НЕЗАБУДКА

Рубрика в газете: На конкурс «Защитим Правду о Победе!» , № 2020 / 12, 02.04.2020, автор: Пётр ЛЮБЕСТОВСКИЙ (г. СЕЛЬЦО, Брянская обл.)

В молодые годы меня, как магнитом, тянуло на малую родину. Будучи уже городским человеком, я старался не пропустить ни один выходной, чтобы не заглянуть в своё Заречье, не повидать родителей, друзей, не побродить по тропкам детства.

В ту пору Заречье было большим селом и очень живописным. На две части его разделял глубокий овраг, по обе стороны которого в густых садах прятались деревенские хаты. Внизу под обрывом, петляя среди кустов, тихо несла свои воды речушка Аксинка. А вдали на взгорье, словно защищая село, тянулись к небу величавые деревья, преимущественно липы и тополя с серебристой листвой. Старожилы села рассказывали, что до революции эти земли принадлежали помещице, и здесь был красивый парк. Вековые деревья – всё, что осталось от бывшей дворянской усадьбы.

Особенно мне нравилось проводить в селе праздники, главным из которых был День Победы. В этот волнующий весенний праздник наша большая семья собиралась за длинным деревенским столом. Мы поздравляли отца-фронтовика, слушали его рассказы о нелёгких военных путях-дорогах, о друзьях-однополчанах, сложивших свои головы на полях сражений. А потом пели: «Катюшу», «Журавли», «На Безымянной высоте», «Синий платочек», «Тёмную ночь». Я замечал, как у моего отца, инвалида войны, кавалера двух боевых орденов, на глаза накатывались слёзы и падали на белую скатерть…

Однажды я приехал в село накануне праздника Победы и решил сходить на утреннюю зорьку порыбачить, чтобы приготовить уху к праздничному столу.

Я встал ни свет ни заря, но пока возился с нехитрыми снастями, за окном стало светать. Когда вышел из дому, зеленоватая полоска на востоке уже розовела. Рассветный ветерок пахнул в лицо прохладой, росистой свежестью и донёс из сада волнующий запах влажной мяты. Майское утро было подёрнуто лёгкой дымкой, а в низине над рекой клубился густой туман.

Я живо пробрался к реке и направился к небольшой заводи, которую облюбовал ещё с детства. И тут с удивлением заметил, что на бережку, под кустом уже устроился рыбак. Подойдя поближе, узнал в нём деда Душку, как его прозвали односельчане. В селе знали и уважали старика. Григорий Семёнович Гуреев, как и мой отец, был фронтовиком, имел боевые награды, а после войны работал в сельсовете.

– Доброе утро, Григорий Семёнович, – поприветствовал я старика. – С наступающим праздником Победы! Здоровья вам на долгие годы!

Дед Душка слегка крёхнул, привстал, протянул мне руку и сказал:

– Спасибо на добром слове, сынок! И тебя поздравляю с Великим всенародным праздником Победы!..

Я собрался пройти дальше, но старик остановил меня.

– Присаживайся рядом. Вместе веселее будет. Давай закурим, согреемся малость.

Я угостил деда сигаретой, подготовил удилище, достал наживку, надел на крючок и закинул удочку под соседний куст. Сел рядом с дедом на берег, поросший ярко-зелёной травой, закурил, искоса поглядывая на старика.

Старик был среднего роста, статен, широк в плечах. Лицо смугловатое моложавое, добродушное. Глаза мудрые, с затаённой грустью. Густые, совершенно седые волосы выбивались из-под тёмной вязаной шапки. Голос мягкий, приятный. Весь вид старика располагал к себе. И я подумал, что, видимо, поэтому и прозвали его в селе Душкой.

Мы сидели, курили, иногда перебрасывались несколькими словами. Дед рассказывал о реке, которая в лихие годы спасала людей от голода – рыбы было полно. «А теперь изобрели варварские способы, как её добыть без труда. Вот и перевелась рыбка», – заключил дед.

Солнце уже выглядывало из-за дальней кромки леса на горизонте. А вскоре показалось целиком и озарило ярким светом противоположный берег. И тут мне бросилась в глаза поляна меж кустов, густо покрытая голубыми цветами.

