класснухе не выложил. Все потупили глаза и молча ждали, пока Крыса сама от них отстанет.
– Ребята, – растерянно пробормотала она, – неужели мы не проводим Марину в последний путь? Неужели никто не хочет?
– Я! – вдруг неожиданно подал голос Славка.
– Что ты?
– Я провожу.
И вот Славка снова в автобусе, а за окном качается реальность, так что все мысли улетучиваются из головы и хочется, чтобы вся эта пытка остановилась. Фиговый из него бы вышел космонавт, но что поделаешь?
Потом Славка увидел гроб на двух табуретках, мужика в огромных сапогах, который, кажется, вообще не изменился с тех пор, как он хоронил отца. Людей было немного.
– Товарищи, кто простился, отходим, – бодро командовал мужик.
Славка думал, что не узнает мёртвую Маринку, так оно и случилось. Славка знал, что ему будет пофиг на то, что Маринка умерла, и так оно и было. Но он не знал, что он будет делать с её мамой, которая смотрела куда-то мимо него и мимо Маринки.
Славка представил себе, как он падает на колени и кричит – простите меня! Простите, это я…! Я толкнул Маринку, и она упала, она не поднялась, а я ушёл, а я мог её поднять, а ушёл, потому что мне было плевать, там шли учителя, другие… Им тоже было плевать.
Но ничего Славка не сказал и на колени не упал. Он, как все, положил две гвоздики на белую простыню внутри гроба и отошёл спокойно. Маринку умерла от сердечного приступа, у неё было больное сердце, это могло случиться в любой момент.
Он знал, что виноват.
Поэтому они выпили с Коляном и теперь Славка шёл, куда глаза глядят. Прямо, прямо и направо, прямо, прямо и направо, прямо, прямо и направо… Вот и тупик – конец пути. Забор. И он почти трезв. И никому не нужен.
Он прислонился спиной к доскам и посмотрел наверх. «Что-то там есть…» – вспомнил он слова мамы. Что же? Он хотел крикнуть в небо: «эй, вы ведь знаете, правду, да? Что я виноват? Или что я не виноват? Что я не хотел ей зла? Или хотел? Что я бессердечный и аферист? Как папа! Вам же не наплевать? Вы ведь там есть? Смотрите оттуда на нас?» Но вместо этого он крикнул:
– Аиша?
– Аиша, – ответили ему те, кто парил в потоках чистого тёплого света. И Славка услышал ту самую музыку, которую он никак не мог запомнить и не мог забыть, понял смысл слов, которые вплетались в странную мелодию.
И стал взрослым.
И заплакал.
Надуманно, художественно и психологически неубедительно.
Деменьтьеву – Рассказ правдивый, со знанием детской психологии и реальной жизни. Хороший рассказ, интересный.
Внимательно прочитал рассказ, но высказываться желания не появилось. Заглянул второй раз: посмотреть комментарии. Владимир – это, как я понимаю, псевдоним автора рассказа, бросившегося защищать свое творение. Моё мнение: композиция никакая. Что касается темы восприятия ребёнком смерти, то лучше бы её не касаться. Эта тема для очень талантливых авторов, даже не знаю, кто из ныне здравствующих с ней бы справился.