– Как красиво! Радует глаз! – восторженно сказал я старику, указывая рукой на другой берег. – Словно кусочек неба упал на поляну. Так бы и любовался этой чудной картиной природы…

 

– Это незабудки, весенние красавицы, – пояснил старик, и его глаза вспыхнули каким-то ласковым, нежным светом. – Ранней весной они зацветают в эту пору. Благородные цветы с лепестками цвета неба и с солнечной сердцевиной. И пахнут они тонко, нежно. Разновидностей их много. В народе этот цветок называют горлянкой, пригожницей. О нём много легенд сложено, и все они о верности и доброй памяти. По одной из легенд, богиня растительного мира Флора не заметила маленький голубой цветок и забыла дать ему имя. Незамеченный цветок испугался и стал тихо повторять: «Не забудь меня!». Услышав это, Флора улыбнулась и дала ему имя – Незабудка. С того времени люди стали верить, что эти маленькие нежные цветы имеют возможность возвращать забытые воспоминания…

Я с нескрываемым удивлением посмотрел на старика.

– Дед Гриша, откуда такие познания о растительном мире?

Дед слегка улыбнулся и сказал:

– С эти цветком связано самое важное в моей жизни…

– Это любопытно, – сказал я и приготовился слушать.

Но старик не спешил открывать душу. Он закурил, глубоко задумался.

– Клюёт, – негромко крикнул я, увидев, что поплавок дедовой удочки резко ушёл под воду. Взглянув в сторону своего удилища, заметил, что и мой поплавок задёргался. Мы подсекли почти одновременно и вытащили на берег полосатых окуньков, размером с ладонь. Живо сняв их с крючка, нацепили наживку и вновь забросили удочки. И почти сразу поплавки ушли под воду. Такой отменный клёв продолжался примерно четверть часа. За это время мы успели вытащить по полтора десятка окуней. А потом – как отрезало…

– Так чем же вам памятны цветы незабудки? – не выдержал я, напомнив старику наш прерванный разговор.

– Ну, коль ты заинтересовался, придётся рассказать, – вздохнул старик, и, мне показалось, что голос его слегка дрогнул…

– Детство моё прошло в соседней деревне Любовке, – немного успокоившись, начал свою историю дед Гриша. – Там окончил начальную школу, а потом пошёл в среднюю Зареченскую школу. Где-то в классе восьмом я впервые обратил внимание на бойкую курносую девчушку с красивыми косичками и какими-то бездонными глазами цвета вешней воды. Я потерял покой. Сам себе удивлялся, как я раньше не замечал Нину Ганину, ведь учились в одном классе. А теперь боялся даже глаза на неё поднять, а при встрече с ней терял дар речи. Робость моя усиливалась ещё и тем, что её мать была учительницей, а отец – председателем колхоза. А мои родители – простые крестьяне. Но однажды я набрался храбрости и решился заявить о себе. Тёплым весенним вечером я отправился в Заречье, чтобы увидеть Нину. По пути нарвал на поляне букетик голубеньких цветов, от которых исходил нежный аромат. Я не знал тогда, как они называются, но цветы показались мне похожими на Нинины глаза. Я долго крутился возле дома Нины, но так и не встретил её. А когда стемнело, пробрался в палисадник, кинул букетик в окно задней комнаты и бросился наутёк.

Утром, придя в школу, заметил, что Нина с каким-то интересом рассматривает меня. Мне показалось, что она хотела подойти и что-то сказать мне, но так и не решилась. Я понял, что привлёк её внимание и стал изредка вечерами проделывать тот же фокус – бросать в Нинино окно букетики голубых цветов. И однажды был пойман с поличным. Когда я в очередной раз пробрался в её палисадник и нацелился бросить цветы в окно, оно резко распахнулось. В окне стояла Нина и улыбалась мягкой улыбкой.

– Ах, вот кто мой тайный поклонник, – тихонько молвила она. – А я-то гадаю… Подожди меня у околицы. Я сейчас выйду.

Я ни жив ни мёртв выбрался из палисадника и направился в сторону околицы. Нина догнала меня, улыбнулась и сказала:

– Теперь можешь лично вручить мне цветы.

Ни слова не говоря, я протянул Нине свой скромный букетик. Она уткнулась в него лицом, вдохнула в себя тонкий аромат полевых цветов.

– Как же они скромны и нежны! А ты знаешь, как они называются?

– Нет, – признался я.

– Это незабудки – мои любимые цветы. Про них много легенд сложено. Вот одна такая легенда. Влюблённая пара гуляла вдоль реки. Девушка заметила на краю берега красивый цветок. Парень решил его сорвать, чтобы подарить любимой, но не удержался и упал в воду. «Не забудь меня!», только и успел крикнуть парень, пока его не унесло сильное течение. Так цветок и получил название «Незабудка».

Мы стали встречаться с Ниной. Это не понравилась местным парням, и они решили проучить чужака. В погожий весенний вечер в бывшем помещичьем парке, через который пролегала моя тропа к дому Нины, меня встретили трое незнакомых парней.

– Что-то ты повадился сюда? – спросил один из них, сплюнув под ноги.

– А кого это волнует? – решительно ответил я.

– Меня волнует, – откликнулся плотный рыжий парень и неожиданно нанёс мне удар рукой снизу в живот, в солнечное сплетение.

Я согнулся пополам, но быстро продышался, разогнулся и резко ударил его ногой в пах. Парни набросились на меня и стали молотить так, что я не успевал увёртываться. Когда я оказался поверженным, они повернулись и исчезли в темноте, предупредив меня: «Забудь сюда дорогу!»

Через неделю я снова был в Заречье. Наклонив голову, смущённо улыбаясь, я стоял перед Ниной с лиловым синяком под глазом.

– Я слышала, что тебе здорово досталось из-за меня? – спросила Нина.

– Пустяки, – сказал я. – Ты того стоишь. До свадьбы всё заживёт.

На обратном пути, меня встретила та же троица. Рыжий спросил:

– У тебя что, серьёзно с ней?

– Серьёзнее не бывает, – ответил я.

– Ладно, гуляй пока, но если она скажет тебе «нет» – пеняй на себя…

Позднее я узнал, что Рыжий клеился к Нине, но она отказала ему. И тогда он стал угрожать ей: «Гриньке ты не достанешься. Я его уничтожу…»

Нина в ответ заявила:

– Только тронь ещё раз Гришу – тебе несдобровать…

Дед Гриша закашлялся, погасил сигарету о каблук сапога и продолжил:

После окончания десятилетки, я поступил в сельхозтехникум, а Нина – в педагогический. Мы стали видится реже, но переписывались. Встретились на коротких зимних каникулах и очень ждали летних, чтобы провести их вместе. Мечтали, выдумывали будущее. Но нашим планам не суждено было сбыться. Мы успели окончить только первый курс, как началась война…

Тем же летом, приписав себе год, я тайком от родителей и Нины стал проситься на фронт. В военкомате, где постоянно была большая очередь парней и мужчин, рвущихся, как и я, на фронт бить врага, мне вручили повестку на курсы младших лейтенантов.

На всю жизнь запомнил я тот тёплый летний вечер, когда прощался со своей Незабудкой. Мы бродили по парку, говорили о чём-то, но в голове неотвязно крутилась мысль о предстоящей разлуке. Вокруг было тихо и покойно и не верилось, что где-то уже грохочет война, что на западе видны её яркие всполохи.

– Мой любимый Гришуня! Не забудь меня! И обязательно вернись! – волнуясь, сказала Нина. Она обняла меня, прижала к груди, заглянула в глаза. И в этом взгляде было столько любви, нежности… Нина поцеловала меня и заплакала. Я гладил её по голове, успокаивал:

– Не плачь, моя милая Незабудка! Я скоро вернусь, мы сыграем с тобой красивую свадьбу и будем жить в любви и согласии до глубокой старости.

Потом я не раз вспоминал тот вечер и беспощадно корил себя за свою недогадливость и сдержанность…

Весной 1942 года, после окончания курсов, я получил назначение командиром взвода в гвардейский стрелковый полк, 75-ой гвардии стрелковой дивизии, 60-ой армии Центрального фронта. В одном из боёв, был ранен осколком в ногу. Находясь в госпитале, получил письмо от Нины. Она писала: «Мой любимый, родной Гришуня! Не могу смотреть, как фашисты хозяйничают на нашей земле, как издеваются над нашими стариками, женщинами и детьми. Ухожу с подругой в партизанский отряд. Буду сражаться с ненавистным врагом… Береги себя и не забудь меня! Крепко целую. Твоя голубоглазая Незабудка». Так заканчивалось её письмо. Я написал ей, но ответа от Нины не получил.

Второе ранение я, гвардии лейтенант, получил в сентябре 1943 года, когда в составе передового отряда нашего полка форсировал реку Днепр под Киевом. Враг вёл шальной огонь, но мы нашли брешь в обороне фашистов и удачно закрепились на другом берегу, уничтожив три пулемётных расчёта противника. До подхода основных сил наш отряд отражал контратаки врага. Здесь я был ранен в предплечье разрывной пулей. Фронтовые врачи сохранили мне руку, но признали инвалидом, и я был комиссован из армии. Из госпиталя я писал Нине, но ответов не дождался.

В октябре я вернулся в Заречье, которое к тому времени уже было освобождено от фашистов. Шагая по улице родного села, я в который раз мысленно прокручивал встречу с Ниной. И вдруг поймал себя на том, что меня не покидает чувство тревоги. Так оно и вышло. Едва я переступил порог отчего дома, как меня настигло страшное известие – моей Незабудки уже нет в живых. Нина погибла незадолго до освобождения родного Заречья. О том, как это случилось, я узнал от подруги Нины по партизанскому отряду.

В августе 1943 наша местность стала прифронтовой. Под ударами Красной Армии фашисты отступали, откатывались в сторону Белоруссии. Партизаны помогали нашему фронту, как могли, – били фашистов на лесных и железных дорогах, громили их гарнизоны. Особой активностью отличалась партизанская бригада, в которую входил отряд «За Родину!». Днём и ночью, рискуя жизнью, разведчики подрывали вражеские поезда с живой силой и техникой. 18 августа четверо разведчиков из партизанского отряда, среди которых была и Нина Ганина, отправились на боевое задание. Диверсионной группе предстояло проникнуть в расположение немецких войск в районе села Заречье, заминировать железнодорожное полотно и подорвать вражеский эшелон вблизи разъезда.

Пробираясь к Заречью знакомыми стёжками-дорожками, Нина представляла, как незаметно проникнет в родной дом, как обнимет мать и отца, узнает от них свежие новости, расспросит о расположении немецких войск у железной дороги. В те минуты Нина не знала, что ей не дойти до родного дома, не увидеть родных. За связь с партизанами гитлеровцы накануне арестовали отца и мать, а на подступах к дому устроили засаду.

Пулемётная очередь раздалась внезапно. Как подкошенный, упал разведчик, идущий впереди. Отстреливаясь, группа стала отходить, унося раненого товарища. И тут замертво падает на траву Нина, пронзённая пулей в грудь. «Уходите, я задержу их», – умолял ребят раненный разведчик. Он остался и отстреливался до последнего патрона, а потом подорвал себя гранатой.

Тела погибших партизан фашисты долго возили по окрестным деревням, требуя их опознания. Не добившись нужного ответа, они бросили трупы у дороги, запретив жителям хоронить их. Однако ночью селяне предали земле тела погибших народных мстителей.

…Дед Гриша вновь закурил, задумался, долго молчал. Молчал и я. Было видно, как нелегко дались старику эти воспоминания о прожитой жизни, заставившие его вновь пережить и светлые мгновения далёкой юности, и нелёгкие фронтовые испытания, и неизбывное горе…

– После войны меня избрали секретарём сельского Совета, – продолжил свой рассказ фронтовик. – Я настоял, чтобы останки партизана-разведчика были перезахоронены в братской могиле, а останки Нины – в родном селе.

Три года спустя, когда душевная боль немного утихла, я женился на Нининой подруге. Вместе с ней мы поставили памятник моей Незабудке и ухаживали за её могилой. Недавно жена умерла, и я остался один… Хотя нет, не один. Я давно понял, что Нина всю мою жизнь незримо была со мной, помогала мне. Помогает и поныне. Память о ней живёт во мне негасимым, греющим огоньком и будет жить до самого последнего моего часа…

Солнце уже пригревало основательно, играя своими нежными лучами в прозрачной речной воде. Утренний туман, таившийся в прибрежных кустах, растаял без следа. Разгорался новый благодатный день. Поклёвки больше не наблюдалось, и мы решили закончить рыбалку. Прихватив снасти и рыбу, прошли вдоль берега реки и, свернув на тропу, стали подниматься в гору. Домик деда Душки стоял в глубине сада, у самого обрыва, с видом на реку.

– Придя с фронта, – сказал дед, – я предложил родителям перебраться из Любовки в Заречье, чтобы быть ближе к Нине. Здесь, в живописном месте, мы приобрели старую хатку, снесли её и на этом месте возвели новый дом…

На прощание я обнял деда Гришу, крепко пожал ему руку, поблагодарил за интересный рассказ. То ли старика тронуло моё теплое отношение к нему, то ли взволновали пережитые воспоминания – в его глазах блеснули слёзы. Старик тотчас повернулся и, немного сутулясь, зашагал к дому. Я смотрел ему вслед, и мне до боли в сердце стало жаль его одинокого, глубоко несчастного…

Наутро я встал рано и первым делом поспешил туда, где накануне увидел поляну среди кустов, покрытую незабудками. По мосткам я пробрался на другой берег реки, собрал букетик влажных от росы цветов и отправился на сельское кладбище. Всё ещё находясь под впечатлением от рассказа деда Гриши, я горел желанием увидеть… Нину. Среди стройных кладбищенских берёз отыскал ухоженный могильный холмик. С надгробной пирамидки светлым взглядом небесных глаз, на меня смотрела девушка редкой красоты с пышной косой на груди. Холмик был сплошь усеян цветущими незабудками, на которых, словно слёзы, блестели капли росы.